Ох!
– А вдруг не сработает? – растерянно вопросила я. – Продую Славомиру последнее. Нет, я так не могу.
– Потренируйся на Ратмире. Дубинин ему тоже должен. Не так опасно.
Ну вот, опять Делец. На этом бы я потренировалась.
Но вслух отмахнулась:
– Да ну. Как-то это нечестно.
– Ты со своей патологической любовью к справедливости так и будешь сидеть на овсянке. А ведь не хочешь Славомиру отдавать свои кровные. Что ты в копилочку складируешь? Выплату, зарплату и…
– Десять гривен, – договорила я. – Со Славомиром как раз о честности вспоминать не стану. Он сам виноват. Опозориться просто не хочется.
– Не опозоришься, – авторитетно заявила Верещагина. – Почему он виноват?
– Да потому! Самому стоило с тобой объясниться. А не ждать, что всё за него другие решат. Он, видите ли, платит.
– А, вот в чём дело, – Лучезара заметно опечалилась. – Берест сам со мной разговаривал.
– Ладно, – я поднялась со стула и двинулась к выходу.
– Что, сразу в бой? – ведьма вернулась к пельменям.
– За картами. В шахматы ты ведь играть не станешь. А без предварительной дегустации я даже к Ратмиру не сунусь.
– Да, – согласилась Верещагина, – шахматы – излишне заумное занятие.
Я насобирала по сусекам всевозможных приспособлений, дабы проверить удачу. В одной комнате мне вручили карты и попросили, чтоб не возвращала. Я спросила почему. Ответили: зря валяются. В другой – дали лото, до завтра. В третьей – домино и нарды, возвращать не к спеху. В четвёртой – маджонг. Хозяин его очень любит, попросил беречь. Он иногда играет с Дубининым, отдал обожаемую игру исключительно по этой причине. Вроде как доверяет. Через пару часов я выяснила, что и в «камень, ножницы, бумагу» я Лучезару обыгрываю.
– Ты мне не поддаёшься? – поинтересовалась подозрительно.
Хотя к чему бы ей это?
– Верить надо людям, – соседка изобразила обиду. – Не забывай, мне резани самой очень нужны. Уехать, оставить тебя в покое. Я на твою удачу рассчитываю – обалдеть как. Не тяни время, хватит дегустировать. Иди уже к Ратмиру.
При мысли о покере с Дельцом по телу прошла дрожь. И хочется и колется. И не могу я принять от него те десять гривен. Всё равно вернуть надо. Сумма немаленькая.
– Боязно.
– До чего ты трусливая! Я вот, помню, с таким удовольствием по игромам шарахалась.
– Несколько раз ты у меня всё же выиграла.
– А как ты думала? Предположим, за игральным столом десять человек, а выигрываешь ты одна. Совсем противоестественно. Речь идёт не о количестве партий в твою пользу, а об объёме денежных купюр в общей сложности. Вали давай! И, кстати, не рассказывай никому. Я несколько лет тайну хранила. Сейчас кроме Береста, Ягоды и меня знаешь только ты.
Я подумала, что сложновато будет утаить подоплёку джинсиков от братца.
И ещё захотелось сказать, что в нашем общежитии никто не умеет хранить секреты, но против воли выдала другое:
– Надеюсь, ты теперь превратишься в таракана.
– Не дождёшься, – пообещала Лучезара, – мы не накладывали таких строгих заклятий-наказаний за разболтание.
Я отправилась на десятый этаж. В 1003 никто не открыл. Попробовала дозвониться. Дохлый номер. Цифры на экране мобильника показывали, что приблизительно через сорок минут солнце сядет. На авось я спустилась вниз, в цокольный этаж, где находился тренажёрный зал. Ратмир там бывал. Он умудрялся вести здоровый образ жизни, перемежая его с крайне нездоровым.
Играла музыка, клацало железо. Как я соскучилась по этому месту. Наверное, больше года не заглядывала. С тех пор, как устроилась к Владимиру, забыв про здоровый, начав нездоровый.
Внутри я огляделась и прошла вглубь. Зал тянулся под общежитием. Тут и там вырастали угловатые колонны, ограничивая обзор. Пройдя с десяток саженей, я повернула голову вправо и не поверила глазам. Вот уж кого не ожидала здесь увидеть! Дубинин никогда не тяготел к физическим нагрузкам. А сейчас остервенело лупил грушу. Рядом стоял Пересвет, что-то негромко говорил.
Я засмотрелась.
Вдруг подумала о том, что он весьма красив.
Пересвет.
Тьфу ты, зараза! Тут же одёрнула себя. Любование решительно не ко времени. И думы о нём…
С другой стороны раздался голос:
– Удивлена?
Я обернулась. Признала Ратмира, пусть и не сразу. Сбила с толку блестящая, абсолютно лысая голова. Делец сидел на скамье. Тут же, возле штанги, находился Храбр. Он окинул меня взглядом то ли неодобрительным, то ли раздосадованным. Я подумала, что не нравлюсь ему. Потом решила, мол, не больно-то и хотелось.
