10
В снежных недрах морозильника я нашёл окаменевшую сосиску. Из консервов осталась банка килек, купленная не то в период полного безденежья, не то из ностальгических соображений.
Спать хотелось до отупения, но я всё же разогрел несчастную сосиску, взял консервный нож, выставил перед собой две бутылочки пилзенского «Урквела». Ужин при свечах — свечи как раз трепетали на мониторе компьютера. Включился скринсейвер, сохранитель экрана. Потрескивание костра, доносящееся из шлема, было как нельзя уместно.
Ну её к чёрту, глубину! Неудачника этого. Сейчас, в реальном мире, всё происходящее казалось пьесой абсурда. Если завтра утром Неудачник не расколется — выходим с Викой из пространства гор. Навсегда. Пусть рассказывает свои сказки скалам и соснам — они оценят.
Я глотнул холодного пива, тихонько застонал от удовольствия. Принялся вскрывать кильку. Аккуратно отрезал крышку, подцепил вилкой…
И чуть не упал со стула.
На меня укоризненно смотрела сотня рыбьих головок.
Где-нибудь в виртуальности подобная шутка меня бы не удивила. А вот в настоящем мире…
Я подцепил облитые томатом головы, пытаясь найти хоть одну целую рыбёшку. Ничего. Очень старательно сделано. Я представил себе рыбозавод… этакую плавучую махину… или килек консервируют на берегу? Конвейер с этой низкосортной продукцией. Офонаревших от рыбной вони и монотонного труда девчонок на конвейере. Вот одна из них снимает с ленты пустую банку и начинает плотно напихивать в неё рыбьи головки. Шутка.
Я действительно засмеялся, с содроганием закрывая банку. Ужинать было нечем, но обиды на безвестную работницу я не испытывал. Наоборот. Всё оказалось неожиданно уместным.
Присосавшись к бутылке, я разом прикончил первый «Урквел».
Дайвер, тебе захотелось чудес? Машинного разума и людей, входящих в виртуальность напрямую?
Очнись, дайвер! Вот они, доступные нынешнему миру чудеса! Слямзенное пиво, фаршированные глазами килькины головы, духота и грязь старушечьей квартиры, малолетняя шпана на лестнице, надоедливая капель из крана на кухне.
Это — жизнь. Какой бы дурацкой и скучной она ни была. А там, внутри шлема, созданная машинами и подсознанием сказка. Наш электронный эскапизм.
Я открыл вторую бутылку пива, взял банку, вышел на балкон и вывалил её содержимое в чахлый палисадник. Бродячих кошек ждёт пир этой ночью.
— Неэтично! — укорил я сам себя. В мои мозги, не хуже чем в Викину программу, вшито, что мусор из окна кидать не стоит.
Но, в отличии от машин, мы умеем плевать на запреты. С балконов.
Прямо с остатками пива я прошёл в туалет. Расстегнул комбинезон, поглядывая на бутылку. Пить уже не хотелось.
— К чему этот долгий и утомительный процесс? — риторически спросил я и вылил остатки пива в унитаз.
Я добрёл до кровати, выключил свет. Сколько ж можно спать, скрючившись за столом, с электронной кастрюлей на голове? Было тихо, очень тихо. И юнцы на площадке утомились терзать гитару.
Только ровно гудел компьютер и мерцали свечи на экране.
Я перевернулся, утыкаясь лицом в подушку. Но сон отступал. Там, в глубине, лежит неподвижное, мёртвое тело Стрелка. Скучно ли ему без меня? Что-то в этом есть, самую чуточку, от предательства.
— В последний раз! — простонал я, поднимаясь. Надел шлем, воткнул разъём костюма в порт. Положил руки на клавиатуру.
deep Ввод.
Во сне я прижимаюсь к Вике, и она что-то бормочет, поворачиваясь на другой бок. Как ни тих её голос, но я просыпаюсь.
Значит, тоже спит в глубине.
Костёр уже догорел. Наверное, близится утро, но темнота пока не отступила. Лишь красные отсветы от догоревшего костра. Неудачник неподвижным кулём лежит в сторонке. А вот взять, да пихнуть тебя хорошенько, дружок! Здесь ты, с нами, или вышел из глубины и отсыпаешься в тёплой мягкой постели?
Я смотрю в небо, в чёрный искристый хрусталь. Как я говорил Вике? «У нас украли небо»…
Да, украли. И чем больше людей уйдут сюда, тем дальше станут звёзды.
Впрочем, не только в звёздах дело. Всегда останутся те, кому недоступен этот мир. Неприкаянные подростки, не находящие себе работы, девочки с рыбозаводов… Вначале — сложенные рядками рыбьи головы в банке. Шутка — или безмолвный крик, протест? Вначале головы рыбьи. Только потом покатятся с плеч человеческие.
Ждёт ли нас новое пришествие луддитов? Бунт против машин, всё более непонятных и пугающих обывателя? Или всё же будет найден выход?
Поворачиваюсь, смотрю на Неудачника. Если ты — разум сети, если ты — человек, покоривший виртуальность, то можешь стать тем самым выходом. Прорывом за барьер, выходом из тупика. И Дибенко, если Человек Без Лица и впрямь он, это понимает.
Стоит ли играть в благородство, укрывая Неудачника?
Если он — спасение, слияние миров?
Я не знаю. Я самый обычный человек, случайно наделённый дурацкой стойкостью к дип-программе. На этом я зарабатываю свой кусок хлеба, а изредка — толстый шмат масла с икрой. Но не мне спасать мир, не мне решать, что для него благо, а что — зло.
Ничего у меня нет, кроме той смешной ветхой морали, о которой сокрушалась Вика. А мораль — хитрая штука, она никогда не даёт ответов, наоборот, мешает их найти.
Легче быть праведником или подлецом, чем человеком.
Мне уже совсем горько и мерзко. Так может себя чувствовать провинциальный спортсмен, которого включили в олимпийскую сборную и велели бороться с чемпионами. Не моя это судьба…
И тут в небе рождается звук.
Я снова переворачиваюсь на спину, вглядываюсь в чёрный хрусталь. А он дал трещину — голубую полосу через весь небосклон. Ослепительную, прямую стрелу, мчащуюся вниз.
— Что это, Лёня?
Вика уже сидит, откидывая с лица пряди волос. Когда она проснулась?
Или когда я уснул?
Что вокруг — сон или явь?
— Метеорит, — отвечаю я Вике.
Голубая стрела всё ниже, тонкая поющая трель — шлейф её, сгусток пламени на конце — остриё.
— Это падает звезда, — очень серьёзно говорит Вика, и я понимаю, что всё-таки сплю.
А Неудачник не шевелится.
Трещина прочерчивает небосклон до конца и вонзается в землю. Голубая полоса гаснет — небо умеет лечить свои раны. Лишь там, где звезда коснулась гор, пылает бледный огонь.
— Ты обещал, что мы найдём звезду, — говорит Вика.
Во сне всё просто. Я встаю, протягиваю ей руку. Мы перешагиваем через Неудачника и начинаем спускаться по склону. Всё неправильно, к звёздам идут вверх, но со снами не спорят.
Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасывая теней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождение скал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира. Это почему-то очень важно, но сейчас мы смотрим лишь на звезду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});