— Конечно,— согласился пес, косо взглянув на Морика.— Для нас гораздо лучше, чтобы вы думали, будто мы всего лишь наваждения. Потому что какой это человек в здравом уме поднимет руку на наваждение, а, меластр? Никто. Если, конечно, он действительно в здравом уме...
«Я сейчас задохнусь в этом коконе,— подумал Морик Армен.— Все, больше сил нет терпеть...»
Он глубоко вздохнул, встал и зашагал по комнате.
В какой-то миг Морик Армен и Ванский Кот оказались друг против друга и встретились взглядами. Смотрели долго. И никто из них не попытался отвести взор.
Царила тишина, нагнетая напряженность. Пес Занги и хорошегриб тоже выжидали. Но если пес Занги сидел все так же невозмутимо, со скрещенными лапами, то хорошегриб, по своему обыкновению, вобрал в воронкообразный рот три задние ноги и потихоньку заглатывал сам себя. Еще в первой своей разведке Морик Армен столкнулся с этим странным существом. Известно было, что хорошегриб распространен почти на всех планетах, но еще никому не удалось установить, как он живет и размножается в самых разных мирах. Время от времени хорошегриб вдруг начинал заглатывать свои задние ноги, потом в его рту-воронке скрывалось все тело, и наступал миг, когда, проглотив всего себя, хорошегриб, естественно, исчезал, чтобы вновь появиться уже вывернутым наизнанку. И если никто ему не мешал, то он повторял свой фокус, начиная на этот раз с ног, которые в прошлый раз были задними.
Но это так, между прочим...
Глядя друг другу в глаза, Морик и Ванский Кот, видимо, испытывали стойкость и упорство другого.
Оба были стойки, оба — упорны.
Морик Армен вдруг улыбнулся, подмигнул и сказал:
— Если ты кот, то мяукай. Чего же ты не мяукаешь?
Ванский Кот смешался. Его верхняя губа и усы вздрогнули. Пес Занги от неожиданности потерял равновесие и еле успел уцепиться передними лапами за край стола. Уже совсем почти проглотивший себя хорошегриб поперхнулся, исчез и некоторое время не появлялся. А когда появился, уже вывернутый наизнанку, испуганно уставился одним глазом на Ванского Кота, вторым на пса Занги, а остальными пятью, встревоженными, вперился в Морика Армена.
Морик почувствовал, что становится хозяином этого дурацкого положения.
— Кот должен мяукать,— сказал Морик Армен.— Пес должен лаять. А хорошегриб, насколько мне известно, должен посвистывать.— Он помолчал, проверяя впечатление от своих слов.— Все должно быть на своем месте,— продолжал он,— и у всего должен быть свой облик. И существа, живущие под своими солнцами в своих мирах, должны обладать своим собственным обличием и собственным языком. Что, может, я не прав или говорю что-то не то?
Морик Армен был уверен, что говорит именно то. Потому что накрепко усвоил тот идущий из глубины веков и уже укоренившийся и утвердившийся закон, согласно которому ни один землянин не должен терять лица, не должен поддаваться всевозможным соблазнам, на которые столь щедр космос. И в то же время, устанавливая контакты или налаживая взаимоотношения с обитателями иных миров, он не должен поступаться своей волей, сущностью или достоинством. Но Морик Армен знал и то, что ни в одном уголке космоса он и сам не должен был соблазнять кого бы то ни было на потерю его собственного лица, воли или сущности. Ибо иначе обессмыслится все, и вместо союза и единства во всей безбрежности Вселенной воцарятся насилие, жестокость и безжалостность...
Ванский Кот наконец овладел собой и спокойно сказал:
— Ты прав.,. Но если я стану мяукать, пес лаять, а хорошегриб посвистывать, то поймем ли мы друг друга, меластр Морик? Не поймем!
-— Мы должны найти общий язык,— изобразив на морде глубокомыслие, заметил пес Занги.
— Ты должен радоваться, что мы научились говорить по-вашему,—добавил хорошегриб.— Иначе вы разве смогли бы за такое короткое время выучить наш язык, тем более что даже не знаете, как мы выглядим на самом деле?
Морик ответил, что вряд ли бы сумели.
И почувствовал, что скоро, уже очень скоро он сможет пробить кокон, стать чудо-бабочкой и воспарить над этими зелеными лужайками, что уже не задохнется в этой давящей оболочке, сплетенной из беспокойных ожиданий.
И он пробил кокон.
И молча последовал за Ванским Котом, псом Занги и хорошегрибом.
И на мураве лужайки и влажных склонах холмов не запечатлелся ни один след...
4
После слов хорошегриба «даже не знаете, как мы выглядим на самом деле», Нерсес Мажан и Шавасп переглянулись.
«Не знаем, да и откуда нам было знать?» — ответил голос Морика Армена.— И ваш язык вряд ли сумели бы выучить».
Потом послышался скрип открываемой и закрываемой двери, затем свист ветра. А потом — то самое молчание, что опустилось на мир.
— Я предупреждал его, — первым нарушил льющуюся из динамика тишину Шавасп.— Предупреждал, что если забудет эту истину, то пропал.
Арнак взглянул на Шаваспа. И увидел, как слезы, скатившись из уголков его глаз, потекли по щекам и исчезли в густой бороде. И Арнак подумал, что есть в мире непоколебимые истины. И если вместо того чтобы мяукать, лаять или посвистывать, звери вдруг начинают говорить, то исчезает не только их очарование, но и загадочность и смысл. Жаль только, что эта истина не стоит теперь ни гроша. Морик Армен нанес поражение этой истине. Потому что... потому что соблазнился возможностью понять других без усилий, не прикладывая никаких стараний.
— Тем не менее мы его не поймем.— Нерсес Мажан потер широкой ладонью усталое лицо.— Мы вряд ли способны преодолеть ту преграду, которую хозяева этого мира поставили перед нами. Преграду, которая является нашим же родным и понятным языком...— Он замолчал на миг, потому что в открытое окно влетела вдруг бабочка, наверное, только-только вышедшая из своей прежней оболочки-кокона, и, как безумная, закружилась под потолком вокруг люстры...— Но, черт побери, этот мир начинает мне нравиться! воскликнул Нерсес Мажан.— Он делает все, чтобы мы здесь не оставили следа!
Примечания
1
Милая девушка, это плохая вещь, это — тол!
2
О, какая великолепная церковь Синьор разрешит мне сфотографировать его на фоне этого памятника старины? (ит.)
3
Благодарю вас, синьор. Чао! (ит.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});