class="p1">Неурядицы в торговле и новые заботы не прошли для купца даром: старик за это время очень сдал, сморщился, как бы уменьшился в росте. Федор с трудом узнавал своего бывшего хозяина.
Иннокентий разделся, удивленно поглядывая на гостей, и сел к столу.
— Гостям мы всегда рады. Рассказывайте, как живете. — Старик увидел на ороне спящего Семенчика. — О, да вы всем семейством! Переезжаете на новое место? Не в город ли?
— Нет, не в город.
Иннокентий видел это по унылому лицу Федора и по тому, как он держал в руках чашку с недопитым чаем, словно не решаясь поставить ее на стол. Купец понял: Федор с Майей опять вернулись к нему. Чтобы скрыть свою радость, он продолжал приставать к Федору с расспросами, пока тот не рассказал ему о своих злоключениях.
Купец выслушал батрака с непроницаемым лицом, не перебив его ни единым словом. Когда Федор кончил, Иннокентий спросил:
— И куда же вы теперь? Где думаете жить? — А про себя подумал: «Время-то не сезонное, кому вы сейчас нужны».
Помявшись, Федор ответил:
— Сами не знаем, куда. Где-нибудь пристроимся.
Иннокентий участливо покачал головой, изображая на своем лице сочувствие, и тоном человека, который готов на все ради ближнего, сказал:
— Да ведь зима на носу. Куда же вы пойдете? Оставайтесь у нас. Поживете до лета, а там — вольному воля…
Федору и Майе ничего другого не оставалось, и они опять нанялись к Иннокентию в батраки. Скот пришлось продать хозяину. Федор и Майя понимали: купец оставил их у себя не из милости — он преследовал свою выгоду. Поэтому Федор и Майя, посоветовавшись, решили летом податься в Бодайбо, на золотые прииски.
Однажды вечером они сообщили о своем намерении хозяевам. Иннокентий поморщился, точно его заставили выпить хвойного отвара, и сказал:
— Уж не думаете ли вы, что в золотопромышленной тайге рай и благодать? Все это — сказки. Там тоже полно голодных и раздетых.
Харитина даже в лице переменилась, когда услышала, что Майя и Федор собираются уходить от них. Ей очень не хотелось терять честную безотказную батрачку, которая вела в доме все хозяйство. Да и Федору не так легко найти замену.
— Зачем же уезжать с родных мест неизвестно куда? — В голосе хозяйки сквозил лед. — Чужая сторона хуже мачехи.
— Батраку везде чужбина, — отпарировала Майя. — Здесь нам ни за что не выбиться из нужды. Так и будем всю жизнь скитаться.
Иннокентий долго о чем-то думал, склонив седую голову, потом пристально посмотрел на Федора, перевел взгляд на Майю и сказал:
— Почему бы вам не найти тех, кто поджег ваш дом, и не подать на них в суд? Пусть возместят вам убытки, чтобы вы могли и построиться и зажить, как люди.
— Кто поджег наш дом и по чьему наущению, нам известно, — сухо ответила Майя. — С ними мы уже однажды судились в продолжение трех лет. Сыты по горло судами. Нам не будет там житья, пока живы родственники Яковлева. Так не лучше ли уехать подальше отсюда и не мозолить ничьих глаз?
После этого разговора между Федором с Майей и хозяином пробежала черная кошка, их отношения заметно ухудшились. Харитина вдруг ни с того ни с сего начинала привязываться к Майе, упрекать в лености и в непослушании, хотя еще недавно не могла нахвалиться своей служанкой.
Весной, после ледохода на Лене, Майя и Федор засобирались к отъезду. Рассчитывая Федора и Майю, Иннокентий сказал:
— Нынче летом я должен отправить купцу Шарапову двести голов скота. По договору. Не взяли бы вы на себя труд сдать попутно этот скот по назначению? Тебе, Федор, не привыкать.
Иннокентию было выгодно, чтобы Федор с Майей перегнали скот в Мачу. Не нужно было оплачивать прогон баржи в два конца. Денежное вознаграждение — один рубль за каждую голову скота, — которое прогонщики получали, можно было переполовинить — заплатить Федору по полтине. Купец много выгадывал на этой сделке.
И для Федора с Майей это было кстати. Им до Мачи не нужно было платить за дорогу, кроме того, они заработают сто рублей. Совсем неплохо.
Еще зимой Иннокентий скупил по дешевке голодающих быков, объездив всю округу. В Намцах, Борогонцах, Баягантаццах, Восточно-Кангаласцах, Западно-Кангаласцах — везде побывал изворотливый купец в погоне за прибылью.
В начале июня ревущее на все голоса стадо пригнали к причалу и погрузили его на большую баржу, арендованную у пароходовладельца Глотова. В помощь Федору и Майе Иннокентий дал одного человека.
Буксир с баржей отчалили от берега теплым июньским вечером. Федор с семейством расположился на барже в каюте шкипера. Майя сидела на жесткой скамейке, держа ребенка на коленях, и тихо плакала. Крупные слезы скатывались по бледным щекам, падали на черную голову мальчика, на руки. Майе тяжело было расставаться с родными местами, с горькими надеждами устроить свою жизнь, не уезжая на край света. А что их с Федором ждет там, в чужой, неведомой стороне? Не окажутся ли они в худшем пекле? Может, зря они не послушались Иннокентия, который всячески отговаривал их ехать в золотоносную тайгу? Он столько нарассказывал им о всяких страхах, что они с Федором потеряли покой.
Буксир все дальше и дальше уходил от берега, огибая богатые обильной травой островки, окаймленные зелеными тальниковыми кольцами.
Вскоре вернулся Федор. Он вместе со своим помощником задавал скоту корм. Федор был в радостном, приподнятом настроении. Придвинувшись к Майе, он обнял ее за плечи, поцеловал в соленую от слез щеку. Майя улыбнулась ему сквозь слезы, положила на плечо голову.
— Хорошо, что мы тронулись до заката, — сказал Федор. — Я думал, что промешкаем до ночи.
Буксир притащил баржу к Мачи на десятые сутки. Быки застоялись на барже и, почувствовав близость берега, громко замычали.
Причалив к пристани, быков выгнали на лужайку. Берег огласился разноголосым мычанием, топотом копыт. Обессиленный продолжительным стоянием скот повалился на землю. Федор знал, где живет Шарапов, и заспешил к нему, желая поскорее разделаться со скотом.
Купец еще спал, когда Федор заявился к нему домой. Пришлось долго прождать, пока хозяин встал, не торопясь позавтракал и вышел на крыльцо.
Шарапов походил внешностью на простого крестьянина, одетого по-праздничному. Лет десять назад он был таким, как все, бедняком — косил сено, пахал землю, ходил на поденку. Потом у него тайно поселился беглый каторжник некто Шалаев. Кто он и откуда, никто не знал. Говорили только, что Шалаев вместе со своими артельщиками где-то в тайге промывает золото. А Шарапов к тому времени в таежной глуши начал торговать спиртом.
Однажды