когда он вернется домой.
– Вы боялись, что он мог… – Харпер осеклась. Она даже не могла закончить мысль, не говоря уже о том, чтобы озвучить ее.
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Он целыми днями не отвечал на телефонные звонки. Не открывал дверь. Он сам позаботился об организации похорон и просто сказал нам, когда и куда приехать.
– А что Джони?
– С ней все было хуже некуда. Карен была ее единственным ребенком, и они были очень близки. Отец Карен бросил их, когда она была маленькой. Люк закрылся от нее так же, как от всех остальных, а у могилы Джони сорвалась. Она сказала Люку, что это он виноват в том, что Карен больше нет в живых. Что он выбрал свою страну, а не жену и поэтому лишился семьи.
Харпер прикрыла рот рукой.
– Он поверил ей. Ведь так?
– Не могу сказать наверняка, потому что он никогда не говорил об этом, но да. Мне кажется, он думал, что ему есть в чем винить себя. Она рыдала и кричала: «Ты отнял у меня дочь». Он просто стоял и слушал. Как будто каялся. Папа отвел ее в сторону и успокоил, а потом все закончилось. Больше она ни разу не заговаривала ни с кем из нас. Она живет рядом, за городом, и я от случая к случаю все еще встречаю ее. Увидев меня, она как будто сжимается и идет в противоположном направлении. Я для нее – своего рода болезненное напоминание.
– Как вы справились с этим? – спросила Харпер, осмелившись сделать еще один глоток виски.
– Я вышла замуж за Тая. Мы то и дело ссорились, как влюбленные подростки. В тот момент мы тоже были в ссоре. Я боялась упустить возможность узнать что-то новое. Но, когда он позвонил мне в тот день… В тот вечер он пришел домой после дежурства, и мы всю ночь проговорили на веранде. Казалось, мы оба поняли, как коротка жизнь и что мы оба просто попусту теряем время, живя так, как жили. Через месяц он сделал мне предложение, а через полгода мы поженились.
Софи заерзала на скамейке.
– Отчасти я надеялась, что многолюдная, пышная свадьба, наполненная любовью и счастьем, вернет Люка к жизни. Он был шафером и принимал во всем участие. Но при одном взгляде на него было понятно, что там, где было его сердце, теперь пустота. Порой я смотрю на Тая и гадаю, стала бы я такой же, как Люк, если бы что-то случилось с ним. Я так люблю Тая. Он очень порядочный, надежный, добросердечный. И он не боится идти против меня и говорит, если я веду себя как идиотка. Он – удивительный отец, и иногда я просто с благодарностью вспоминаю о Карен, потому что, если бы не она, я, возможно, так и осталась бы глупой упрямицей, желающей попробовать что-то новенькое, вместо того чтобы держаться за то, что было у меня под носом.
Харпер улыбнулась.
– Никогда раньше не приходилось видеть тебя такой сентиментальной.
Софи рассмеялась, смахивая с лица слезу.
– Я буду отрицать, если ты разболтаешь хоть словечко из того, что услышала!
– У тебя доброе сердце, Софи Гаррисон Эдлер.
– Это ничто, по сравнению с сердцем Тая. Или Люка. Время от времени еще можно увидеть его проблески.
Кивнув, Харпер вспомнила, как впервые увидела его. Его теплые карие глаза, полные участия, когда он склонился над ней на парковке. Да, в них по-прежнему отражалось его великодушное сердце. Просто оно было спрятано за запертой дверью.
– Иногда я вижу это, наблюдая за тем, как он смотрит на тебя, – вдруг проговорила Софи.
– Правда?
– Я думаю, он понимает, что чувствует к тебе, насколько глубоки его чувства. Поэтому он и попросил тебя остаться. И не для того, чтобы приглядывать за домом или руководить офисом. Он смотрит на тебя с такой… нежностью. Он нуждается в тебе.
Харпер подлила в стакан содовой. Хотелось бы, чтобы это было правдой. Но страстное желание быть любимой делало ее очень уязвимой.
– У меня разрывается сердце от того, что он винит себя в смерти Карен, – сказала она, меняя тему.
Кивнув, Софи отпила большой глоток виски.
– Это был несчастный случай. Карен не специально пересекла разделительную линию. Другой водитель не специально врезался в нее. Это был просто ужасный несчастный случай. Невозможно брать за это ответственность. Невозможно винить себя за это.
– Но Люк обвинил. Джони обвинила.
– Просто некоторые люди таким образом справляются с утратой. А как ты? Как ты справляешься с потерей родителей?
Харпер пожала плечами.
– Это другое. Мне было семь лет. И после долгих лет непонимания ты вроде как вынуждена принять это и жить дальше.
– Я думала, что семилетке труднее справиться с потерей, чем взрослому. Взрослый человек способен рассуждать разумно и последовательно. Он может осознать мысль о том, что больше кого-то не увидит.
– Смерть и утрата не подвластны никакой логике, – возразила Харпер. – Попытка объяснить это может завести в тупик. Ты винишь, осуждаешь себя. Пытаешься спрятаться от боли, ищешь отвлечения в работе, спиртном, сексе, шопинге.
– Ты права. Быть взрослым – это отстой.
– Выпьем за это. – Харпер подняла свой стакан, приглашая Софи.
Глава 35
Харпер убеждала себя в том, что ей просто любопытно. Вот почему она, сделав крюк, заехала на кладбище вместо того, чтобы сразу направиться домой. Разговор с Софи все еще лежал тяжелым грузом на душе.
Харпер опустила глаза на маленький букет полевых цветов, которые купила на фермерском рынке. Она купила их, поддавшись внезапному порыву, пока стояла в очереди, чтобы расплатиться за клубнику. В конце концов, нельзя ведь прийти с пустыми руками на встречу с женщиной, которая все еще живет в сердце Люка.
Кладбище представляло собой поросший травой участок парка в нескольких кварталах от центра города. Харпер мысленно возвращалась к тем дням, когда они с Люком, должно быть, проезжали мимо, и думала, не упустила ли она тот момент, когда он смотрел в окно, выискивая свою жену.
Его жену. Мать его ребенка.
Начать новую жизнь, создать семью только для того, чтобы у тебя все отняли. У Харпер защемило сердце.
Заехав в парк, она выбралась из машины. Она, в принципе, знала, в каком направлении находится могила, благодаря отвратительному, но полезному веб-сайту с картами кладбищ. Несмотря на то что лето в Биневеленсе стояло сухое и жаркое, трава здесь оставалась ярко-зеленой.
Харпер брела по узкой асфальтовой дорожке, вьющейся по парку. Она взяла левее от