подошвами битое стекло. Я ее не узнаю. Она больше не та добрая, заботливая мать, которая открыла для меня двери своего дома и убеждала поверить в себя. Она превратилась в… в нечто иное. Взгляд у нее холодный и расчетливый. Она смотрит на меня как на пятно на полу, как на загрязнение, которое необходимо оттереть.
– Каролина, пожалуйста, – прошу я, но слова звучат не так, как должны; язык у меня заплетается. Я повышаю голос и пытаюсь снова, но губы отказываются повиноваться. Я тяну слова как игрушка, у которой садится батарейка.
– Ч-ш-ш, – прижимает она палец к губам. – Мы ведь не хотим разбудить Тедди?
Я перекатываюсь на бок и чувствую, как в бедро впиваются острые осколки. Каролина пытается обойти меня, не подходя слишком близко, но я растянулась поперек коридора, преграждая ей дорогу. Я сгибаю правое колено и благодарю Бога за то, что оно двигается как полагается. Я подтягиваю правое бедро к животу и, когда Каролина наконец собирается с духом, чтобы перешагнуть через меня, что было силы бью ее пяткой в голень. Раздается громкий треск, и она с размаху летит вперед и приземляется прямо на меня.
Я знаю, что могу ее одолеть. Я сильнее их с Тедом, вместе взятых. Я готовилась к этому моменту все последние двадцать месяцев. Я бегала, плавала и правильно питалась. Я отжималась по пятьдесят раз в день, пока Тед с Каролиной сидели и пили вино. Я не сдамся. Каролинин локоть оказывается поблизости от моего лица, и я изо всех сил впиваюсь в него зубами. Она вскрикивает от неожиданности, отдергивает руку и тянется к моему телефону. Я хватаю ее за шиворот платья и тяну. Мягкий хлопок рвется, как бумага, обнажая ее шею и плечи. И тут моему взгляду наконец открывается та самая злополучная татуировка, сделанная во время учебы в колледже, когда она была одержима Джоном Мильтоном и «Потерянным раем».
Это пара больших крыльев, вытатуированных у нее между лопатками.
Ангельские крылья.
Из кухни на выручку ей уже спешит Тед. В руке у него вайпер, и он кричит Каролине, чтобы отодвинулась. Я снова замахиваюсь ногой – я знаю: это моя единственная надежда – если я собью его с ног, возможно, он выронит электрошокер и я смогу…
27
Я несколько раз моргаю и прихожу в себя уже в темноте.
В полумраке смутно виднеются знакомые очертания: кровать, тумбочка, неподвижный вентилятор под потолком, массивные деревянные балки.
Я у себя в коттедже.
Я сижу на стуле с жесткой спинкой. Пазухи носа щиплет, как будто их промыли хлоркой.
Я пытаюсь подняться, но тут же обнаруживаю, что не могу пошевелить руками: мои скрещенные запястья заведены за спину, вывернуты под болезненным углом и накрепко привязаны к стулу.
Я шевелю губами, пытаясь позвать на помощь, но голова опутана какими-то туго натянутыми веревками. Рот заткнут кляпом, мокрой скомканной тряпкой размером с яблоко. Челюсти разламываются от боли.
Все мои мышцы напрягаются, а сердце колотится от осознания всего того, что я не могу сделать: я не могу пошевелиться, не могу произнести ни слова, не могу закричать, не могу даже отвести с лица волосы. Когда нет возможности ни бить, ни бежать, остается лишь одно – паниковать. Мне так страшно, что кажется, меня сейчас вырвет, но, на мое счастье, этого не происходит, потому что я, скорее всего, попросту захлебнулась бы.
Я закрываю глаза и произношу про себя коротенькую молитву. «Господи, пожалуйста, помоги мне. Помоги мне найти выход». Потом делаю медленный глубокий вдох через нос, до максимума наполняя легкие воздухом, прежде чем выдохнуть его. Этому упражнению меня научили в реабилитационном центре; оно помогает расслабиться и снять тревожность. Сердцебиение замедляется, нервы приходят в порядок.
Я повторяю это упражнение трижды.
А потом заставляю себя напрячь мозг.
У меня еще остались варианты. Ноги у меня не связаны. Возможно, мне удастся встать, но в таком случае стул останется привязанным к моей спине, как черепаший панцирь. Передвигаться в таком виде медленно и неудобно, но не невозможно.
Я могу повернуть голову вправо и влево. Могу разглядеть красные светодиодные цифры, горящие на часах на микроволновке: они показывают 23:07. Адриан должен вернуться примерно в полночь. Он обещал заехать ко мне. Но что, если он постучится в дверь, а ему никто не ответит? Будет он пытаться проникнуть внутрь?
Думаю, вряд ли.
Только если я смогу подать ему знак.
До карманов мне не дотянуться, но я совершенно уверена, что в них ничего нет. Ни мобильного телефона. Ни ключей. Ни электрошокера. Но зато в ящике на кухне полно ножей. Если я каким-то образом смогу до них добраться и перерезать мои путы, я избавлюсь от стула и буду вооружена.
Я ставлю ноги на пол и наклоняюсь вперед, пытаясь подняться, но стул за спиной перевешивает и тянет назад. Единственная моя надежда – попробовать вздернуть себя на ноги резким рывком. Главное – правильно рассчитать усилие, чтобы не потерять равновесие и не полететь носом в пол.
Я все еще собираюсь с духом перед попыткой, когда снаружи слышатся чьи-то шаги и скрип истертых деревянных ступенек. Потом дверь открывается внутрь, и Каролина включает свет.
На ней все то же платье с глубоким круглым вырезом, но теперь к нему прибавились еще и синие латексные перчатки. В руках она держит симпатичную холщовую сумку, с какими ходят в супермаркет те, кого беспокоит загрязнение океанов пластиковым мусором. Похоже, то, что я в сознании, ее удивляет. Она ставит сумку на тумбу в кухне и принимается выкладывать на столешницу содержимое: зажигалку для гриля, металлическую чайную ложку, крохотный шприц и иголку с оранжевым пластмассовым колпачком.
Все это время я умоляю ее, но вместо слов выходят одни только звуки. Каролина старательно игнорирует меня и пытается сосредоточиться на том, что делает, но я вижу, что мое мычание ее раздражает. В конце концов она протягивает руку и ослабляет веревки у меня на затылке. Я закашливаюсь, промокший кляп выпадает изо рта и, скатившись с моих колен, плюхается на пол.
– Не вздумай кричать, – предупреждает Каролина. – Говори тихо.
– За что вы со мной так?
– Я пыталась расстаться с тобой по-хорошему, Мэллори. Устроила прощальный праздник. Приготовила мой фирменный салат. Гирлянды развесила. Мы с Тедом даже выходное пособие тебе приготовили. Твой месячный заработок. Собирались завтра с утра сюрпризом выдать тебе чек.
Она печально качает головой, потом достает из холщовой сумки маленький пакетик с белым порошком.
– Что это?
– Это героин, который ты украла из дома Митци. Вчера вечером, когда обшаривала ее спальню.
– Это неправда!
– Разумеется, правда, Мэллори. В твоей душе скопилось много подавляемого горя. Ты все это время выдавала себя за студентку колледжа, звезду легкой атлетики, отсюда повышенная