Кормили меня эти аборты, и неплохо кормили. А другой практики в Харбине и не было. Китайцы — те у своих лечились. Деповские рабочие и прочие кавэжедешники в ведомственной больнице пользовались. А кто побогаче — у частнопрактикующих докторов. Была и еще причина: чтобы получить практику, требовался вид на жительство. Значит, предстоял визит к полицейскому начальству. Что для меня было нежелательно — как-никак, а все-таки ссылку я самовольно покинул. В тюрьму по нынешнему времени не запрут, а вот с практикой вряд ли получится: беглый ссыльный, почти что революционер. Да кто ж такому доверится?
Оставались аборты. Утешался я тем, что думал: этот грех искуплю добытой панацеей. Одни жизни загубил, зато спасу другие. И числом несравненно больше. Тогда и пойду к исповеди. Может, Господь простит.
В общем, нечаянная помощь прибыла очень кстати. Без нее я наверняка б отступился. Теперь я знаю, где искать панацею.
Как тут не поверишь, что это знак свыше?
Сопов отложил дневник, достал портсигар. Пока он курил, благостно улыбаясь и даже пробуя что-то напевать из Вагнера, погода слегка изменилась. Набежало облако, прикрыло солнце. Клавдий Симеонович завертел головой — уж не дождем ли собралась его угостить судьба в довершение? Когда же он опустил взгляд, то увидел впереди, в двадцати шагах, отставного генерала Ртищева.
Клавдий Симеонович глазам не поверил.
Но нет, все точно. Как же сумел генерал оказаться тут, да так скоро?
Сопов потрясенно выпустил из пальцев недокуренную папиросу. И застыл на месте, не сводя глаз с одиозной фигуры генерала в неизменной шинели.
Путь на вершину сопки Ртищеву, по всему, дался нелегко. Он поначалу молчал — сбился с дыхания. Потом глухо сказал:
— Помогите мне. Пока шел, повредил ногу.
Сопов не тронулся с места. Повредил ногу? Как же, как же.
— Да вы уж не боитесь ли?
Клавдий Симеонович помотал головой.
— Никак нет, ваше превосходительство. Да только нам будет лучше теперь врозь двигаться.
Генерал сделал несколько неуверенных шагов и снова остановился.
— Куда вы собрались?
— К людям подамся. — Сопов кивнул вперед. — А вы можете к реке, как и рассчитывали.
Он надеялся, что последняя фраза прозвучит саркастически.
Генерал обернулся. Он, похоже, до сей поры не замечал ни вышки, ни хутора. С минуту разглядывал их, потом вновь повернулся — и вдруг показал на Клавдия Симеоновича пальцем. Словно был он преподаватель и вызывал теперь к доске отвечать домашний урок. Палец был черным и каким-то несообразно толстым.
Вдруг с него сорвалось пламя, и в грудь титулярному советнику будто ударили молотком. Он повалился с ног, но мигом поднялся на четвереньки и в такой позиции метнулся в сторону.
Ему не требовалось пояснять: то был никакой не палец — а револьвер! Откуда он у Ртищева? Ведь забрал его ротмистр!
Сзади щелкнул новый выстрел, и шею Сопову как кнутом обожгло. Он всхлипнул, рывком поднялся на ноги и понесся по склону вниз.
Как смог удержаться — неведомо. Но словно крылья выросли за спиной у Клавдия Симеоновича, и он летел вниз, не чуя под собой ног. Несколько раз казалось, что он слышит позади выстрелы, но вправду они были или только в его воображении — неизвестно.
Он остановился на миг (перевести дух), быстро сунул руку назад. Нащупал кобуру за спиной — и только теперь понял, откуда револьвер у Ртищева. Это был его собственный «бульдог»! Не иначе, генерал похитил его, пока Клавдий Симеонович спал. Хорош генерал, хорош…
Но сейчас не было выхода, как спасаться бегством. Но не куда глаза глядят, а в правильном направлении, к югу. К хутору — а он с той стороны, где солнце.
Но все хорошо в теории. Очень скоро Клавдий Симеонович понял, что выдержать линию он не сумеет. Лес заставлял то и дело сворачивать, ища обходные пути. Сопов давно перешел на быстрый шаг, но позволить себе передышки не мог.
Он помнил, как быстро генерал добрался до сопки. Что если он и теперь где-то за спиной, в десятке шагов? Вполне возможно.
Так и шел, время от времени переходя на рысцу. Самое удивительное — подхватил и саквояж, и проклятую корзину с котом. (Тот давно свернулся калачиком и затаился на самом дне, опасаясь и шорохом напомнить о собственном существовании. И не без оснований: начни он голосить либо капризничать — тогда, может, и бросил бы Клавдий Симеонович ротмистрова любимца.) Но все имеет свои пределы — нашлись они и для титулярного советника. Был он уже к этому времени в полном изнеможении.
Сопов тяжело опустился на мох. Закрыл глаза.
Как же так получилось, что он еще жив? Ведь генерал попал ему точно в грудь. Впрочем, Клавдий Симеонович уже догадывался, что именно его спасло. За время службы он о таком слышал. Случалось, хотя и крайне редко.
Сопов сунул руку за пазуху и вытащил наградной портсигар.
Металл в центре был смят. Пуля пробила крышку, но застряла в донце. Сопов попытался открыть — не получилось. Жаль. Сейчас бы папироска кстати пришлась.
Тут где-то позади громко хрустнула ветка.
Клавдий Симеонович вскочил на ноги, выронив портсигар. Сердце подпрыгнуло в груди и заколотилось о ребра. Сопов вновь кинулся бежать. Теперь ему было легче — он мчался по склону, вниз. Откуда этот склон взялся, Клавдий Симеонович не понимал, да и некогда было думать.
Потом вдруг обнаружилась тропинка, и он, приободряясь, припустил по ней. От усталости и избытка переживаний Клавдий Симеонович даже не удивился, когда лес впереди поредел, и между стволами показалась река. Так и бежал, точно заведенный. А потом тропинка под ногами его внезапно прервалась — и обнаружился обрыв.
Хотел было титулярный советник затормозить, да ноги не послушались. Он только воскликнул: «Ух!..» — и полетел кубарем с десяти саженей в тусклую воду Сунгари.
…Спустя пять-шесть минут над обрывом раздался размеренный топот. Кто-то стремительно выскочил из лесу — в точности как недавно титулярный советник — и совершенно подобным манером не удержался на краю. Грянулся вниз; взметнулись брызги. А потом вода успокоилась. И никаких следов происшествия не осталось, только покачивалась на мелкой волне потертая фуражечка генеральского образца.
Глава одиннадцатая
В ГОСТЯХ У ДОРИС
К веселому дому прибыли на двух колясках. В первой сидели квартальный и двое городовых. А во второй — знаменитой, с двумя рысаками, гнедым и белым, — начальник сыскной полиции Мирон Михайлович Карвасаров. И помощники его, Вердарский и Грач.
Вердарский, недавний чиновник стола приключений, думал о том, что служба его складывается неплохо — за два дня выпало столько интересных событий, сколько на прежнем месте не случалось и за год.