Александру Федоровну, а в месте с ней и Николая II. Великие князья и княгини терпеть не могли друг друга. Дума находилась в оппозиции Николаю II. Депутаты произносили с трибуны Думы пламенные речи, но повлиять на ситуацию не могли. Большую силу к концу 1916 года приобрели общественные организации, снабжающие армию и занимающиеся мобилизацией частной промышленности для нужд фронта – Земский и Городской союзы (ЗемГор), а также Военно-промышленный комитет.
Офицер-подводник Нестор Александрович Монастырев вспоминал о том сложном и тяжелом времени: «И хотя материально-техническое обеспечение армии и флота к концу года заметно улучшилось, все находились в каком-то подавленном состоянии. По флоту ходили самые разные слухи о правительственной чехарде в Петербурге, об измене императрицы, о той зловещей роли, которую играл в высших кругах Григорий Распутин, о повсеместном взяточничестве, о возможностях сепаратного мира, о безволии Царя, не принимающего никаких решений, и о многом другом. В декабре пришло сообщение об убийстве Распутина группой аристократов-заговорщиков. Газеты с упоением описывали все подробности этого дела, подчеркивая, что «над всей страной пронесся вздох облегчения». Но никакого облегчения не произошло. Правительство продолжало громоздить ошибку за ошибкой. Приходили зловещие известия о брожении в войсках столичного гарнизона и о волнении в народе. Было известно, что многие члены императорской фамилии недовольны Царем и просто ненавидят императрицу. Какой-то взрыв ожидался и сверху, и снизу, предвещая для страны ужасные последствия. С самыми мрачными предчувствиями мы вступили в 1917 год».
Наверное, подобные мысли терзали и офицера Российского императорского флота минного офицера подводной лодки «Кашалот» лейтенанта Петра Петровича Ярышкина, и его товарищей-офицеров, не придавая оптимизма…
Так заканчивался тяжелый, смутный, какой-то шалый 1916 год.
Глава 5. Накануне. Январь – июнь 1917 года
Наступил 1917 год. Шел тридцатый месяц Великой войны…
Новый 1917 года принес шторма и непогоду на всей акватории Черного моря. «Штормило» и по всей России… Но Черноморский флот продолжал нести свою боевую службу, и политические события конца 1916 – начала 1917 года, казалось, не коснулись его деятельности. Внешне все оставалось как всегда. Никаких выступлений и даже нарушений воинской дисциплины на черноморских кораблях не наблюдалось. Все было как обычно, и все было не так: чуть тревожнее, чуть непокорнее, чуть смелее… Военные чины доносили Таврическому губернатору «…о нежелательном настроении пехотных полков, которые в случае возникновения беспорядков, хотя бы на почве дороговизны, не дадут командному составу уверенности в преданности долгу службы». Начальник жандармского управления Таврической губернии констатировал, что в вверенных ему уездах «за последнее время обнаруживается в обществе крайнее недовольство», доходящее до преступных выходок.
В губернии и в Севастополе с начала года резко выросли цены. Для многих дороговизна продуктов означала полуголодное существование. Газета «Крымский вестник» с тревогой сообщала: «В течение 9–10 января на Севастопольском рынке продавалось мясо, полученное от симферопольского уездного земства. Следующее получение мяса предполагается в конце текущей недели; и раздача мяса будет производиться тем же порядком по уменьшенной норме по прежней таксе, то есть 45 копеек за фунт». Все это вызывало раздражение, напряжение и общую усталость в обществе. И даже неожиданно наступившая в Крыму в январе 1917 года теплая погода с расцветшим миндалем, зазеленевшими кустарниками, зажелтевшими одуванчиками не радовала обывателей. Все чувствовали, что надвигается что-то непонятное, темное и неотвратимое…
Подводник Н.А. Монастырев вспоминал о том времени: «Наступила зима, а с ней и сезон плохой погоды и штормов на Черном море. В таких условиях выходы подводных лодок в море совсем не были развлечением. Во время походов единственным желанием было поскорее вернуться обратно на базу и отдохнуть от изматывающей болтанки и холода. С начала войны я впервые почувствовал себя страшно уставшим и сам удивлялся, насколько я пал духом. …Мы, офицеры, не в меньшей степени, чем матросы и солдаты, устали от войны, затянувшейся слишком надолго и все еще не имевшей никаких признаков быстрого окончания».
В начале января 1917 года командующий флотом вице-
адмирал А.В. Колчак утвердил схему блокады турецкого побережья, которая разделялась на три района: Восточный – от Трапезунда до мыса Чиви, протяженностью 160 миль; Средний – от мыса Чиви до Зунгулдака – 250 миль; Западный – от Зунгулдака до Босфора – 80 миль. В Восточном районе действовали эскадренные миноносцы, базирующиеся на Трапезунде и Батуме и еженедельно выходившие попарно в трехдневное крейсерство. В Среднем районе – эскадренные миноносцы, базирующиеся в Севастополе, выходившие каждые две недели попарно в двухдневное крейсерство. Блокадные действия в Западном районе возлагались на подводные лодки. Позже к этим районам прибавился еще один: от мыса Калиакра до мыса Тузла. Согласно этой инструкции, эскадренные миноносцы должны были подходить к турецкому побережью своего района с рассветом и, следуя вдоль берега, перехватывать суда противника, а на ночь уходить в море. На каждом эсминце, выходящем для блокадных действий, надлежало иметь от 20 до 30 человек призовой команды. В качестве приза предписывалось захватывать суда с ценным грузами – кожей, табаком, орехами, зерном.
Тяжелые зимние шторма ограничивали возможности выходов надводных кораблей, в том числе и эскадренных миноносцев, из Севастополя в район вражеского побережья, поэтому основная нагрузка легла на подводные лодки 1-го и 2-го дивизионов, не застаивавшихся у причалов. Перед Бригадой Черноморского Подплава, которой командовал капитан 1-го ранга В.Е. Клочковский, а флагманским штурманом был старший лейтенант М.В. Паруцкий, поставили задачу пресечения перевозок морем угля из Угольного района в Константинополь. С целью выполнения этой задачи уже 5 января 1917 года подводная лодка 2-го дивизиона «Кит» вышла в боевой поход, в котором 7 января уничтожила артиллерийским огнем турецкий парусник и две баржи с углем около устья реки Сакария, а в районе Кара-Су вынудила четыре шхуны выброситься на берег. 11 января «Кит» вернулся в Севастополь.
10 января 1917 года на смену подлодке «Кит» к турецким берегам ушла подводная лодка «Кашалот». Выйдя из севастопольской бухты, «Кашалот» встретил противный ветер и крупную волну, накрывавшую лодку. Погода портилась на глазах. Волнение усиливалось. Небо застилали густые серые облака. Свинцовые тучи обложили горизонт. Ветер задувал с норда. Серая мгла стояла над морем, было сыро и холодно. Временами налетал мелкий частый дождь вперемешку со снегом. Ветер крепчал. Крупные волны с характерным гулом набегали на лодку, разбиваясь о корпус, окатывая рубку белой пеной. Командир старший лейтенант Петр Константинович Столица проложил курс на Босфор, где находился позиционный район, отведенный «Кашалоту». Переход в район занял сутки. Всю ночь ветер дул порывами, то затихая, то снова завывая. К утру стало тише, только крупная зыбь, напоминая о