модов. Тот факт, что такая эрозия трудовой этики случается и в других группах[268], не делает ее менее значимой.
Необходимо сказать несколько слов о музыке того времени. Рассматривая, в частности, две группы – Rolling Stones и The Who, – а также используя общий стилистический анализ, мы двигаемся к тем же дорогам, ведущим на пляжи, куда пришли и теории, делающие упор на инструментальные решения. Музыка была куда важнее для модов, чем для рокеров – и чем для тедди, сформировавшихся как поколение до настоящего взрыва рока. Если Beatles подстраивались к духу времени в самом общем смысле – и менялись вместе с ним, – то именно Rolling Stones стали первыми главными освободителями. Как это выразил Кон в двух запоминающихся фразах: «Они вызвали к жизни новую атмосферу подросткового высокомерия» и «стали голосом хулиганства»[269]. Название одной из песен – Get Off My Cloud – могло относиться к теме раннего периода сепаратистской молодежной культуры, но, помимо темы сепарации, они сумели передать огромное количество доминирующих настроений. Это был голос высокомерия и нарциссизма, воспетых ранними модами, голос агрессии и фрустрации (особенно хорошо это схвачено в I Can't Get No Satisfaction, песне, вовсе не отсылающей к сексуальной фрустрации), голос цинизма (как в песне Mother's Little Helper), а иногда и истерический вопль – в ответ на попытки взрослых манипулировать ими. Возвращаясь к аргументу Даунса, можно увидеть, насколько подходящими были эти настроения для целей, которые молодежь хотела добиться своей культурой.
У Rolling Stones непростой бэкграунд (бывшие студенты художественного училища, Джаггер – бывший студент Лондонской школы экономики), и они двигались к более сложным вещам, отказавшись от чистого ритм-энд-блюза. В отличие от них The Who были чисто, целиком и полностью модскими. Они происходили из района Шепердс-Буш, «одного из главных оплотов модов»[270], и однозначно представляли новых потребителей. Хотя в конечном счете они попали в руки менеджеров из модной лондонской тусовки, неизменно принадлежавших к среднему классу, The Who отстаивали, воспевали и понимали (дар, практически не встречающийся в мире поп-музыки) свои истоки.
Они разделяли гнев и агрессию Rolling Stones, но без циничных атак на состоятельное общество и без высокомерия и уверенности Джаггера. Их главными настроениями были неуверенность, нервозность и резкость «жестких» модов, а также почти уродливая невнятность и напряженность. Это началось в ранних песнях, таких как I Can't Explain (первый записанный сингл), продолжилось в Substitute (где есть такая строчка: «Все простые вещи, которые я говорю, сложны») и достигло судорожных высот в My Generation, гимне Пита Таунсенда о неразрешенных и неразрешимых противоречиях, который лучше, чем любая другая песня, озвучил Брайтон, Маргит и Клактон. Теперь, шесть лет спустя, The Who по-прежнему поют эту песню на своих концертах, и звук разбиваемых инструментов вместе с оглушительным ревом публики в конце доносят ее посыл так же хорошо, как слова:
People try to put us down
Just because we get around.
Things they do look awful cold
Hope I die before I get old.
This is my generation, baby.
Why don't you all f-f-f-fade away,
Don't try to dig what we all say.
I'm not trying to cause a big sensation
I'm talking about my generation.
This is my generation, baby,
My generation.
Люди пытаются заткнуть нам рот
Просто потому, что мы стали заметны.
Их образ жизни ужасно устарел,
Надеюсь, я умру, до того как состарюсь.
Это мое поколение, детка,
Почему бы вам всем не исчезнуть,
Не пытайтесь врубиться в то, что мы говорим.
Я не пытаюсь раздуть сенсацию,
Я говорю о своем поколении.
Это мое поколение, детка,
Мое поколение.
Хотя The Who тоже не остались стоять на месте, общий тон не изменился, и заикающийся гнев все так же узнаваем. В своем знаменитом интервью 1968 года журналу Rolling Stone, цитируемом Дэйвом Лэнгом и многими другими, Пит Таунсенд говорит о непреходящем влиянии опыта модов:
Это действительно невероятно повлияло на меня и дразнит меня постоянно, потому что всякий раз, когда я думаю: эх, а ведь нынешняя молодежь не добьется своего, то думаю о том гребаном жесте, совершенном в Англии. Я никогда не чувствовал ничего ближе к патриотизму.
Это тот же самый жест, что и в моем исследовании инструментальных проблем подростков из рабочего класса в середине шестидесятых. Так другим путем мы оказываемся на пляжах, с которых начиналась эта книга. К 1964 году рокеры, как пишет Наттолл, «казались почти милыми грубиянами»[271]: они вымирали, но, с упрямым ожесточением группы, исключенной из мейнстрима социальных перемен, продолжали сражаться. Без огласки, которую получили их первоначальные стычки с модами, слабость рокеров стала бы более очевидной, и они бы трансформировались в еще одну вариацию закоренелой традиции. Сама их сущность и происхождение сделали автономное укрепление их позиции (например, набрав новых членов) практически невозможным. Такие группы по своей сути являются самоограничительными.
Реакция помогла и модам держаться на плаву, но иначе. Даже в 1963 году символы еще не кристаллизовались: газеты по-прежнему употребляли термин «тедди-бои» применительно к обеим группам и «байкеры» применительно к рокерам, поскольку в ранний эдвардианский период термин «модернисты» чаще появлялся на страницах журналов и газет, посвященных моде. Чтобы сообщить каждой группе идентичность народного дьявола, потребовалась общественная драма. Мой аргумент в этой главе заключался в том, что, хотя «эндогенные» факторы – молодежная культура, структурное положение подростков из рабочего класса – трудно отделить от социетальной реакции, эти факторы изначально важны при создании социальных типов. А присвоение этим типам негативных идентичностей определяется моральной паникой.
Социология моральной паники
Социетальная реакция, моральная паника – как и моды с рокерами – не возникла на пустом месте и нуждается в объяснении. Мировые судьи, лидеры мнений, политики реагируют не как лабораторные существа, подвергнутые воздействию рандомных стимулов, но с позиции своего статуса, интересов, идеологии и ценностей. Например, их реакция на слухи определяется не только внутренней динамикой процесса формирования и распространения слухов, описанного выше, но и тем, поддерживает ли тот или иной слух их конкретные интересы.
Основания обсуждаемой моральной паники следует искать на разных уровнях обобщения. На низшем – основания феномена модов и рокеров, на высшем – абстрактных принципов, применимых к социологии моральных паник в целом или