— Это Спринглторп. Есть связь с сенатором Баунтоном? Попытайтесь соединить меня с ним, если он не спит.
Минуты три в трубке что-то шуршало и поскрипывало, и вот раздался голос:
— Алло, это Спринглторп? Вы уже вернулись! Очень хорошо. Нет, я не сплю. И пока не собираюсь.
Вы очень своевременно. Я вас жду. Ваших не беспокойте, я вышлю машину.
* * *
Баунтон закрыл «Преславное дело», положил на стол и накрыл большими дряблыми кулаками. Молчание затягивалось.
— Что вы по этому поводу думаете?— натужно спросил Спринглторп.— Что делать?
— Я знал Литтлбрэйна,— медленно проговорил Баунтон.— Это было очень давно. Мы даже встречались в обществе. Почетный ректор Высшего лицея. Жесткий был человек. Педантичный и, я бы сказал, болезненно честный. Обычно так кончают неудачники, на которых возлагалось много надежд.
— А Дафти?
— Не припоминаю. Нет, не припоминаю. Как это к вам попало? Расскажите подробней. И если не затруднит, заодно расскажите и о себе. Как вы стали начальником округа в Рэли? Я знал там многих, но о вас не слышал.— И Баунтон потянулся за таблеткой.
— Так,— сказал он, когда Спринглторп закончил рассказ. — А теперь посмотрите это.— Он протянул Спринглторпу пачку разнокалиберных листков, сколотых вычурной скрепкой. — Это последние новости.
Северо-западный округ после вечернего толчка прекратил связь. К десяти вечера на юго-восточной границе появилось несколько машин с беженцами. Утверждают, что большая часть округа поглощена океаном. Северный округ рассечен на три части бездонными трещинами. Паника. Население уходит на юг. Волна беженцев достигнет Линкенни через сутки. Из западньх округов сообщают о сильных толчках, разрушениях и жертвах. Запасы продовольствия иссякают. Местами управление и связь потеряны. Центральный округ отмечает резкое сокращение дебита пресноводных источников вдоль водораздельного хребта. Главная река острова при этом темпе убыли иссякнет за две недели.
— По сравнению с другими, наш район выглядит довольно прочно. Даже благополучно, если так можно выразиться. Почему — мы не знаем, но это не столь важно. Важно, к чему это приведет. Через несколько дней здесь скопится все население острова. Неделю назад тут жило пятьдесят тысяч человек, будет четыре миллиона. Вы можете себе представить, что это такое?
Баунтон говорил медленно и тихо, словно размышлял вслух. Выдержав паузу, он сам себе кивнул и внезапно вскинул голову.
— Так о чем же мы будем говорить с вами, Спринглторп? О давнем споре — ему без малого полвека, и мы оба, мягко говоря, в этих делах некомпетентны— или об этом потопе горя и страха, который вот-вот нас окончательно захлестнет?
— Но если Дафти прав, — начал было Спринглторп. Баунтон остановил его мягким жестом.
— Полвека назад,— продолжал он,— все или почти все пришли к выводу, что Дафти неправ. И сам Дафти с этим почти согласился — будем говорить так. Да, да. Он ведь спрятал эти бумаги в стол. Логика зримого. Все было спокойно, и все невольно верили тем, кто опирался на эту очевидность. Теперь очевидность другая. Обратись мы к тем же людям — я имею в виду сословие,— что бы мы услышали? Что Дафти прав. Как тогда никто не осмелился его поддержать, так теперь никто не осмелится оспорить. А доказательств ни тому, ни другому не было и нет. Нет. Есть благие пожелания и черные пророчества. И склонность верить то одним, то другим в зависимости от обстоятельств. Чего вы хотите с этими бумагами? Политического успеха?
— Если Дафти прав,— твердо сказал Спринглторп,— то остается только объявить всеобщую эвакуацию. И навеки проститься с этой землей.
