Читать интересную книгу Край - Ян Кошкарев

наблюдала за развитием ситуации.

– Вы как хотите, а я поехал, – поставил водитель ультиматум. – Мне жить еще охота. У меня дети, жена…

Он повернулся и неспешно пошел к микроавтобусу, давая Сане шанс одуматься.

– Хорошо, – крикнул Саня, испугавшись, что все уедут и оставят его один на один с Краем. – Собираемся!

Он резко встал, намереваясь выключить установку.

Поднимаясь, почувствовал себя водолазом, всплывающим на поверхность из океанских глубин. Воздух внезапно стал плотным и густым, будто взаправду превратился в воду, и требовалось прилагать недюжинные усилия, чтобы продвигаться сквозь него. В ушах громко зашумело, отчего еще сильнее походило на глубоководное погружение. Обычная легкая летняя одежда приобрела жесткость скафандра и отказывалась гнуться, больно собираясь в ранящие складки.

Он попытался что-то сказать – с трудом открыл рот, будто рыба, выпускающая пузыри.

Водитель обернулся. Саня из последних сил махнул ему рукой, не удержал равновесия и без сознания рухнул наземь рядом с установкой.

Дальнейшие события он помнил кусками, собранными из обрывков.

Он смотрел на небо, пока его волокли в микроавтобус, слышал переговаривающиеся голоса.

– Может, у него обычное переутомление?

– Какое переутомление? Истинно говорю, от Края ему поплохело.

Саня продолжал думать о невыполненном плане, причем испытывал от этого необъяснимое удовлетворение.

– Аккуратней неси, голову придерживай.

Он почувствовал, как горячая рука коснулась затылка, и снова потерял сознание.

Очнулся в незнакомом трясущемся автобусе. Скорее всего, охрана предоставила свой транспорт. Потолок сильно дрожал, и через мгновение Саня закрыл глаза, открыв их уже в приемном отделении, где строгая тетка в белом халате сходу поставила диагноз:

– Болезнь Края, на стационар.

– Жить будет? – спросил голос Плотникова.

– Разумеется. Теперь от этого не умирают, но полежать недели три в отделении придется.

Вечером пришла Лера и притащила за собой бабушку, у которой подкашивались ноги.

– Что они с тобой сотворили? – повторяла бабушка, угрожая упасть в обморок прямо в палате.

– Все хорошо, – успокаивал Саня. – Не переживайте. Простое переутомление, отлежусь и пройдет.

Но она не хотела успокаиваться и продолжала причитать, считая, что ее обманывают и скрывают правду, чтобы не волновать.

– Сколько раз повторять? – он устал от бесконечных причитаний. – Я почти здоров.

– Тогда это зачем? – бабушка показала на капельницу.

– Витамины какие-то, – ляпнул наобум. Он не знал, что именно ему колют, но надеялся, что ничего серьезного – какое-нибудь общеукрепляющее для восстановления жизненных сил.

Лера уселась на край кровати и теперь сидела довольная, прижав к груди игрушечного зайца и раскачивая ногами.

– Тебя вылечат? – спросила она с интересом.

– Обязательно, – пообещал Саня.

– Жаль, – расстроилась Лера. – Мне так понравилось в больницу ходить.

Когда удалось успокоить бабушку и отправить ее домой, он снова погрузился в сон.

Проснулся оттого, что рядом перешептывались четыре человека – Лева, Митька Однорогов и, конечно же, Конь с Олесей, которая демонстративно прижималась к Коневу, словно хотела подчеркнуть их неразлучность.

«Откуда они узнали?» – подумал Саня и закрыл быстро утомившиеся глаза.

– Ты гляди, проснулся! – обрадовался Лева.

– Да спит он, вон, слышишь, храпит, – не согласился Митька Однорогов.

– Я видел, он глаза открывал.

– Ничего он не открывал, тебе показалось.

– Не сплю я, – вмешался Саня, опасаясь, что бессмысленный спор затянется до бесконечности. – Говорить тяжело.

– Тогда молчи, не напрягайся, – сказал Конь. – Мы тебя проведать пришли. Мы же друзья.

«Ну да, – подумалось Сане, – кому, если не друзьям, подставлять с краенитом». Впрочем, вероятно, Конев не догадывался, какую недобрую услугу оказал. Возможно, он искренне считал, что помог.

– Проведывайте, – милостиво разрешил он.

