с точки зрения безопасности Британской империи в Азии, со своим принципиальным соперником на международной арене. Соответственно, временное сглаживание наиболее острых углов во взаимоотношениях с Германией привело к тому, что, во-первых, значение Балкан как комплекса региональной безопасности, нацеленного против австро-германского блока, снижалось. Во-вторых, в условиях англо-германской «разрядки» чиновники Форин Оффис, в отличие от более раннего периода, постепенно отходили от восприятия региона как инструмента укрепления британско-русской Антанты.
Проявлением новой тенденции в балканской политике Англии можно считать реакцию официального Лондона на военную миссию в Константинополе германского генерала О. Лимана фон Сандерса. В соответствии с соглашением, заключенным между Берлином и Портой в ноябре 1913 г., группе германских военных в составе 42 человек поручалось провести реорганизацию османских вооруженных сил; Лиман фон Сандерс был назначен командующим первым армейским корпусом в Константинополе. В Петербурге новость об отправке немецкой миссии в Константинополь вызвала шквал негодования: военное присутствие Германии на Босфоре могло обернуться для России стратегической ловушкой в случае войны с Центральными державами[981].
В Лондоне в свою очередь не рассматривали германскую акцию как повод для серьезного беспокойства. Британские дипломаты характеризовали страхи русского правительства как неоправданные и преувеличенные[982]. В данном вопросе Британия заняла уклончивую позицию. В обозначенный период Лондон попытался сочетать в своей ближневосточной политике такие разнородные элементы как стремление сохранить англо-русскую Антанту, с одной стороны, и курс на сближение с Германией, а также нежелание окончательно отталкивать от себя Порту – с другой. На словах британские дипломаты не отрицали справедливости протестов Петербурга: послы Тройственного согласия выступили с совместным демаршем в Константинополе. Признавая право России в случае провала попыток достичь компромисса с Германией на меры, необходимые для восстановления ее престижа, чиновники Форин Оффис вместе с тем не считали возможным оказать своему партнеру по Антанте поддержку в том объеме, в котором ее ожидал от Англии русский МИД[983]. Настаивая на отстранении Лимана фон Сандерса от командования константинопольским гарнизоном, британцы сами оказывались в довольно щекотливом положении, ибо реорганизацией турецкого флота руководил британский адмирал А. Лимпас, а в декабре 1913 г. османской стороной был сделан официальный запрос британскому правительству на отправку дополнительно 8 морских офицеров и 24 служащих в Турцию.
Кроме того, почти в это же время Порта заключила важное соглашение с группой британских компаний, занимавшихся выпуском военной продукции: «Армстронг, Уитворт и Ко» и «Викерс Лтд.». В соответствии с новым контрактом создавалась компания, которая номинально являлась османской, но управлялась группой британских директоров. Она на 30 лет получала монополию, за исключением бассейна Красного моря и Персидского залива, на ремонт и сооружение военных судов Османской империи. Компании также передавались существовавшие военные арсеналы в константинопольской бухте Золотой Рог и право на постройку военно-морской базы с большим плавучим доком в Исмиде (северо-запад Малой Азии)[984].
Все эти мероприятия Порты в конце 1913 г. привели к тому, что, во-первых, британские военно-промышленные предприятия приобретали гарантированные заказы на довольно продолжительный срок, а, во-вторых, англичане могли контролировать состояние турецкого военно-морского флота и, соответственно, ситуацию в Восточном Средиземноморье. Конечно, турки, опираясь на свой многолетний и проверенный опыт лавирования между великими державами, рассчитывали таким образом нейтрализовать Россию и извлечь выгоды из англо-германского сотрудничества. При таком раскладе интересам Берлина и Лондона противоречил распад Османской империи.
Несмотря на высокие ставки (фактически на кон был поставлен контроль над Проливами), инцидент с германской военной миссией был урегулирован дипломатическими средствами. Генерал Лиман фон Сандерс был произведен в ранг генерального инспектора турецкой армии и, следовательно, освобожден от должности командующего столичным армейским корпусом. Урегулированию кризиса, как нам представляется, во многом способствовала неопределенная позиция, занятая Великобританией: ни Петербург, ни Берлин не решались предпринимать резкие шаги, не зная, какова будет реакция Лондона.
Казалось бы, сочетание политики «Антанты» и «детанта» приносило свои плоды. Временное взаимопонимание с Германией по балканскому и ближневосточному вопросу позволяло британскому правительству переключить внимание на упорядочение отношений с Россией в Персии и Центральной Азии. Как убедительно показала в своей монографии американская исследовательница Дж. Сигел, накануне Первой мировой войны британское и российское руководство пришло к осознанию того, что конвенция 1907 г. исчерпала себя. В Лондоне и Петербурге, а также среди британских и российских дипломатов на местах все настойчивее раздавались призывы пересмотреть один из ключевых пунктов соглашения 1907 г. – о нейтральной зоне в Персии. Речь шла о ее окончательном разделе на русскую и британскую сферы влияния[985]. Однако конкретные детали территориального размежевания, а также желание России укрепить свои позиции в Афганистане, с одной стороны, и действия Великобритании, направленные на установление контроля над Тибетом, – с другой, препятствовали эффективному поиску компромисса. Несомненно, новый раунд в «Большой игре», призом в которой являлась гегемония в Азии, создавал ощутимое напряжение в англо-русских отношениях, но все же не вел к разрыву Антанты.
На первый взгляд, флуктуирующая блоковая политика позволила Лондону достичь того состояния равновесия международной системы, которое в общих очертаниях напоминало реалии XIX в., когда Великобритания играла роль системного лидера без видимых на то усилий и успешно отстаивала свои интересы, используя механизм «европейского концерта», но, как будет показано в следующем параграфе, своими действиями британское правительство только нагнало туман в «балканский лабиринт», тем самым приблизив трагическую развязку.
§ 4. Одержимость «Карфагеном» захлопнула «Фукидидову ловушку»? Балканское измерение Июльского кризиса 1914 г. и Великобритания
«Карфаген должен быть разрушен!» – эта фраза, позаимствованная французским послом в Вене Альфредом Дюменом у римского сенатора Катона-старшего[986], как нельзя лучше характеризует моноориентированность внешней политики Австро-Венгрии. Только в отличие от римского сенатора, ратовавшего за полное уничтожение главного геополитического соперника республики и установление безраздельного господства Рима в Средиземноморье, правящие круги Дунайской монархии преследовали куда более скромные цели: все их внешнеполитические построения сводились к расправе над малой страной Балканского полуострова – Сербией. Такая феноменальная региональная концентрация внешней политики великой державы, являвшейся неотъемлемым элементом баланса сил в Европе и важной частью существовавшей в начале XX в. «паутины» союзов, не могла не отразиться на функционировании всей предвоенной системы международных отношений, что и проиллюстрировала цепь драматических событий, запущенных роковой гибелью наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и его супруги герцогини Софии фон Гогенберг от рук члена подпольной организации «Млада Босна» Гаврилы Принципа 28 июня 1914 г. Осознавали ли сами великие державы, в том числе и Великобритания, степень и возможные последствие такой «растворенности» внешней политики Дунайской монархии в «балканском лабиринте»? И действительно ли Англия, стремясь не допустить появление еще одной мировой державы, подобно эллинскому гегемону, угодила в описанную Фукидидом ловушку, запутавшись в «балканском лабиринте»? В заключительной главе мы постараемся дать ответы на эти вопросы.
В силу набора причин