— Эвакуация — да. Это очевидно. Очевидно в любом случае. Прав Дафти или неправ, эвакуация — нам никуда от нее не деться. А «навеки проститься» — это уже эмоции, Спринглторп. Театр. Разжигание трагических страстей. После праведных трудов и сытного обеда отчего же нет? Извольте. Но сейчас?! Надо быть совершенно беззастенчивым политиканом, чтобы сейчас позволить себе публично дискутировать по поводу этих бумаг. Стопроцентный успех ваших домогательств к обществу гарантирован. Вас прославят и изберут куда хотите. Но если говорить о деле, только о деле, о наших ближайших планах и действиях, направляемых силой катастрофы, эти бумаги не имеют никакого значения, никакой цены. Эвакуация неизбежна, даже если сию минуту катастрофа прекратится. Зима, жилит нет, транспорта нет, энергии нет, центров восстановления нет. Финансовая помощь, сколь велика она бы ни была, дело затяжное. Эвакуация будет. Заметьте, я пришел к этому выводу, ничего не зная о ваших бумагах. Секретариат подготовил мне исходные материалы. Вот познакомьтесь. Установка на полную эвакуацию.
— Исход,— всплыло в уме Спринглторпа отчаянное слово.
— Осторожно, Спринглторп. Для полной паники нам не хватает только этого словечка. Все как раз наоборот. Море перед нами не расступается, мы идем не в обетованную землю, и сорока лет у нас с вами на это не будет. Уж скорее сорок дней. Оставьте это слово борзописцам. Дай Бог, чтобы мы успели приступить к делу прежде, чем они за него возьмутся.
— Четыре миллиона душ за сорок дней! По сто тысяч в день?!
— Одно из двух: либо мы поверим в это и осуществим, либо нам следует немедля уступить место тем, кто в это поверит.
— И вы верите? Вы думаете, что это можно сделать?
— Не вижу в этом ничего непосильного. Просто никому до сих пор не приходилось делать ничего подобного. И не дай Бог, чтобы когда-нибудь пришлось.
— Но какими силами? На кого можем рассчитывать? '
— На Россию, Спринглторп.
— На Россию?
— Да. Вот поглядите. Это доклад О’Брайда о заседании Совета Безопасности.
Не дожидаясь, пока Спринглторп развернет рулон телетайпной ленты, Баунтон продолжал:
— В ближайший месяц Англия и Франция не смогут нам помочь. Они вывозят своих. У Испании нет технических возможностей. Немцы принимают голландцев и бельгийцев,— наши беды им здорово навредили. Скандинавы согласны принять по пятьсот тысяч человек в каждую страну, но у них нет транспортных мощностей. Штаты и Канада эвакуируют сейчас Атлантическое побережье, обоснованно опасаясь цунами. Это сорок миллионов. Остается Россия. Россия дает семьдесят процентов транспортных средств и обеспечения, Штаты — двадцать, Канада — десять. Англия и Франция обеспечивают промежуточные аэродромы.
Секретариату ООН поручено создать международный штаб. Завтра к нам прибудет русская техническая миссия. Я дал свое согласие.
Баунтон снова потянулся за таблеткой.
— Вы об этом еще не знаете, но, пока вы ездили в Тринити-Майнор, у нас состоялись радиопереговоры. Мы не сумели с вами связаться, и я взял на себя смелость сказать, что вы согласны. Собственно, это было предрешено. После того как Джеффрис был тяжело ранен... Короче, я единственный из руководителей округов член сената. Как таковому мне было предложено исполнять обязанности президента республики. Это устраивает всех. Худо-хорошо соблюдена преемственность, уважено старшинство. Но давайте смотреть на вещи трезво. Мне семьдесят шесть, я болен. У меня есть опыт и представительность, но сейчас грош им цена. Нужны энергия, решимость. Я на это не способен. Мне нужен помощник. И поэтому я предлагаю вам исполнять обязанности вице-президента.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});