мне надо научиться с этой болезнью жить. Но в том-то и дело, что я не слишком умею прислушиваться к своему телу и подчиняться, когда оно велит мне остановиться.
Джейми опять поворачивается ко мне.
– Но я – это не только моя болезнь. – Не знаю, откуда у меня берутся слова, но что именно это единственно правильные и нужные слова, я знаю твердо. – Моя болезнь – это часть меня, но кроме нее во мне много всего другого. И я ни за что не позволю болезни поглотить меня целиком. Слышишь, не позволю. Ей никогда меня не заполонить!
Джейми смотрит на меня, и в его взгляде странно соединяются боль и восхищение.
– Когда ты так говоришь, я влюбляюсь в тебя еще сильнее.
Я уставилась на него: «Что? Что он сейчас сказал?»
– Да-да, ты не ослышалась, – повторяет Джейми, глядя мне прямо в глаза. – Я сказал, что в тебя влюбляюсь.
Кажется, это какой-то чудесный сон или галлюцинация, вызванная всеми моими болеутоляющими таблетками. Пытаясь вернуться к реальности, я встряхиваю головой. Но Джейми истолковывает это по-своему.
– Жалко, что мои чувства остаются без ответа, но…
– Нет, ты не понимаешь, – перебиваю я его. – Я трясу головой, потому что не могу поверить в то, что ты сейчас сказал. Не могу, потому что только это я и хочу услышать. Ты же понимаешь, о чем я сейчас говорю!
Джейми, похоже, совершенно сбит с толку.
– Я чувствую то же, что и ты. – Я тороплюсь сказать самое важное и предотвратить любые сложности. – Я просто не думала, что ты… в меня… в такую, как я… Понимаешь?
– Понимаю. – Он подходит к дивану и садится на край, рядом с моими ногами. – Скай, я все понимаю. Я очень хорошо тебя понимаю. Даже если тебе и кажется, что это не так.
Он притягивает меня к себе, и на несколько чудесных секунд все исчезает, кроме наших слившихся в поцелуе губ. Нас освещает пробившийся сквозь облака солнечный луч. Получается, за нас радуется даже погода.
– Я давным-давно хотел тебе сказать, – шепчет Джейми. – Но разве к тебе, такой колючей, легко подступиться?
– Знаю. Понимаешь, я просто боюсь, что мне сделают больно. С тех пор как я заболела, меня очень легко ранить, поэтому никаких новых отношений я даже представить себе не могла. Пока, конечно, тебя не встретила.
– То, о чем ты говоришь, мне хорошо знакомо. У меня у самого есть этот страх. Меньше всего мне хотелось найти здесь новые отношения. Думал, хватит с меня любовных травм и страданий. Но тут появилась ты, с твоим псом и гордо задранным носом, и я потерял от тебя голову так же быстро, как Комета от Фица.
Какое-то время мы сидим обнявшись, слушая, как шелестят галькой волны и стучат наши сердца; каждый думает о своем. Несколько раз прокрутив в голове только что происшедшее, спрашиваю:
– Когда ты сказал, что и меня, и все понимаешь, что ты имел в виду?
– Ты думаешь, мне неизвестно, что такое жизнь с никому не видимой инвалидностью. В какой-то степени ты права, потому что болезнь, с которой живешь ты, несравнимо хуже того, с чем приходится справляться мне. Но я все равно понимаю, каково это, когда о твоем состоянии никто не знает.
В смущении жду, что он еще скажет.
– Ты мне всю правду о своих проблемах не рассказала, – продолжает тем временем Джейми, – но и я тебе не во всем признался. Физически мое состояние меня ни в чем не ограничивает, но я с ним живу каждый день с самого детства. – Он задерживает дыхание. – Видишь ли, у меня дислексия.
Я уставились на Джейми:
– Как же так? Ты же такой уверенный, такой… У тебя все так хорошо получается… Не может быть, чтоб ты был…
– Дислексиком, – заканчивает за меня Джейми. – Не стесняйся, это вовсе не оскорбление.
– Я понимаю. Извини, я вовсе не потому это слово не произнесла. Просто очень удивилась.
Джейми усмехается:
– Что? Хорошо я свои проблемы скрываю?
– Прекрасно. – Я стараюсь быстро сообразить, что к чему. – Подожди-ка… так ты поэтому не хотел вести записи в журнале наблюдений?
– Поэтому. Почерк у меня не фонтан, изложить информацию письменно мне не сразу дается. И с цифрами иногда тоже бывают проблемы.
Факты наконец выстроились у меня в логическую цепочку. Я чуть не закричала:
– Получается, и кошелек с наличными ты по той же причине брать не хотел!
Джейми кивает:
– Мне картой расплачиваться куда проще. К тому же я еще и лентяй. Но в этом дислексию не обвинишь. – Он улыбается, как всегда, пытаясь в любой ситуации найти что-то забавное. – А вдобавок к дислексии у меня еще и некое нарушение, которое называется «зрительный стресс». Поэтому мне проще печатать на компьютере – я на экран прикрепляю специальное покрытие.
– Что за покрытие?
– Такая прозрачная пластинка, которую я кладу на все, что мне надо читать, скажем, на книгу или на экран ноутбука. Я пользуюсь голубой пластинкой, но они бывают разного цвета: кому какой помогает – это дело индивидуальное. Если мне потребуются очки для чтения, в них тоже будут голубые линзы. К счастью, даже в моем преклонном возрасте очки мне пока не нужны.
«Так вот почему, когда Джейми дежурит, он никогда не дает мне заглянуть в его компьютер. Чтобы я его голубую пластинку не увидела». – Его странности начинают получать объяснение.
– А этот зрительный стресс как-нибудь связан с дислексией? – Мне хочется узнать больше, и в то же время я злюсь на себя, что ничего не заподозрила раньше. Была бы сама более откровенной, Джейми бы тоже набрался храбрости и поделился со мной своими проблемами.
– Да, бывает, что связаны. Но дислексию диагностируют совсем не у каждого, кто страдает зрительным стрессом.
Я киваю.
– Твою дислексию обнаружили, когда ты еще в школе учился?
– Ага, но только в средних классах. И было уже поздно: на мне к тому времени прочно стояло клеймо «трудного ребенка». – Джейми рисует в воздухе кавычки.
– Это ты о чем?
Джейми смеется:
– Ты что, забыла, как в школе училась?
– Нет, не забыла.
– Уверен, ты-то была отличницей. А подумай о тех, кого или в «слабую» параллель отправляли, чтоб таким, как ты, не мешать, или, если не отправляли, сажали на последнюю парту, где учителя можно было не слушать и задания не выполнять. Это и будет моя школьная жизнь.
– Но ты же был не виноват в том, что из-за дислексии не справлялся с учебой.
Джейми пожимает плечами:
– Ну и что! Меня тогда