Народ топтался на месте, испытывая неловкость и не зная, о чем говорить. Последовали неуклюжие попытки рассказать новости. Саня ловил себя на том, что никого не слушает и просто мечтает, чтобы его оставили в покое и позволили выспаться.

Когда все попрощались и покинули палату, Конь крикнул остальной компании:

– Подождите снаружи. Надо переговорить с Саньком.

Они остались наедине. Конев подошел ближе, склонился и вполголоса проговорил:

– Ты это… сильно не расстраивайся.

Саня после такого вступления напрягся. Ничего хорошего не предвещалось.

– Твоя девушка…

– Какая девушка?

– У тебя их несколько? – удивился Конь. – Ну та, которая… – он запнулся, пытаясь подобрать слова, чтобы поточнее описать ее внешность.

– Ольга? – догадался Саня.

– Наверное. Забыл.

– И что с ней?

– Лева вчера видел, как она с каким-то хмырем в парке гуляла. Они до самого ее дома шли под ручку. Не по понятиям как-то, – разродился Конь.

Саня не больно-то обрадовался, но и рассказывать о произошедшем между ним и Ольгой в последнюю их встречу не собирался, стараясь не вспоминать об этом лишний раз.

– Она не моя девушка, – заявил он.

– Не прикидывайся, – Конь по-дружески пнул кулаком в плечо. Саня скривился от боли. – Ну, подумаешь, поссорились. Как повздорили, так и замиритесь.

– Не помиримся. Мы никогда и не встречались толком.

– Не беспокойся, – Конев словно не слышал, что ему говорили. – Я этот вопрос легко порешаю.

Саня стало интересно, каким образом, но предчувствие подсказывало, что ничего путного не выйдет. Насильно, как известно, мил не будешь.

– Не надо, – попросил он. – Станет только хуже.

– Ты, брат, выздоравливай, – похлопал Конь по простыне. – Спи, отдыхай, пей таблетки, все остальное – моя забота.

– Не надо, – еще раз попросил Саня.

45.

Шмидт подошел к лежащему на кушетке Тальбергу и совершил неожиданную подлость – полил холодной кипяченой водой из чайника.

– Э-эй! – забулькал тот, отплевываясь. – Немедленно прекрати издеваться над людьми. Ты так над змеями не измываешься! Я пожалуюсь в организацию по защите прав животных!

Негодование и праведный гнев перешли в недовольный стон. Удивительно, но средство Карла помогло. Тальберг протрезвел, хотя и не полностью.

– Сколько я тут лежу? – спросил он озадаченно, силясь разглядеть дату на перекидном календаре.

Удовлетворенный достигнутым результатом Шмидт вернул чайник на электрическую плитку.

– Больше месяц. Нормальный человек умереть после такой, – ответил он и добавил с небольшой обидой в голосе: – Ты мои обеды съесть и плащ растянуть.

Тальберг в ужасе взялся за голову. «Лизка, Платон, Ольга», промелькнуло в голове.

– Месяц? Вот это я разошелся. Бросил бы меня разлагаться дальше. Новости-то какие?

– Не знать нофости. Я отсюда почти не выходить.

– Бритва есть? – Тальберг разглядывал в зеркале отражение. – Борода чешется, я ее никогда так не запускал. На гориллу похож.

Шмидт открыл верхний ящик комода, привезенного им с исторической родины, и извлек шаветку и видавший виды помазок из слоновой кости с шерстью барсука.

– Э-э-э, нет, – протянул Тальберг, – ты смотри, как руки трясутся. Если этой штукой бриться начну, не досчитаюсь ушей, в лучшем случае. В худшем, помру от потери крови. Не пойдет!

– Садиться! – Карл показал на стул. – Я помочь.

Тальберг покорно сел.

– Не шевелиться!

Он попробовал замереть неподвижно, но периодически вздрагивал и покачивался, несмотря на старания. Чем больше усилий прилагал, тем сильнее трясся.

– Расслабиться, – посоветовал Шмидт, надел очки и встал позади, затачивая бритву о ремень.

Тальберг заметил чучело, молча стоящее на шкафу без сигар и рассуждений о природе подсознания.

– Я это с собой притащил? – поинтересовался он, мандражируя перед предстоящей процедурой. Никогда в жизни ему еще не доводилось бриться шаветкой. Разве что виски подправляли в парикмахерской.

– Да, – подтвердил Шмидт, отложил бритву с полотенцем и принялся взбивать помазком пену. –