Приношение
Белеет низкий дом среди листвы лавровой.Алеют персики в его саду фруктовомИ дозревает гроздь на вянущей лозе.Лучи, врываясь внутрь сквозь щели жалюзей,Играют на стене и пляшут по паркету.Но пуст накрытый стол и в лампе масла нету.И никогда ничей благословенный сон,Истому нежную или усталость онНе приютит уже. И даже тень немаяТвоя, о том, что жить тебе пришлось, вздыхая,С усталым взглядом той, какою ты былаРебенком, в этот дом ни разу не пришла.Затем, что ты давно ушла из жизни этойИ унесла в руках, чтоб выпить в водах ЛетыЗабвенье и покой, мой кубок, и с собой,Чтоб оплатить проезд на лодке роковой,Взяла монету ты, о мудрая, и чтобыТебя и мрак и страх не задушили оба,Ты не рассталась, взяв и их в долину слез,С любимой горлицей и лучшею из роз.
Отпечаток
Нет у прекраснейшей, - ведь вы ее прекрасней! -Такого облика, что я резцом напраснымВ медали глиняной и круглой начертал,Увидев то, о чем я раньше лишь мечтал -Прелестный образ ваш, что будет жив веками.Гирлянда нежная замкнула вас цветамиВ замолкшем трепете душистых лепестков,И мнится: вы в воде прозрачнейших прудовОтражены теперь, и близок миг, когда выПоявитесь опять в лучах сладчайшей славы,Какой моя любовь вас видит. И затем,Чтоб нежный облик ваш не потерять совсем,Три раза выбил я его в тройном металле, -Медь, бронза, серебро, - чтоб трижды повторялиОни в сиянии лучистой синевыУлыбку вечную, какою были вы.
Сельская эпитафия
Он некогда водил дорогою знакомойВ душистые луга, где влага водоемаС журчаньем тростника свой легкий плеск сплела,Медлительных быков и тяжкого вола,Мигавших жалобно и пасшихся покорно.И узкою тропой среди акаций черныхОн утром выгонял на свежий сенокосОвец доверчивых, козлов и легких коз,Бежавших быстро с жалобным блеяньем,Как души, обреченные изгнанью.И посох медленный, и серп, и тяжкий плугГрубее сделали ладони сильных рук,Лозою окровавленные спелой.В спокойных помыслах, среди простого делаОн прожил жизнь свою. Его тяжеле шаг,И руки медленней, и взгляд не зорок так,И сгорблена спина - и близок час последний.Он улья стережет на пасеке соседней.И в час, когда закат деревья золотит,К дверям горшечника идет он и глядит,Как урны точит он из глины обожженной.И скоро (приготовь последний дар Харону!)Золой холодной жизнь его войдетВ одну из этих урн, и осень обовьетЕе плющом серебряным, и летоСухое - трещиной расколет урну эту…И ты, что близ нее проходишь, задержиСвой шаг, приблизься к ней и ухо приложи,И явственно твое наполнится сознаньеИ шелестом листвы, и звонких пчел жужжаньем.
Двойная элегия
Я слышу плач совы, где горлицы садились,И кровь твоя взошла цветами на могиле,И уж оплакивать глаза устали, друг,Твое отсутствие, в котором ты от рукМоих внимательных и уст печальных скрылся.Вернись! Все ждет кругом, чтоб вновь ты возвратился,И будет радо так опять шагам твоим.Состарившимся ты вернешься и босым,Быть может, потому что так длинна дорогаОт Стикса мрачного до нашего порога,Где песнь поет фонтан, весь в брызгах ярких слез.
Все в доме ждет тебя, о, милый! На подносСеребряный и на поднос дубовыйДве чаши для тебя поставлены. ГотовыОливки сочные, и фиги, и вино,Засовы у дверей промаслены давно,Чтоб для тебя они открылись, как для тени.И лампу я возьму, и вместе по ступенямС тобою рядом мы, рука в руке, взойдем.И в тихой комнате, куда волшебным сномОт дальних берегов ты возвращен обратно,Уста соединить так будет нам отрадно!О, странник медленный, чей сон непробудим,Я мертвым так тебя любила, что живымТы станешь, и тебя к прошедшему ревную.Часы остановлю и лампу потушу я.
