Читать интересную книгу Край - Ян Кошкарев

в приятном забытье без забот и хлопот, не заботясь о будущем. Завтра настанет новый день, а проблемы надо решать по мере поступления. Еще бы Однорогов не мешал отдыхать.

– Как остальные? – спросил он для поддержания беседы. – Конь, Лева…

– Они помогать тебе пошли, – сказал Митька, легкомысленно покачивая ногой.

Сон мгновенно вылетел из головы, заботы и хлопоты разом навалились и прижали к кровати.

– Что делать? – напрягся Саня. У Конева понимание слова «помощь» отличалось своеобразием.

– Потрясти хмыря, который твою телку кадрит, – беззаботно пояснил Митька, перелистывая страницы в книге. – Ерунду читаешь, какие-то аборигены, луна-рыбы…

– Где? Как? Какого хмыря? – Саня приподнялся на кровати, едва не задев стойку с капельницей.

– Расслабься, нормально все будет. Они его возле ее дома подкараулят и проведут небольшую разъяснительную беседу по поводу того, как нехорошо чужих девушек уводить.

– Идиоты! Придурки!

– Зачем обзываться? – обиделся Однорогов. – Мы для тебя стараемся по дружбе.

– Я не просил! – закричал Саня и резко понизил голос, испугавшись, что на крик прибежит какая-нибудь медсестра. – Она не моя девушка, мы расстались по обоюдному согласию!

– Мы ж не знали, – оправдывался Митька. – Не переживай, ничего страшного не случится. Припугнут слегка, подумаешь, невелика беда.

Саня выдрал иглу капельницы.

– Ты что делаешь? – испугался Однорогов, откладывая книгу на тумбу. – Тебе нельзя вставать. Тебе совсем напрягаться запрещено. От перенапряжения можно умереть.

Саня попробовал встать, но почувствовал, как потемнело в глазах и подкосились ноги. В таком состоянии он далеко не дойдет, свалится еще на пороге больничной палаты.

– Сюда! – позвал он Однорогова. – Помогать будешь.

– Ни в коем случае! Если мать узнает, она меня…

– Бегом, – скомандовал Саня, не желая выслушивать взывающие к жалости всхлипы. – Переживешь.

Он ухватился за перепуганного Митьку, положив ему на плечи руку.

– Веди!

– Куда?

– Спасать людей от вашей помощи.

– Меня Конь пришибет, если узнает, что я проговорился, – засуетился Однорогов. – Ты не должен был знать.

– Пошли, потом поплачешься.

Вышли из палаты. Предстояло самое сложное – выбраться из больницы, не встретив любопытной медсестры. Им почти удалось, но у входа их заметила врач из приемного отделения.

– Куда вы намылились так поздно? – спросила она грозно.

– Воздухом свежим подышать, – сказал Саня.

– А не поздновато ли для прогулок?

Митька прибегнул к железобетонному аргументу:

– Мама разрешила. Елена Владимировна Однорогова, которая заведующая отделением.

– Да? – врач посмотрела на них с недоверием. – Ты ее сын?

– Мы чуть-чуть посидим на улице и назад вернемся, – пообещал Митька, надеясь, что никому не захочется выяснить, действительно ли им позволили покинуть здание.

Саня, в свою очередь, из последних сил изображал твердо стоящего на ногах человека, которому безумно хорошо и для счастья не хватает только свежего воздуха.

– Ладно, идите, – разрешила женщина. – Учтите, вернуться нужно до двадцати одного ноль-ноль.

– Обязательно, – пообещал Саня и, собрав остатки сил, поковылял к выходу. Митька поспешил следом, мысленно проклиная друга за то, что теперь достанется и от Коня, и от матери.

48.

Тоцкий мысленно разыгрывал будущую беседу с всевозможными вариациями. В его воображении Барашкова представала то слишком умной и рассудительной девушкой, со зрелостью взрослого воспринимающей логические доводы, то ветреной и взбалмошной девчушкой, напрашивающейся на хорошую порку отцовским ремнем.

Как подобрать правильные слова, щадящие хрупкую психику человека в возрасте ранней юности? Вопрос представлялся чрезвычайно щекотливым.

От важности задачи взопрел, выдернул из общей тетради листок в клеточку и выписал примерное содержание беседы. В воображении получалось довольно складно, но, ложась на бумагу, мысли почему-то портились. Он перечитывал их по десять раз, ровно до момента, когда слова начинали казаться ему глупыми, грубыми и неуместными.

