и Солдатских Депутатов.
Петросовет распространял текст приказа через газеты и листовки. Всем солдатам Российской армии Приказ № 1 показал, что теперь можно не подчиняться офицерам. Сила Приказа № 1, опубликованного в газетах, оказалась огромной!
События Февральской революции в Петрограде отразились и на офицерах Черноморского флота. Читая Приказ
№ 1, офицеры подводной лодки «Кашалот», в том числе и лейтенант Петр Петрович Ярышкин, понимали, что все, на чем держится дисциплина и порядок на флоте, этим приказом рушится, уничтожается самое главное – организация, столь нужная в военном деле. Петра охватило отчаяние… Глядя на берег Южной бухты, где находились причалы Подплава, на корабли, лейтенант Ярышкин чувствовал, что еще вчера казавшийся незыблемым фундамент, на котором стояли на флоте порядок и дисциплина, начинает разваливаться на глазах.
– Черт с ними, – говорили офицеры, – отмену вставания матросов во фронт и отдания чести вне службы мы как-нибудь переживем, отмену титулования «ваше благородие» тоже переживем. Впредь обращаться к матросу на «вы» – язык не переломится. А вот кто будет командовать кораблями, флотом?
Неужели люди, выпустившие Приказ № 1, не понимали, что они творят? Ведь в приказе говорится только о правах матросов, но совершенно не упоминается об их обязанностях, которые служат основой военной службы и без которых служба на корабле немыслима? Они, что не понимали, что отмена всех внешних признаков дисциплины, полная свобода матросам устраивать митинги, не исполнять приказания офицеров, отстранив их от пользования оружием, неизбежно приведут к уничтожению дисциплины и в конечном итоге самой армии?
Ответов на эти вопросы не было.
Офицеру российского императорского флота лейтенанту Петру Петровичу Ярышкину после прочтения Приказа № 1 даже показалось, что этот приказ писался под диктовку германского генштаба, настолько он был разлагающим, дезорганизующим, странно своевременным для германских войск на фронтах и безумно разрушительным для нашей армии. Ведь в годину войны такое мог написать только изощренный вражеский ум: «всякого рода оружие… ни в коем случае на выдавать офицерам», «приказы … следует исполнять только в тех случаях, когда они не противоречат приказам… солдатских депутатов».
«Простой солдат или матрос не смогли бы написать такого, – понимал Петр Петрович. – Это точно. Тогда кто? Только враг!»
Современные историки не отрицают причастности к созданию Приказа № 1 германских спецслужб. Известно, что активное участие в выработке и редактировании текста приняли меньшевик С. Кливанский и социал-демократ, секретарь Петросовета Н. Соколов. Существует версия, что к составлению этого приказа приложила руку и РСДРП(б). Большевики не только редактировали текст, но выступили инициаторами и распространителями Приказа. Член русского бюро РСДРП(б) А.Г. Шляпников писал, что при создании Приказа Соколова окружали исключительно большевики: А.Н. Падерин, А.Д. Садовский, Б.И. Бондаренко, Ф.Ф. Линде, диктовавшие Соколову параграфы текста.
Историкам известно, что большевистская организация РСДРП(б) финансировалась германскими спецслужбами. Кроме того, типографию, где печатался Приказ № 1, с 27 февраля занимал большевик В.Д. Бонч-Бруевич. Учитывая, что оригинал Приказа не сохранился, то, как отмечал британский историк Г.М. Катков: «…сам Приказ опровергает предположение, что напечатанный текст тождественен коллективному черновику…»
Приказ № 1 был опубликован именно 2 марта 1917 года, в день отречения императора Николая II. Синхронность полная! Практически одним ударом были уничтожены две основные опоры государства – самодержавие и армия!
По воспоминаниям Военного министра Временного Правительства И. Верховского: «Приказ № 1 вышел в девяти миллионах экземпляров», в то время под ружьем в русской армии находилось 11 миллионов человек. Встает вопрос, на какие деньги большевики издали такой гигантский тираж, не на германские ли?
Действительно, сегодня, когда стали известны схемы финансирования российских социал-демократов (большевиков) немецким Генеральным штабом по цепочкам: торговая фирма, принадлежащая лично германскому социалисту А. Парвусу (Гельфанду), давно и хорошо знавшему В. Ульянова, базировавшаяся в Копенгагене, получала на свой счет деньги от немецкого правительства; на эти деньги Я. Ганецкий (Фюрстенберг) приобретал у Парвуса в Германии ширпотреб и медицинское оборудование, которое переправлялось через Скандинавию в Россию, где реализовывались за полноценные золотые червонцы. Часть денег уходила большевистскому партийному подполью, часть на содержание эмигрантов. Переводы сумм осуществлялись через посредничество Я. Ганецкого шведским «Ниа Банкен» в «Сибирский банк» на имя большевички Суменсон, родственницы Я. Ганецкого, которая и передавала деньги В. Ульянову.
По сведениям историков, от германского Генштаба через фирму Парвуса большевикам были переведены 10 миллионов марок. Таким образом, причастность германского Генштаба к Приказу № 1 не вызывает сомнения.
В русской армии Приказ № 1 нарушил основополагающий для любой армии принцип единоначалия, что во время ведения тяжелейшей войны с Германией привело к резкому падению дисциплины и боеспособности русской армии и способствовало ее развалу – прекрасный подарок Германии!
На Черноморском флоте Приказ № 1 на первых порах был воспринят спокойно. Как высказывался позже вице-адмирал А.В. Колчак: «Приказ № 1 был сообщен красносельской радиостанцией за подписью Совета Рабочих и Солдатских Депутатов… для меня этот Приказ не являлся ни законом, ни актом, который следовало бы выполнять, пока он не будет санкционирован правительством… Команды к этому отнеслись совершенно спокойно и никаких вопросов не задавали».
Офицер флота Н.И. Монастырев, участник и свидетель революционных событий на Черноморском флоте, характеризуя офицеров, своих сослуживцев, писал: «Действительно офицерство, особенно морское, было по преимуществу дворянство в большей своей степени совсем без всяких сословных предрассудков, но объединенное определенными и твердыми понятиями о воинской чести и во многих случаях рыцарства в лучшем смысле этого слова. Политикой никто не интересовался, за редким исключением, и она была совершенно чужда понятию офицера. Интересовались офицеры своим прямым делом, науками, искусством, музыкой, но отнюдь не политикой. В доброй половине офицеры выходили из семей, где далеко не все делались военными. Поэтому в этой касте не было ничего специфического и якобы враждебного народу. Все это придумывалось и раздувалось с определенной целью революционными кругами, не брезговавшими никакими средствами, чтобы мутить народ и натравливать одних на других. Я ничуть не хочу скрывать известные недостатки воспитания офицерства, но в своей массе это был стойкий, честный и достойный доверия класс, который, в сущности говоря, был единственным по своей сплоченности в России. Что же касается привилегий офицерскому сословию, то они заключались только в том, что дети могли воспитываться в кадетских корпусах и в институтах за казенный счет, да еще в том, что офицер с билетом третьего класса мог ездить во втором – вот это и было единственными привилегиями».
Непривычные офицерскому уху слова «господин лейтенант» вместо «ваше благородие» сначала резали слух, а потом офицеры перестали обращать на это внимание. Но стала быстро падать дисциплина. Беспорядок на кораблях,