– Оставь звенеть часы и лампу лить истому.И знай: еще не раз вокруг пустого домаЦветами новыми проснется май в саду,Но больше, чтоб испить, к фонтану не пойду…С губами вместе смерть находят поцелуи.Оливки с фигами возьми - их не вкушу я.Увы! плоды для уст, в которых кровь горит,А я живу в стране, что за морем лежит,И телом пепел я под мраморной плитою.Я тень. И если бы неспешною стопоюРешился я прийти в наш потемневший дом,Где ты так ждешь меня в бессилии своем,Руками б ты обнять мой призрак не сумела.Ты плакала б о том, что прежде было телом,И разве лишь тогда б узрела мой приход,Когда бы верною душою у воротНебес меня ждала, и у загробной сениТвоя любовь была б моей достойна тени.
Руины
Храм рушится, за камнем камень. ТравыПо фризам стелятся и глушат архитравы -И в твердом мраморе, где он закован был -Тот бой, что навсегда вдвоем соединилКентавра дикого со смелой амазонкой -Ломался день за днем, и вот теперь замолк онПод бременем ветров, и вьюги, и дождей.Не новая весна ползет из всех щелей.Аканта нежная опять листвой покрыта,И к богу на плечо, чья голова отбита,Садится горлица и мед несет пчела,Богиня павшая среди цветов легла,Что льнут к ее губам и дремлют на ланитах.Пусть Нимфа нежная и пусть Тритон сердитыйРжавеют на своих медалях, - все равно:Апрелю каждый год играть разрешеноНа флейтах двух своих, рассветной и закатной.Жизнь в прежние края опять спешит обратно,Всегда прекрасная и улыбаясь вновь,И снова рвать букет в поля идет любовь,Не думая о том, что те цветы с шипами,Которых там она касается руками,Таят в себе одних, не признаваясь ей,И коготь времени, и тело прошлых дней.
Зима
Оставь глухой фонарь, и посох, и сандальи.Дождями за окном уже одеты далиВ одежду тонкую, и ветер за угломВсе с кем-то говорит о чем-то нам чужом…Уже зима идет, замерзшею клюкоюК нам тихо в дверь стучит, что ей открыта мною,И в старческих руках своих тебе несет,О путник, чтобы твой отложен был уходИ ты б остался здесь еще надолго с нами, -С их бледно-белыми и красными плодами,В граненом хрустале, что их запечатлел, -Ветвь можжевельника и гибкий куст омел.
Пещера
Нас было некогда три фавна в лесе позднем.Мы крали молоко и объедали гроздиИз ивовых корзин и крынки жестяной.Глазами желтыми и рыжей бородой,Встречаясь им в лесу, мы девушек пугали,Что, яблоками в нас кидая, убегали,Пока смеялись мы пустому страху их.Свирелью нежною в тени кустов большихБудили утром мы спокойный сон фонтана.Орехи грызли мы или пекли каштаны.Лучи как золото скользили по рогам.Смеясь глядели мы, как подражают намУпрямые козлы, танцуя в тихом стаде.Хмельные осени в цветном своем нарядеИ весны нежные смеялись день за днемС апрелем радостным и хмурым сентябрем.Но зависть и богам владетельным знакома,Увы! и из троих, рожденных в лесе темном,Уж двое умерли, и, по дороге тойПройдя, ты можешь там, где спит фонтан немой,Увидеть бюсты их на хладном пьедестале,Что листья и плоды гирляндой увенчали,И в памяти своей почтить их хладный прах.
Я - я живу теперь в пещере сей, бежавИ лес любимый мой, и тихую долину,И солнце жаркое, что сладко грело спину,И сочные поля, где летом на стогахЛюбил, бывало, я лежать с цветком в зубахИ в небе голубом следить за облаками.Покинул я и пруд с живыми тростниками,Где флейты для себя я срезывать любил,И изо всех, увы! лишь эту сохранилОдну, и целый день, с восхода до захода,Сижу, лицом во тьму, у каменного входа,Наполнив жалобой певучею моейПещеры черный мрак, что отвечает ей,И отголосок дней и снов моих весеннихСливаю с голосом ее печальной тени.
Прохожий