Недолгий опыт общения с Барашковой не позволял предугадать ее реакцию на высокопарные сентенции, которые он безрезультатно выписывал на листок и зачеркивал. Соглашаясь работать учителем, он не рассчитывал вести задушевные беседы на скользкие темы.

Он со злостью швырнул карандаш, от подобного обращения потерявший кончик грифеля. Хотелось забросить все, оставить вещи, одеться, уйти в ночь и не вернуться. Что за жизнь? Одна девчонка, а столько неприятностей. Он вот-вот был готов ее возненавидеть.

Постучали. По скребущемуся звуку легко угадал Барашкову.

– Заходи!

Она с довольным видом впорхнула в класс, скользнула к парте и уселась, словно прилежная школьница с обложки букваря. Тоцкий закрыл дверь на защелку. Ольга посмотрела на него, заинтригованная многообещающим началом.

– Барашкова, – он говорил нейтрально-официальным тоном, но она, кажется, воспринимала это как очередную игру. – Сегодня я должен сдать список с оценками за экзамен. Я придержал протокол на день.

Ольга с первой же фразы догадалась, в каком русле пойдет разговор.

– Я проверил твою работу, – продолжал Тоцкий. – Хватает максимум на тройку.

– Блин, – расстроилась она. – Что я сделала не так?

– Забыла про минус. Раза четыре. И вот тут не возвела в квадрат.

Она, нахмурившись, крутила в руках листок, разукрашенный красными пометками.

– Где оценка? – удрученно спросила она.

– В этом-то и проблема. Ты куда-то собиралась поступать?

– Хотелось бы.

– Ума не приложу, зачем тебе это, но выше тройки поставить не могу. Извини, но математика тебе не дается.

Ольга поникла. Не то чтобы она мечтала поступить в институт, но лишний гвоздь в крышку гроба ее небольших мечтаний не радовал.

– Поэтому предлагаю переписать работу без ошибок. Но тихо и в обстановке строжайшей секретности.

– Большое спасибо, – воспрянула духом Ольга и схватила протянутый ей листок, каждую страницу которого украшала подпись Тоцкого – чтобы хитрые школяры не подменили на заблаговременно принесенные из дому. – Можно начинать?

– Конечно, приступай. Хоть одну ошибку оставь, выше четверки не поставлю.

Ольга старательно переписывала правильные ответы, сильно нажимая на ручку, и парта тряслась мелкой дрожью. Вскоре она закончила.

– Готово!

Тоцкий взял листок, тщательно проверил, исправил нарочную ошибку и с чистой совестью поставил четверку.

– Молодец. Теперь тихо иди и постарайся никому не попадаться на глаза. Подожди за калиткой, нужно поговорить.

Ольга кивнула и выскользнула из классной комнаты. Тоцкий отнес протокол завучу.

– Что-то вы задержались, могли еще вчера сдать, – заметила она.

– Так получилось, – развел он руками.

Выйдя за калитку, едва нашел Ольгу, пристроившуюся на случайно уцелевшей скамейке чуть дальше по улице. Разговор предстоял серьезный, поэтому двадцать метров пути к ней он потратил на попытку придумать удачное начало.

– Пройдемся, – предложил он.

Пошли дворами. Судя по всему, они снова направлялись к парку.

– Оль, – Тоцкий прервал томительное молчание. – Нужно серьезно поговорить.

Ольга шла с мрачным выражением лица. Она предчувствовала, что продолжение ей определенно не понравится.

– Знаю, вы сейчас скажете что-то нехорошее, – догадалась она. – После таких слов никогда ничего хорошего не бывает.

– Почему же, – он растерялся. – Не обязательно.

– Тогда говорите, – милостиво разрешила Ольга. – Но только приятное.

– В общем… Я…

Он запнулся. Дальше фразы «надо серьезно поговорить» он продолжения не придумал.

– Я долго рассуждал… одним словом… если взглянуть на ситуацию под разными углами, так сказать…

Ольга терпеливо слушала, но практически не выказывала эмоций. Он терялся и запинался.

– Я копался в чувствах… анализировал… вот… Думаю, мы делаем неправильные вещи.

Они шли через парк, как и вчера.

– Хочешь в кафе? – спросил Тоцкий, на секунду отвлекаясь от предстоящего непростого разговора. – Удобней говорить, да и я проголодался.

– У меня аппетита