— А Хисваханна умер в голодной яме князя Арзу Арханны!
— И воспринял это смиренно, как и подобает мудрому. Но ты прав. Оба они дурно умерли, что лишь подтверждает горькую судьбу мудреца в нашем несовершенном мире. Но будь покоен — я пройду испытание. А уж глотну я Силы или нет — там увидим.
…Ночь, злая же ты ночь. И опять, опять воспоминания. На сей раз — сестра, любимая сестра, Аннахайри.
Красавица, каких мало под Солнцем, так говорят. Недаром государи брали в жены самых красивых из благородных девушек — вот их кровь и сказалась в ней. Как говорили поэты: красавица, губительница сильных, сводящая с ума мудрых, стройная, как сосна на склоне, гибкая, как рыбка в горном потоке, глаза ее — два отравленных клинка ночного убийцы, губы ее — отверстая рана, шея ее — гордое древко победного знамени, а грудь ее — престол владыки мира. Она идет, как ветерок среди деревьев, дыхание ее — прохлада в знойный час, кудри ее — грива дикой кобылицы, и гордо встряхивает она головой. Она — охотница, она — убийца жестокосердная, дщери Солнца склоняются перед ней, и тень бежит от победного взора ее… О, дева, лишь тот удостоится тебя, кто сдастся смиренно, ибо завоеватель — погибнет, а ты рождена для власти…
— Я завидую тебе, — говорит сестра, сцепив руки на корнях. Сейчас она как никогда хороша. — Ты мужчина. Тебе дозволено испить Силы, а мне — нет. А я бы — смогла… Я бы взяла ее всю, без остатка!
— Зачем?
Аннахайри мотает головой, и кудрявые густые пышные волосы хлещут по плечам, гладко обтянутым алым шелком.
— Отец хочет отдать меня замуж.
— И что же? — Он медленно перебирает густые пряди сестры. Так приятно чувствовать их гладкую тяжесть. В детстве он любил дергать её за тысячу косичек, а теперь как-то боязно, да и косички, как в детстве, ей уже не заплетают. — Такова судьба всех женщин — выйти замуж, и родить детей, и жить в почете и славе.
— Не хочу я такой славы! — вскакивает сестра. — Я хочу… я хочу умереть молодой. Красивой, чтобы все восхищались и жалели!
— И для этого ты хочешь Силы? Куда проще яду выпить. Сила-то зачем? — тихо смеется он. — Дурочка. Ты…
— Молчи, сам дурак! Ты ничего не понимаешь! Вы все, мужчины, тупые, грязные, вонючие свиньи! — в слезах кричит она.
— Сядь, — он заставляет сестру сесть. — Лучше успокойся и говори. Вдруг я смогу тебе помочь.
— Ты так легко об этом говоришь, — шмыгает она носом. — Я тебе завидую. Ты свободен, ты можешь решать. Все мужчины свободные.
«Ага. Вот получу Силу, и где будет моя свобода? Один долг останется».
— Нет, чего ты хочешь-то?
— Я… я хочу власти чтобы самой решать за себя. Я не хочу служить мужчине. Я хочу, чтобы они… Хочу быть воительницей, как княжна Тисмани!
— Тисмани сейчас дряхлая брюзга и кормится с руки варварского наместника. Представь себе старуху на коне и в доспехах. Обхохочешься!
— Вот потому я и хочу умереть молодой. Хочу жить коротко и ярко, получить все, что можно, от жизни!
— А ты не подумала, что это самое «все» включает в себя еще и страдания, болячки, потери?
— Я знаю! — топает ногой сестра, и золотые колокольчики на ножном браслете тоненько звенят, словно смеясь над ее слабым женским гневом. — Потому я и хочу Силы… — тяжело дышит она. — Я проживу мало, ибо большая часть жизни нашей — страдания, а я лишь радостные годы проживу. И умру на глазах у всех, красиво, и все будут скорбеть по мне…
Денна молча смотрит на сестру.
Каждый по-своему использует Силу. Аннахайри хочет сжечь себя. Красиво и бесполезно.
А что ты сделаешь, тан хэтан-ару, если все же сумеешь испить?
— За кого хочет выдать тебя отец?
— Что? — словно просыпается королевна.
— За кого отец хочет выдать тебя?
Аннахайри дергает плечом.
— За варварского князя, — фыркает она.
— И что же тут дурного? — изумляется Денна. — Это — наши варвары, и сам Аргор был из их рода. Они высоки ростом, сильны и красивы, что же тебе еще нужно? У них в обычае брать только одну жену, и наложниц они не держат. Ты будешь единственной его госпожой.
— Отец платит мной. Он боится, что варвары предадут его.
Денна нахмурился и отвернулся. Даже сестра видит, что отец боится. Все видят, что он слаб. Денна мучительно скривился, пытаясь не дать волю жалости. Государей нельзя жалеть.
— А варвар берет тебя, чтобы обрести могучую родню. И потому никогда не посмеет тебя обидеть. — Он улыбается. — Вот ты и достигнешь своего — будешь повелевать мужем! — смеется Денна. — И не надо тебе никакой Силы! А Тисмани, — добавляет он, — ни мужа не имеет, ни дома, ни золота. Только воспоминания, от которых еще противнее жить. И смелости умереть у нее тоже нет… Успокойся, сестра. Поверь мне, на свете можно добиться чего угодно и без Силы.
В подземной галерее холодно и темно. Тихо, торжественно и страшно. Молчание и вечность.
Во мрак уходит длинный ряд безмолвных изваяний священных государей. По ним можно судить о благоденствии царственного рода, усмехается про себя Денна. Вон те, самые ранние, грубые и плоские, еще хранят следы позолоты, а в глазницах блестят редкие самоцветы. А вот уже время разлада — изваяний много, сделаны на скорую руку из дерева. Тогда священные государи долго не жили. И ни золота, ни камней, даже лица почти одинаковые, только по надписям на старом языке и поймешь, кто есть кто. А вот — как вспышка в свете факела — Эрхеллен. Надменное, некрасивое, но завораживающе волевое лицо. Эрхеллен сам приказал сделать эту статую. Работа знаменитого мастера Инхуанны. Ему потом отрубили руки, чтобы он не мог изваять ничего более прекрасного, и мастер дожил до конца своих дней в почете и славе среди заботливых слуг в подаренном государем поместье. Правда, этот конец настал скоро — через полгода. Мастер спился или слишком много вкушал черного дыма.
Эрхеллен сидит, скрестив ноги, как было в обычае древних государей, еще помнивших долгие кочевья, и держит на коленях обнаженный изогнутый меч. Голова надменно поднята, глаза полуприкрыты, на губах зарождается всезнающая улыбка. Искусный мастер отлил его статую из бронзы, полировка и чеканка играют в свете факела, создавая иллюзию живого смуглого тела. Он изображен как Небесный Страж — охранитель Солнца, хотя и не наг, как они, а облачен в доспехи. Глаза его сделаны из белой эмали и обсидиана и кажутся живыми, а на шее и руках — настоящие драгоценные ожерелья и браслеты, которые приносят ему в жертву, как божеству.
Еще несколько изваяний — несколько поколений. Они все представляют правителей в виде Небесных Стражей, в той же позе, что и Эрхеллен. Но это лишь слабые подражания, и опять они похожи, как близнецы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});