тревожность. А потом еще на все это наложился стресс от потери работы – не только заработка, но и жилья, – и в результате ты не выдержала и сорвалась.
Я понимаю, что Каролина на самом деле в это не верит – она просто репетирует свой рассказ. Она продолжает:
– Тебе была отчаянно необходима доза. Ты знала, что Митци употребляет наркотики, поэтому пробралась к ней в дом и нашла ее заначку. Но ты не подозревала о том, что она мешала героин с фентанилом. Две тысячи микрограммов, доза, способная уложить лошадь. Твои опиоидные рецепторы закоротило, и у тебя произошла остановка дыхания.
– Это та история, которую вы собираетесь рассказать полиции?
– Это тот вывод, к которому они придут. На основании твоего прошлого. И результатов вскрытия. Завтра утром я постучусь к тебе, чтобы спросить, не нужно ли помочь собрать вещи. Когда на мой стук никто не ответит, я открою дверь своим ключом и войду внутрь. И обнаружу тебя в постели с иглой, торчащей из руки. Я закричу и позову Теда. Он попытается сделать тебе искусственное дыхание. Мы вызовем «скорую», но медики скажут, что ты уже несколько часов как мертва. И что мы ничего не могли сделать. А мы по доброте душевной похороним тебя по-человечески и даже поставим тебе памятник. Рядом с могилой твоей сестры. Иначе Расселу придется заплатить за все из своего кармана, а это будет несправедливо.
Каролина вскрывает пакетик и принимается осторожно пересыпать белый порошок в ложку, сосредоточенно склонившись над столешницей. Моим глазам снова открывается татуировка в виде ангельских крыльев у нее между лопатками.
– Это вы тот ангел на рисунках. Вы оглушили Аню разрядом электрошокера, а потом задушили.
– Это была самозащита.
– Из самозащиты людей не душат. Вы убили ее. И украли ее маленькую дочку. Сколько ей тогда было? Два? Два с половиной?
Ложка выскальзывает у Каролины из пальцев и с грохотом падает на столешницу. Белый порошок рассыпается, и она раздраженно качает головой.
– Не делай вид, будто понимаешь ситуацию. Ты представления не имеешь о том, что мне пришлось пережить.
Она берет пластмассовую лопаточку и медленно ведет ею по столешнице, собирая весь порошок в кучку.
– Я знаю, что Тед помогал вам, – говорю я. – Тот мужчина на рисунках – это он. Вы убили Аню и забрали ее дочку. А потом отправили Теда закопать ее труп. Когда это произошло, Каролина? Где вы тогда жили?
Она со смехом качает головой.
– Я вижу, в какую игру ты пытаешься играть. В психотерапии мы постоянно используем этот прием. Тебе не удастся заговорить мне зубы.
– У вас с Тедом были проблемы. Он сказал, вы много лет не могли забеременеть. Это была ваша последняя надежда, да? Похищение ребенка?
– Я спасла этого ребенка!
– Это как?
– Не важно. Что сделано, то сделано. Нужно жить дальше. Только, увы, без тебя.
Каролина аккуратно ссыпает порошок обратно в ложку и тянется за зажигалкой. Ей приходится несколько раз нажать на кнопку, прежде чем вспыхивает крохотный голубой огонек. Руки у нее дрожат.
– Тедди что-нибудь помнит?
– А ты сама-то как думаешь, Мэллори? На твой взгляд, он выглядит травмированным? Он выглядит грустным или несчастным? Нет, не выглядит. Он ничего не помнит. Он счастливый и довольный жизнью ребенок, и это стоило мне больших усилий. Он никогда не узнает, скольким я ради него пожертвовала. И это хорошо.
Пока Каролина все это мне рассказывает, белый порошок в ложке начинает дымиться, потом чернеет и наконец плавится. На Восточном побережье героин практически не пахнет, но тут я улавливаю нотку какого-то химического запаха – возможно, это и есть фентанил, возможно, какая-то другая смертоносная примесь. Мне как-то рассказывали про одного торговца наркотиками из Камдена, который якобы разбавлял свой товар чистящим порошком. Каролина откладывает в сторону зажигалку и берет шприц. Она погружает иглу в чашечку ложки и медленно оттягивает поршень, набирая в шприц вязкую коричневую жижу.
– Он помнит кролика, – говорю я.
– Прошу прощения?
– На Аниных рисунках маленькая девочка пытается поймать кролика. Она бежит за белым кроликом по лугу. А теперь вспомните мое собеседование, Каролина. Когда я приехала к вам в первый раз, у вас на холодильнике висел один из рисунков Тедди. С белым кроликом. Возможно, он помнит больше, чем вам кажется.
– В этих рисунках нет ни капли правды. Им нельзя верить.
– Я не сразу смогла расшифровать их смысл. Но, думаю, в конце концов я все-таки расположила их в верном порядке. Они там, в папке, у меня на прикроватной тумбочке. По ним можно в точности воссоздать картину того, что произошло.
Каролина достает из сумки резиновый жгут и растягивает его, как будто готовится перетянуть мою руку. Но потом любопытство берет верх. Она подходит к прикроватной тумбочке, открывает папку и начинает перебирать рисунки.
– Нет, нет, ты не понимаешь, эти картинки абсолютно необъективны! Это ее версия того, что произошло. Но если бы ты могла это увидеть моими глазами, всю картину целиком, ты бы поняла!
– И как же выглядит вся картина целиком?
– Я не говорю, что не чувствую за собой вины. Я ее чувствую. Я испытываю угрызения совести. Я не горжусь тем, что произошло. Но она не оставила мне выбора.
– Покажите мне, что вы имеете в виду?
– Прошу прощения?
– В ящике тумбочки лежат альбом и карандаш. Нарисуйте, что произошло. Покажите мне вашу версию этой истории.
Мне нужно выиграть время.
Время, за которое Адриан успеет приехать, постучать в дверь и понять: случилось что-то очень-очень плохое.
И похоже, что Каролина не терпится рассказать мне свою версию этой истории. Но она достаточно умна, чтобы понять, что ею манипулируют.
– Ты пытаешься заставить меня изобличить себя. Ты хочешь, чтобы я во всем призналась, нарисовав картинки, а полицейские потом нашли их и арестовали меня. В этом смысл, да?
– Нет, Каролина, я просто пытаюсь понять, что произошло. Почему Тедди понадобилось спасать?
Она берет жгут и подходит ко мне со спины, но у нее не получается перетянуть мою руку. Ее собственные руки слишком сильно трясутся.
– Иногда она проникает ко мне в голову и у меня начинается что-то вроде панической атаки. Через минуту-другую пройдет. – Она опускается на край кровати и закрывает лицо руками, потом делает несколько глубоких вдохов. – Я не ожидаю от тебя сочувствия, но все это далось мне очень нелегко. Это кошмар, который не заканчивается.
Я слышу ее судорожное дыхание. Она обхватывает руками колени и стискивает их изо всех сил, как будто пытается усилием воли заставить себя успокоиться.
– Мы с Тедом раньше жили на Манхэттене, в Верхнем Вест-Сайде. Я работала в больнице Маунт-Синай и к тридцати пяти годам успела уже полностью выгореть. У моих пациентов было слишком много проблем. В мире вообще невообразимое количество боли и горя. А Тед работал