— Боже мой, боже мой, да что же это! Мы же все погибнем здесь! — раздался чей-то пронзительный крик.— Люди! Люди! Помогите! Да сделайте же что-нибудь, люди!
Голос захлебнулся рыданием, но вся палатка взорвалась всеобщим воплем, тени взметнулись, и Спринглторп, не в силах совладать с собой, рухнул на стульчик и вместе с ним наземь. Памела Дэвисон вскочила, выхватила пистолет и, держа его в поднятой руке, стала мерно стрелять вверх, пронзительно крича:
— Молчать! Молчать! Мужики вы или бабы! Перестреляю! Подонки! Ложись! Ложись, я сказала! Встать!.. Ложись!.. Встать!
«Она права! — сообразил Спринглторп.— Иначе не совладать. Паника...»
* * *
«Сансонне», полупрозрачный перепончатый самолетик, стоял на шоссе, облитый розовым светом зари. Утро наступало с неспешной постепенностью, словно ничего не произошло, словно не разверзается под ногами земля, внезапно ставшая устрашающей коварной хлябью. И словно не мечутся по ней люди, пораженные распадом жизни, захлестнутые безумием безысходности.
Как странно! Пока они были одни лицом к лицу с катастрофой, все как-то держались. Но вот раздался голос человечества, обещание помощи и поддержки, и все потеряли рассудок. Дэвисон знала лишь одно средство от этого безумия: труд, неимоверно тяжкий, непроизводительный, но осмысленный. В три часа ночи поднять лагерь, наливающийся динамитом истерии, разослать сотни людей на реквизицию сена — больше ничего не пришло им в головы. И они сделали это. И напряжение ослабело, рассосалось. Нет, оно не исчезло, оно просто перешло на них самих. Спринглторп чувствовал, что весь дрожит, что чуть что — и он начнет кричать, кидаться на людей. И он изо всех сил старался найти и для себя какой-то труд. Не думать о других и за других, а просто схватить лопату и копать, копать, пока не обнажится в земле пульсирующее напряжением ядро — средоточие всего этого ужаса. Копать...
Было холодно, сыро и безветренно. Вокруг самолета хлопотали люди, чуть поодаль сбилась кучка солдат с карабинами. Капитан Двайер, которого он, Спринглторп, назначил командовать батальоном вместо тяжело раненного полковника Уипхэндла, видимо, прошел ту же школу по предотвращению гражданских беспорядков, что и сам полковник. Словно это не армия, а полиция. Да, кстати, полиция! Куда она подевалась?
Было-то ее раз, два и обчелся. Кому она тут была нужна? Ее надо возобновить и привести в действие. Пусть займется... Хотя бы учетом источников воды и соблюдением порядка возле них. Вода — это... Спать! Как хочется спать! Вот Гийом улетит, и он пойдет спать. А кто останется за него? Памела? Нет, отец Фергус. Да, он.
Мотор «Сансонне» взревывал, стрелял, затихал и снова взревывал. Наконец кто-то побежал оттуда, и Спринглторп увидел, что это Гийом и что Гийом бежит к нему.
— Все в порядке, шеф. Я могу лететь.
Спринглторп протянул ему руку.
— Я... Я понимаю, я должен вернуться, шеф. Но... не знаю.
Он хороший парень, этот француз, но шел бы он ко всем чертям. Он что, хочет, чтобы ему пали на грудь, благодарили и великодушно дозволили считать себя свободным? От упряжи, которую сам на себя напялил? Пусть сам разбирается. Пижон!
Подошла санитарная машина. «Сансонне» возьмет трех раненых. Один из них — полковник Уипхэндл. У него поврежден позвоночник от удара о рукоять несгораемого шкафа. Они полетят без сопровождающего. Гийом, подлетая к дому, вызовет санитарную машину, а в воздухе им все равно никто и ничем не поможет.
Полковник был бледен как полотно и лежал прямо и недвижно, примотанный к неструганой доске полосами из какой-то легкомысленной ткани в оранжевые цветочки.
— Слушайте, Спринглторп. Запомните адрес. Три-нити-Майнор, Патрик-кресчент, три. Это мой дом. Двадцать километров к северу от Линкенни. Надеюсь, он цел. Я не знаю. Там жена, девочки. Скажите ей. Портфель моего отца. Она знает. Там бумаги. В синей папке. Я слышал сообщение. Видимо, они были правы. Вы сами поймете. И еще. Двайер — надежный офицер. Позаботьтесь о его семье. Она где-то на северо-востоке. Будьте осмотрительнее. Не исключайте альтернатив. Вы склонны. Я желаю вам. Бумаги — там ничего экстренного, но эту возможность не следует исключать. Простите. Очень больно. Так глупо, глупо.
— Да,— сказал Спринглторп.—Я все понял. Мы постараемся. Доброго вам пути, полковник. Потерпите. ‘
Уипхэндл прерывисто вздохнул и закрыл глаза. Лоб у него был весь в поту. Спринглторп кивнул санитарам, они подняли носилки с доской и стали заталкивать их в самолет через боковой люк.
Гийом на прощанье высунулся из кабины, поднял руку в черной перчатке, зачем-то стукнул два раза кулаком по борту и захлопнул фонарь. «Сансонне» взревел, побежал по шоссе, взмыл и ослепительно сверкнул в лучах восходящего солнца. Его путь сегодня будет длиннее, чем вчера. Километров на двенадцать. Со спутников передали, что сползание острова продолжается.
Спринглторп побрел к своему джипу. Спать, только спать. Найти укромный уголок, забиться, как в нору, ощутить блаженное тепло, охватывающее ноги, и заснуть. Проснуться — и чтобы всего этого не было, чтобы по-прежнему, натужно рокоча плыли мимо дома рудовозы, чтобы из кухни пахло гренками, которые жарит Эльза, чтобы светило розовое солнце, а этот распад оказался сном. Длинным, тяжелым, связным. Когда же он начался? Когда погиб Джонни?..
— Мистер капитан, вам.
Мальчик лет десяти подал сложенную мятую бумажку. Он щеголял в офицерской фуражке, съехавшей ему на глаза, поверх курточки на шнурке висел игрушечный автомат. В этом аду он был посыльным. Он принес сообщение с радиостанции. Удалось связаться еще с тремя округами на севере и востоке. Он был самым настоящим гонцом с важным поручением, но этого ему было мало. Он играл. Бездомный, может быть, потерявший родных, бегущий по неверной земле острова, низвергающегося в океанские пучины, он еще нуждался в чем-то, что могла дать ему только игра, только его собственная фантазия. Вот так, наверное, играл и Джонни. Тогда было столько работы! Спринглторп уезжал и возвращался затемно и редко видел, как играет его сын. Да, у Джонни не было отца. Как он был ограблен, бедный мальчик! Во имя чего?
В нем всколыхнулась нежность.
— Благодарю за службу. На вас по пути нападали?— сказал он и обрадовался, увидев, что угадал игру.
— Да! — выпалил мальчик.— Целая тыща! Они стреляли отравленными стрелами. Я их всех — паф! паф! паф!
Два округа безоговорочно присоединялись к решению пяти, с которыми удалось установить радиотелеграфную связь часам к четырем утра. К решению создать временный правительственный совет, принимающий всю полноту власти. Третий округ сообщал, что на его территории забило несколько горячих соляных гейзеров, просил о помощи, обещал обсудить предложение. Файфкроу молчал. Что же там случилось? Где Джеффрис?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});