«Подожди. Твое время пока не настало. Я пока без тебя обойдусь».
Моля Бога, чтобы меня не услышали собаки и не подняли у Джейми наверху тревогу, как можно тише отворяю дверь и выбираюсь на костылях за порог.
С первым же шагом морской воздух ударяет мне в лицо, и я останавливаюсь, чтобы вдохнуть его поглубже. «До чего замечательно!»
Медленно бреду дальше, но стараюсь держаться поближе к дому, чтобы Джейми меня не заметил из смотровой башни. Обогнув дом и оказавшись там, где меня уже не будет видно, двигаюсь вниз по склону к камням, которые я облюбовала с самого своего приезда на остров и где мне так хорошо сидеть и смотреть, как далеко внизу волны бьются о скалы.
Несмотря на свои костыли, добираюсь я туда почти что так же быстро, как и обычно, и там, бросив костыли на траву, опускаюсь на гладкий, выступающий из земли валун.
Закрываю глаза и глубоко дышу полной грудью. Вдох, выдох, вдох, выдох, ритмично и ровно, так же, как внизу (на берег – от берега, на берег – от берега) мерно катятся волны. Природа всегда помогает.
Через минуту, чувствуя себя много свежее, снова открываю глаза.
«Как же вы свободны, – думаю я, глядя со своего камня на парящих чаек, распластавших крылья и качающихся в небе на ветру. С головокружительной высоты то одна, то другая изредка ныряет за рыбой. – А я теперь благодарна даже за простую возможность свободно ходить. Мне теперь не до гимнастических упражнений в воздухе».
Любая хроническая болезнь лишает человека свободы. Пусть вас никто не запирает в тюремной камере, как преступника, – вы все равно заключенный. Заключенный в собственном доме, потому что вам трудно самостоятельно перемещаться за его пределами или даже у себя в спальне, потому что вы больны так тяжело, что не можете подняться с постели. А главное, потому что в оковы превращается ваше тело, лишая свободы жить как вам хочется.
Именно так я себя сейчас чувствую: пленницей собственного тела.
Раньше я его не замечала: если оно работает, иначе и быть не может. Потому-то и оказалась здесь в очередной раз скованной по рукам и ногам болью и крайним истощением, не в состоянии существовать без чужой помощи.
Я тяжело вздыхаю.
Сама во всем виновата. Ведь прекрасно знала, как надо было жить, чтоб удерживать своего монстра в клетке. Надо было прислушиваться к своему телу, а не прятать голову в песок, надеясь, что в этот раз пронесет. Тогда, возможно, и отделалась бы легким испугом.
Иногда, когда выпадает тяжелый день или даже неделя, я прячусь от жизни, пока опять не почувствую себя в силах выйти за пределы своего защитного кокона. Живу я одна, никто не следит, в каком состоянии я нахожусь и надо ли мне днем прилечь отдохнуть от того, что в голове сгустился туман и отказывает мозг. И никому, кроме Фица, нет дела до того, что я до полудня не вылезаю из постели потому, что плохо спала ночью, или потому, что руки и ноги не в силах пошевелиться.
Но здесь, на острове, такой свободы у меня нет: я все время с Джейми и Талией и все время у них на виду. Если день выдался тяжелый, приходится прятаться; пойти полежать, когда нужно, тоже не всегда удается. Я же знала: буду игнорировать тревожные сигналы, которые подает мне мое тело, – заплачу за это дорогой ценой. Ценой свободы.
На скале неподалеку сидят два баклана. Время от времени чистят друг другу перышки и поклевывают друг дружке шеи – влюбленная парочка.
Наблюдаю за ними и думаю: «Счастливчики! У вас все легко и просто. В ваших любовных играх нет никаких сложностей, вам друг от друга скрывать нечего, и ничто не мешает вам быть вместе».
Но, видимо, я ошибаюсь. Пока я сижу и смотрю на свою парочку, прилетает третий баклан и пытается занять чужую территорию. Немедленно получив сильный удар по клюву, незадачливый оккупант тут же ретируется. Проходит пара минут, и, убедившись, что подружка в безопасности, влюбленный баклан улетает на поиски пищи, а ее оставляет присматривать за гнездом.
Она возится вокруг, с места на место перекладывает клювом перышки, веточки и травинки. Смотрю, как она подскакивает на месте, и замечаю, что прыгает она на одной лапке, а другая, наверное, где-то пораненная и неподвижная, безжизненно болтается у птицы под брюшком.
«Нет, кажется, и у вас все тоже совсем не просто, – размышляю я, глядя, как улетевший баклан-добытчик возвращается с маленькой рыбкой в клюве, отдает ее подружке и опять улетает. – Видно, и вам бывает нужна помощь».
Представляю себе, как Джейми несет меня по лестнице.
Хотела бы я знать: он таскает меня по необходимости или потому, что сам этого хочет?
Размышлять над этим вопросом мне долго не нужно – ответ на него я и так знаю. Поначалу, когда мы только встретились, мне казалось, что он самовлюбленный дурак. Но, узнав его, я поняла, что Сонни Самуэлз – это не он. Это персонаж, созданный им «на публику». К настоящему Джейми Сонни не имеет никакого отношения. Я даже не ожидала, что настоящий Джейми будет принимать и людей, и происходящее вокруг так близко к сердцу.
Не Сонни, а именно Джейми начинает нравиться мне все больше и больше.
Джейми ко мне ласков и заботлив, но и только, и не стоит обманываться, что за его заботой может стоять нечто большее.
Если бы я не разболелась на острове, если бы была здесь сильной и здоровой, может быть, у нас что-то и могло бы получиться. Но теперь он знает, что я настоящая обуза, так с чего бы ему хотеть, чтобы наши отношения стали чем-либо большим, чем простое приятельство.
На глаза опять наворачиваются слезы. Сердито их смахиваю: долой слезы, долой ненужные эмоции!
Пора выбросить из головы глупые фантазии про Джейми, иначе, того и гляди, выставлю себя полной идиоткой, как будто я и так уже для этого недостаточно сделала.
Когда я сюда пришла, дождя не было – по небу плыли только редкие облачка. Но сейчас к клубам облаков stratus прибавились тучи nimbostratus. Глядя на потемневшее небо, я заторопилась: «Еще минуту, и пора возвращаться в дом». Но морской воздух такой свежий, что думать об этом не хочется. В последнее время я и так слишком долго оставалась в четырех стенах.
Смотрю на предвещающие дождь облака и вдруг замечаю, что их очертания меняются неспроста.
«Что это? – У меня на