от алкоголя тоже являются потенциальными признаками экстремизма[200].
Один китайский мусульманин рассказал Австралийской телерадиокорпорации, что наличие молитвенных ковриков или религиозных книг в доме часто бывает основанием для задержания[201]. Полиция следит за телефонами людей с помощью шпионских программ, установка которых обязательна. Human Rights Watch отметила, что сетевая информация, предоставляемая приложением IJOP через физическое и виртуальное наблюдение, описывается китайскими властями как серия фильтров или сетчатых устройств по всему региону, отсеивающих нежелательные элементы.
Как только они будут отфильтрованы, эти нежелательные элементы могут оказаться в одном из многочисленных лагерей перевоспитания, которые открылись по всему Синьцзяну за последние несколько лет. (Никто точно не знает, сколько их, оценки варьируются от 27 до 1200.) Адриан Зенц подсчитал, что в таких лагерях содержатся (или содержались) до 1,5 миллиона человек, то есть примерно каждый шестой взрослый мусульманин Синьцзяна. По большей части задержанным не предъявляются обвинения в совершении преступлений, и эти люди не могут оспорить свое задержание. На партийной конференции в марте 2019 года китайский чиновник заявил, что лагеря являются образовательными учебными центрами типа школ-интернатов, где учащиеся питаются и живут бесплатно[202].
Бывшие заключенные рисуют гораздо более мрачную картину: их не кормили, пока они не простоят несколько часов, скандируя да здравствует Си Цзиньпин, лишали сна и пищи в наказание за то, что они недостаточно быстро учили китайский язык, избивали и заставляли принимать стрессовые позы.
Казахская мусульманка, сбежавшая из лагерей, сообщила израильской газете «Гаарец», что женщин там неоднократно насиловали. Она сказала, что заключенных вынуждали признаваться в своих грехах, одним из которых могло быть недостаточное знание китайского языка. По ее словам, их также заставляли есть свинину, избивали электрическими дубинками и сажали на гвозди. Некоторых подвергали принудительным медицинским экспериментам или абортам. Их семьи не знали, куда уехали люди и когда их освободят. По возвращении домой задержанные рассказывали, что соседи зачастую боялись к ним подходить. Знакомство с заключенным может увеличить ваши шансы стать таковым[203].
Но и освобождение не является гарантией жизни, свободной от притеснений. Один уйгур рассказал Human Rights Watch, что, отсидев несколько недель в следственном изоляторе за нарушение общественного порядка, он попытался войти в торговый центр, но при этом включилась сигнализация. Полицейские доставили его в участок и велели держаться подальше от общественных мест. Он сказал им: «Я был в следственном изоляторе, и вы, ребята, освободили меня, потому что я невиновен… Что мне теперь делать? Просто сидеть дома?» По его словам, страж порядка ответил: «Да. Это лучше, чем задержание, верно?»
* * *
Будь Синьцзян единичным случаем китайских репрессий – все равно ситуация выглядела бы довольно пугающей. Но это лишь самое экстремальное воплощение китайского полицейского государства. В ряду других его аспектов – государственная система социального рейтинга граждан, в которой оценивается и ранжируется их финансовая и политическая благонадежность – по аналогии с тем, как на Западе частные компании оценивают финансовую кредитоспособность людей. Рейтинги еще не стали общенациональной программой, но, похоже, к этому все идет. Система опирается на информацию из многочисленных источников, включая банки, интернет-магазины, активность в WeChat и Weibo – тщательно отслеживаемых китайских сервисах обмена мгновенными сообщениями – и, конечно же, полицейские и судебные протоколы.
Гражданам с низким социальным рейтингом труднее выезжать за пределы Китая, покупать билеты на самолеты или скоростные поезда и отправлять детей в частные школы. Прежде чем американский читатель начнет качать головой, сокрушаясь по поводу несправедливости такой системы в далекой стране, предлагаю вспомнить о побочных последствиях судимости на родине. В Соединенных Штатах бывшим заключенным – зачастую независимо от того, какое преступление они совершили и как давно – может быть запрещено пользоваться государственным жильем, голосовать, получать социальные пособия и проходить профессиональную подготовку. У них всю оставшуюся жизнь могут возникать трудности с устройством на работу, особенно такую, за которую платят прожиточный минимум.
Система слежки в Китае включает неустанный мониторинг онлайн-привычек граждан и обширную сеть видеонаблюдения. Согласно отчету Брукингского института, опубликованному в июле 2019 года, использование интернета в Китае контролируют более шестидесяти полицейских агентств. В докладе «Экспорт цифрового авторитаризма» также отмечается стремление китайского правительства к постоянному мониторингу общественных пространств с целью создания вездесущей, объединенной в единую сеть, всегда работающей и полностью контролируемой системы наблюдения (цитата из правительственной комиссии Китая)[204].
Технический репортер «Нью-Йорк таймс» из Шанхая Пол Мозур сообщил, что по состоянию на июль 2018 года в Китае насчитывалось около двухсот миллионов камер видеонаблюдения, что примерно в четыре раза больше, чем в Соединенных Штатах[205]. Вероятно, в период между тем днем, когда Мозур написал эту фразу, и моментом, когда вы ее прочитаете, власти Китая установят еще миллионы. Кроме того, по сравнению с США, где большинство камер находятся в частной собственности и контролируются, в Китае камеры в подавляющем большинстве принадлежат правительству. Мозур сообщил, что имена, лица и государственные идентификационные номера китайских пешеходов и водителей, нарушающих ПДД, появляются на рекламных щитах. Полицейские носят очки с функцией распознавания лиц. Эта обширная система онлайн- и офлайн-наблюдения позволяет правительству с пугающей дотошностью документировать и сохранять сведения о действиях граждан.
Во время протестов в Гонконге летом 2019 года демонстранты прикрывали лица зонтиками, чтобы не попадать в камеры видеонаблюдения. Один итальянский журналист-фрилансер опубликовал в «Твиттере» замечательные кадры, на которых протестующие с помощью лазера ослепляют камеры слежения. Некоторые люди сносили фонарные столбы, на которых могло быть установлено оборудование для распознавания лиц и голосов.
Не исключено, что сейчас вы задумались, не отменить ли запланированный отпуск в горах Юньнани или паломничество к терракотовым солдатам в Сиане. Возможно, вы говорите себе: «Со мной все будет в порядке, если я просто буду держаться подальше от Китая». Но все не так просто. Huawei, Hikvision, Tiandy, Dahua и другие крупные компании, занимающиеся технологиями видеонаблюдения, ведут процветающий бизнес, продавая свои товары компаниям и правительствам за пределами Китая.
В отчете Брукингского института подробно рассказано, как технологии наблюдения, произведенные китайскими фирмами, используются в странах Юго-Восточной Азии, Латинской Америки и Африки к югу от Сахары. Сети уличных камер есть в Сингапуре, камеры шпионят за журналистами в Эфиопии, а Венесуэла собирает обширную базу сведений о деятельности граждан. Китайские технологии видеонаблюдения, как правило, добротно сделаны, конкурентны по цене и просты в использовании – и в результате появляется множество полицейских государств, насквозь пронизанных видеонаблюдением.
До сих пор наиболее пугающие аспекты экспортируемой Китаем правительственной слежки проявлялись в странах со слабой государственностью и давней историей враждебного отношения к гражданским свободам. Китайские технологии наблюдения не превратили Эфиопию в опасное место для независимых