ты должен знать. Каван… жаждет твоей смерти. Никому не под силу одолеть его. – Он склонил голову набок и добавил: – Кроме тебя. – (На мгновение я лишился дара речи.) – Когда ты отправился на Задание, он места себе не находил, гадал, что ты выкинешь, чтобы его посрамить, – с присвистом продолжил Олдрик. – Похитив принцессу, ты нанес сокрушительный удар по его самолюбию и окончательно настроил против себя. – Олдрик закашлялся; с каждой секундой ему становилось все хуже. – Поэтому он не удосужился проведать меня. И это после всего, что я для него сделал. А вот если бы ты гнил заживо, он бы собственноручно закрыл тебе глаза, – презрительно скривился Олдрик. – Мне следовало рассказать тебе раньше. Не сомневайся, люди пойдут за тобой. Ты прирожденный лидер. Как думаешь, почему Каван воспылал к тебе такой ненавистью? – Он отвернулся, кашлянул и вдруг издал поистине душераздирающий звук, похожий на предсмертную агонию.
Пропустив сумбурный монолог мимо ушей, я склонился над умирающим:
– Ну хватит о нем. Лучше скажи, чем тебе помочь?
Олдрик обреченно помотал головой:
– Я уже не чувствую ног. Легкие словно напичканы битым стеклом. Каждая клеточка моего тела либо одеревенела, либо доставляет мне невыносимые страдания. Боюсь… конец уже близок.
– Не говори так. Самые глубокие раны затягиваются…
Олдрик оборвал меня на полуслове:
– Не обманывай ни меня, ни себя… Я уже смирился. – (Я судорожно сглотнул.) – Леннокс, ты напрасно мнишь себя слабым. Силы у тебя в избытке. Ты выстоял, превозмог. Не тяни. Если ничего не предпринять, Каван погубит нас всех до единого.
На мгновение я лишился дара речи.
– Поклянись!
– Клянусь! – Олдрик откинулся на спину и уставился в потолок, умиротворенный сделанным признанием. – Семьи у меня нет. Посидишь со мной немного? – попросил он.
– Хочешь… Хочешь, чтобы я остался с тобой до конца? – пробормотал я, не глядя на него.
Губы Олдрика дрогнули. Он кивнул.
Я накрыл его ладонь своей. У Олдрика даже не хватило сил ответить на мое пожатие.
Возникло непреодолимое желание отгородиться от происходящего глухой стеной. До сих пор мало кто требовал от меня полной, всеобъемлющей отдачи. Поборов искушение, я безропотно пропустил сквозь себя все: страх, покой, привязанность, боль. Я разделил с Олдриком эту ношу, чтобы он не чувствовал себя одиноким.
И в конечном итоге порадовался своему решению. Час спустя мертвенно-бледная кожа Олдрика приобрела синеватый оттенок, ладонь стала холодной. Я накрыл его с головой одеялом, вышел из зала… и заплакал, как ребенок.
Анника
Предполагалось: я выжила в бурю лишь благодаря своей смекалке и стойкости.
Доподлинно сообщалось: Эскала тяжело ранили во время сражения. После короткой беседы со мной его состояние ухудшилось, и теперь он надолго прикован к постели.
Тщательно скрывалось: отец получил на Острове серьезное ранение. У него развился горячечный бред, а уже на корабле отец впал в кому.
Раненый или заболевший принц – это полбеды; но свихнувшийся король – это катастрофа. Информация о состоянии его здоровья хранилась в строжайшем секрете. Оставалось надеяться, что рано или поздно он поправится, а Эскал придет в себя.
Когда Эскал провозгласил меня регентом, я думала, что такое положение вещей продлится день или два. Однако время шло, а отец с братом по-прежнему пребывали в беспамятстве. А если они никогда не очнутся? Мне доверили управлять королевством – оказали величайшую честь, вот только забыли подготовить к этой роли.
Что же мне предпринять?
На свете был только один человек, кому я могла доверить свои тревоги. Он бы ответил как на духу, внушил уверенность и помог преодолеть любые невзгоды.
Увы, к нему больше не обратиться. Судьба развела нас по разные стороны баррикады, и осознание этого тяжким бременем ложилось на мои плечи, еще ниже пригибало меня к земле.
Я прикрыла нос платком, пока лекарь вскрывал рану, чтобы выпустить скопившийся гной. Процедура наверняка сопровождалась адской болью, однако отец даже не шелохнулся.
– Мне очень жаль, ваше высочество. Пока никаких сдвигов, – сообщил второй лекарь. – Остается уповать на особенности организма и его способность побороть инфекцию.
Я вымученно улыбнулась:
– Тогда беспокоиться не о чем. Его величество привык бороться и побеждать.
Лекарь с улыбкой наклонил голову и отступил на шаг.
Нервно теребя платок, я приблизилась к ложу и, склонившись над отцом, зашептала ему на ухо:
– Слышишь меня? Это я, Анника. – (Отец не реагировал.) – Ты обязан поправиться. Мне о стольком нужно с тобой поговорить. Умоляю, очнись!
Как ребенок, я трясла его за плечи, готовая в любой момент разрыдаться от отчаяния.
Оставив бесплодные попытки, я выпрямилась и с непроницаемым видом повернулась к присутствующим, хотя сердце обливалось кровью.
– Вы уже справлялись о самочувствии моего брата? – обратилась я к старшему лекарю.
– Да, ваше высочество. Он по-прежнему без изменений, но гораздо стабильнее его величества.
– Отца регулярно навещают разные специалисты, но мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из врачей находился при нем неотлучно. Как только он очнется, сразу доложите мне.
– Разумеется, ваше высочество. Но если его величество умрет, протокол обязывает…
– Домыслы о смерти короля приравниваются к государственной измене! – отрезала я. – Потрудитесь более не затрагивать эту тему. И сообщите, когда отец придет в себя.
– Разумеется, ваше высочество, – со всей серьезностью повторил доктор, низко кланяясь.
Я никак не могла привыкнуть, что все мои просьбы трактовались как указ. Но хуже всего, недалек тот час, когда мне придется провозглашать настоящие указы. А если случится нечто из ряда вон, а я не справлюсь?
– Пожалуй, проведаю брата. Огромное вам спасибо, доктор.
Быстрыми шагами я направилась к покоям брата. Откуда-то возникла смутная надежда, что, если поспешить, Эскал обязательно очнется. Завернув за угол, я наткнулась на Николаса, только завершившего визит к Эскалу. Он немного потоптался у двери, лицо осунулось от тревоги.
– Есть новости? – чуть запыхавшись, спросила я.
– Никаких. Служанка говорит, пару раз он бормотал что-то, но слов не разобрать. Должен предупредить: если он и произнесет что-нибудь внятное, никто, кроме нее, не услышит. Эта особа не отлучается от него ни на секунду.
Почувствовав его недовольство, я тронула Николаса за плечо:
– Вот и славно. Ноэми очень предана нашей семье, ей можно доверять. Уверена, Эскалу пойдет на пользу увидеть возле себя знакомое лицо.
– Безусловно, но кто позаботится о тебе? Ты фактически осталась без прислуги. Для королевы это неприемлемо.
Он понятия не имел, какое отвращение мне внушало слово «королева». Сама мысль о престоле была сродни пожеланию смерти тем немногим близким, которые у меня еще оставались. С титулом регента я могла смириться. Он означал, что кто-то из семьи непременно поправится и возьмет бразды правления