леса, шелестящие, как ветер, молитвы и заклинания.
У выхода со скучающим видом сидел мужчина в розовой рубашке.
— Пора закрывать, — сказал он.
Казалось, он ждал, пока Юри все осмотрит.
От неожиданности Юри вздрогнула, круто повернулась и, пошатнувшись, чуть не села на пол.
Мужчина успел подбежать и подхватить ее под мышки.
— Спасибо! — Юри смущенно покраснела. — У меня что-то с равновесием… Вдруг ни с того ни с сего падаю… Муж ужасно сердится. Особенно если это происходит в публичном месте. В самом деле ужасно неудобно. На этот раз вы меня спасли от позора. Еще раз благодарю. Ну, всего хорошего.
Юри пошла.
— Подождите секундочку, — сказал вдогонку розовый. — У вас что-то пристало к каблуку. Надо снять, а то опять поскользнетесь.
Юри осторожно, чтобы не упасть, одной рукой оперлась о диван, стоявший у выхода, и осмотрела подошву.
— Нет, на левом каблуке.
Набойка на левом каблуке стерлась и висела клочьями.
— Ничего не пристало. Это набойка совсем сносилась. Юри потянула за длинный завернувшийся клочок кожи. Кожа стала рваться под пальцами, как старая тряпка. Обнажился деревянный каблук.
— Ничего не поделаешь, туфли-то старые, — с раздражением сказала Юри. — Не знаю, что делать. Так я всю кожу сорву.
— У меня нож есть.
Розовый вынул из кармана перочинный нож и отрезал разлохматившийся кусок кожи.
— Благодарю вас. Вы очень любезны, — не без иронии сказала Юри.
— Ну что вы! Такой пустяк… — мужчина двусмысленно усмехнулся.
Юри вышла из павильона. Куда же теперь пойти? Она не знала. Остановилась у выхода, прислонилась к стене. Перед павильоном — подсвеченный неоновыми лампами — бисерными брызгами рассыпался фонтан. Рядом, на лужайке — одинокий вяз. Под вязом стояла каменная скамейка. Пока Юри раздумывала сесть или не сесть, скамейку заняла какая-то парочка.
В выставочных павильонах погас свет. Из дверей вышел мужчина в розовой рубашке. И чуть было не налетел на Юри.
— О-о, вы все еще здесь? Как хорошо! Вот, возьмите, пожалуйста. Вы забыли на диване сумочку.
Розовый держал в руках сумочку Юри.
— Оригинальная отделка, — сказал он, протянув ей сумочку, расписанную водорослями и рыбками. — Вы забыли сумочку на диване. Я уж собрался отнести ее в контору…
— Спасибо…
Юри удивилась — как же так, она не заметила, что у нее пустые руки. Наверно, положила сумку на диван, когда розовый срезал лохмотья кожи с каблука.
— Я, должно быть, ужасно рассеянная, — сказала Юри. Рядом с выставкой был тир, где выдавали премии за удачную стрельбу. Лупоглазые смешные куклы, плюшевые, полосатые, как тигры, кошки, лопоухие слоны, выскакивали и скрывались за стойкой. По соседству с тиром находился киоск. Там продавали фруктовые соки. Они били тоненькими фонтанчиками в стеклянных цилиндрах. Пахло кофе.
Юри двинулась дальше. Мужчина в розовой рубашке шел за ней.
— Хотите кофе? — сказал он, позвякивая мелочью в карманах брюк.
Юри ничего не ответила, но продолжала идти перед ним, не сворачивая.
Розовый, поставив локти на прилавок киоска, протянул Юри бумажный стаканчик, над которым поднимался ароматный парок.
— Вы действительно немного рассеянная. Выпейте кофе, это бодрит.
Он почти насильно заставил ее взять стаканчик. У него были черные, очень жесткие волосы с сильной проседью и светло-зеленые глаза.
— Знаете, я на четверть эскимос, на четверть трингитт, на четверть швед, на четверть поляк…
Чудной человек, хоть и седой, но ужасно непосредственный, ребячливый. Взял и сразу отрекомендовался — выложил всю свою родословную.
Он еще видно, молодой, подумала Юри, а седина совсем не показатель возраста.
— Не куришь?
— Да нет… У меня плохое горло. Не знаю, может быть, рак…
— Рак — это плохо. Но ты постарайся, пожалуйста, поживи еще, а там, глядишь, изобретут какое-нибудь средство.
— А во мне нет никакой крови, кроме японской. Ни малейшей примеси, даже на одну шестнадцатую… Хотя, кто знает, может быть, мои предки тоже были эскимосами.
— Вполне возможно. Нет, даже наверняка так и есть. Ведь в древней древности люди запросто топали из Аляски в Сибирь. По льдинам. Значит, и в северную часть Японии могли попасть.
— Наверно…
Он расстегнул верхнюю пуговку розовой рубашки и покрутил головой, словно задыхался от духоты.
— А ты, должно быть, любишь розовое, — сказала Юри.
— Да нет, не то чтобы люблю. Но жена купила, вот и ношу…
— Красивый цвет, — рассеянно сказала Юри, разглядывая обручальное кольцо на пальце розового.
— Быть женой — очень трудная профессия? — спросил он.
— Не труднее, чем быть мужем.
— Легких профессий вообще, значит, не бывает…
— По-видимому, — согласилась Юри и добавила, взглянув на часы: — Мне надо идти.
— К мужу?
— Кажется, да…
Юри пошла; она чувствовала, что мужчина идет за ней, но ей было лень его отогнать.
В пятницу вечером в парке было многолюдно. Юри бездумно смотрела на двух подростков, громко визжавших в огромном крутящемся стакане. Они тесно прижались друг к другу. Мини-юбка девушки задралась, волосы обвили руку юноши. Этот аттракцион назывался «Приглашение на безумный чай». Звучала цирковая музыка. Пахло гамбургскими бифштексами. Юри направилась к ракетам. Когда-то давным-давно они с Такэси мечтали покататься на таких вот ракетах. Было это в Токио, еще до их свадьбы. Они встретились и пошли в парк «Горакуэн». К аттракциону стояла длиннющая очередь, они встали, постояли немного, но у них не хватило терпения дождаться… Вход на монорельсовую дорогу находился рядом с ракетным аттракционом. Вагоны сияли в ярком фиолетовом свете. Юри посмотрела на мужчин и женщин, с криком и визгом взлетавших в ракетах. В такой поздний час детей в парке уже не было. Взять билет, что ли, подумала Юри.
— Прокатимся на ракете? — предложил розовый.
Юри кивнула. Она не привыкла к таким мужчинам, которые оказывались рядом тогда, когда меньше всего о них думаешь.
Протягивая Юри билет, он обнял ее за плечи.
— Я боюсь. Вдруг не выдержу, — сказала Юри.
— Ты когда-нибудь каталась? — спросил он. Теперь он был в пиджаке.
— Н-нет… — покачала головой Юри.
— Ничего, ты держись за меня.
И Юри снова вспомнила парк «Горакуэн», длинную очередь. Тогда они с Такэси так и не покатались.
«Да ну их, эти ракеты! Мы тут целый час прождем!» — сказала тогда Юри. Глаза Такэси затуманились от огорчения. Потом потемнели, когда она сказала, что ей может стать плохо. А потом стали очень мягкими и нежными, когда она сказала, что боится… И она вдруг почувствовала усталость, оттого что так чутко реагировала на незначительные изменения во взгляде мужчины. Сейчас у нее не возникло ни малейшего желания взглянуть в глаза розового. Она молча пропустила мимо ушей поток его слов.
— До чего же интересно, а? Самое интересное, что