– Хорош, – оценила я Ратмира, приближаясь. Затем предложила отыграть Милорада.
– Силёнок-то хватит? – несколько пренебрежительно поинтересовался Делец, что меня внутренне возмутило и моментально породило желание забыть про честность и про порядочность.
– Конечно. Чего бы я тогда пришла?
– Сейчас?
– Сейчас не могу. Ты же в курсе.
– Все в курсе.
Мог бы и не напоминать, что все вокруг знают, чем я занята по вечерам.
– Давай завтра. Часа за три до заката.
– Да мне тебя жалко как-то.
Чего? Я слегка подзакипела. И с наслаждением погладила себя по бёдрам. Гладила я джинсики. Но со стороны выглядело, будто бёдра.
– Себя смотри не пожалей.
Подошёл Пересвет. С интересом прислушался. Я бросила взгляд в сторону. Милорад изо всех сил старался покалечить грушу.
– Завтра не могу, – принялся набивать себе цену Ратмир, – хотя подожди-ка, уточню.
Он извлёк из кармана сотовый и принялся названивать. Зачем выделываться? Если б и вправду был завтра занят, сказал бы твёрдое «нет».
– Куда собираетесь? – вполголоса осведомился Пересвет.
– Недалеко, – туманно ответила я и качнула головой в сторону братца. – Часто он сюда заглядывает?
– Второй или третий раз.
Я понаблюдала за Милорадом. Что его подтолкнуло? Славомир или Любава? Или и тот и другая?
– Где он подрабатывает?
– Сухари по ночам в полуподпольном цехе фасует. В Новой Гати.
Ох, не стоял бы ты так близко, Пересвет, со своим обаянием и восхитительным запахом!
– К нему Любава заходила?
– Да. Он готовился спать. Но тут начал демонстративно собираться на тренировку.
Я помню, как сильно мне хотелось погрузиться в сон после того, как проработала всю ночь.
– Лучше бы дрых. Недосыпание вредно.
– Он тоже так решил и улёгся после её ухода.
– Ладно, давай завтра, – постановил Ратмир, откладывая в сторону мобильник. – В два. Сможешь?
– Смогу, – согласилась я и развернулась, чтобы уйти. Пересвет ухватил мою руку и прошептал на ухо:
– Что ты задумала?
– Не трогай, – борясь с собственными желаниями, отозвалась я, также шёпотом, – у меня брат злой.
Пересвет глянул на Дубинина, который остановился и печально обозревал грушу. А я заставила себя моментально удалиться.
За дверью чуть не бросилась в слёзы. Чего я его всё отталкиваю? Но не преминула себе напомнить про ножки и их переменчивость. Про то, что ни в коем случае нельзя показывать себя такую другим людям, пусть они и готовы посмотреть. Особенно парню, какой не безразличен…
Я поднималась пешком, а на площадке десятого этажа столкнулась с Гуляевым и его приспешниками. Верно, Дубинина ищут. Терпежу не хватает? Полагаю, богатые люди в большинстве своём жадные. Или Славомир так самоутверждается? Да рассчитаемся мы с тобой. Не горюй.
Я небрежно бросила:
– Он на работе.
Прошла мимо, отметив, как пронзительные глазки Лазаря ощупали меня с ног до головы. Успела подняться на несколько ступенек, и тут меня настиг приказ Славомира:
– Стой! Иди сюда!
Я опешила от такой бесцеремонности. Повернулась, чтобы поставить горлохвата на место:
– Охренел?! Со слугами так разговаривай!
Вообще-то, по моему мнению, со слугами-то как раз нужно говорить ласково. Они имеют доступ к твоим вещам, деньгам, еде. А ко мне, любимой, и вовсе стоит относиться бережно. Такая замечательная на свете одна.
Я продолжила подъём, снова уловив за спиной смешок.
Точно, Лазарь.
Глава II
Утром следующего дня, в главном корпусе, перед стенгазетой высказывалась Зорица. Призывала быть добрее и щедрее. Собирала гривны, следуя за высокими целями. Я предпочла не читать, что там на стене написано (интересно, они с Младой теперь дома свой листочек рисуют? Приобретёт ли им Боянович новое оборудование, дабы продолжили стряпать выпуски на продажу?), но не услышать не могла. Зорица уговаривала скидываться на помощь приюту для брошенных животных. Я не против благотворительности. Однако акула в качестве основного аргумента приводила:
– Всё добро, какое мы приносим другим, к нам непременно возвращается!
А я в это не верю. И считаю, что нельзя делать добро, руководствуясь столь корыстным принципом. Это уже не добро, а вложение денег в собственное будущее благополучие. Добро нужно делать исключительно из желания его совершать. Ничего не ждать взамен. Удивительно, как люди умеют всё обращать себе на пользу!