Читать интересную книгу Идеальная жизнь - Джоди Пиколт

— Вы не могли бы перевести, что она говорит? — попросила она, но ответа не последовало.

Несколько минут Касси стояла посреди комнаты, не зная, то ли разреветься, то ли выйти в дверь и идти до тех, пока не доберется до Рапид-Сити. Сайрес уселся посреди дивана, который вздохнул под его небольшим весом, и принялся за вязание. Он обмотал ниткой пальцы и щелкал спицами все быстрее и быстрее, пока они не застучали, как зубы. Доротея закончила мыть посуду и стала подметать совершенно чистый пол.

Откровенно говоря, ни дед, ни бабушка Уилла не выказывали ни намека на гостеприимство по отношению к Касси, не собирались вести с ней задушевных бесед, и, похоже, им не приходило в голову, что такое поведение неоправданно оскорбительно. Касси припомнила своего коллегу, который писал диссертацию о том, что он называл «этикет вигвама»: о быте индейских племен на Великих равнинах в девятнадцатом веке. Что-то там было о том, что женщины сидят с одной стороны, мужчины с другой, что воины едят первыми, что в доме невежливо проходить между человеком и очагом. Касси не знала, сохранились ли подобные обычаи до сих пор, но почувствовала: существует некий свод правил, о которых ей никто ничего не говорил и которые ей придется постигать самой.

Начала она с того, что выровняла стопку журналов. Сайрес один раз оторвал взгляд от спиц, что-то проворчал и продолжил вязать. Касси разложила журналы в две аккуратные стопочки и отправилась в кухню. Порылась на полках, нашла кухонные тряпки, намочила одну мыльной водой и стала оттирать дверцу холодильника.

Доротея даже головы не подняла, даже виду не подала, что знает, что Касси стоит всего в метре от нее.

— Знаете, — слишком громким и веселым для такого крошечного домика голосом сказала Касси, — у меня в Калифорнийском университете есть друг, который специализируется на этнологии индейцев Северной Америки.

Она не стала уточнять, что этот друг — культурный антрополог. И за три года она едва ли перекинулась с ним парой слов. Вместо этого она порылась в памяти, пытаясь припомнить программу его курса и собственную дипломную работу.

— Если честно, — продолжала Касси, — мне ничего не известно об индейцах. Не знаю, что вам там рассказывал Уилл, но я специализируюсь на более раннем периоде. — Она сполоснула тряпку в раковине. — За исключением оружия. Я очень хорошо разбираюсь в оружии. Я защитила диссертацию на тему насилия: является ли эта черта характера наследственной или благоприобретенной… — Касси запнулась, задумавшись об иронии судьбы, учитывая то, чем обернулся ее брак. Не дождавшись ответа, она продолжила: — Давайте вспомним… штат Нью-Мексико, культура Кловис — индейская культура, во время которой были изобретены каменные наконечники копий, их можно было привязать к стреле, и таким образом убить мамонта становилось гораздо легче…

Голос Касси замер. Она подумала об этой группе кочевников, сорок тысяч лет назад забивающих огромного зверя, потом о дедушке Сайреса, который наверняка подобным образом охотился на буйвола всего каких-то сто пятьдесят лет назад, и прервала свой монолог, почувствовав, что он начинает напоминать лекцию. Поверх ее головы Сайрес и Доротея обменялись взглядами, похоже, обозначающими: «Она всегда такая?».

— Что ж, — негромко сказала Касси, — наверное, вы это знаете и без меня.

Она покачала головой, обозвав себя дурой за то, что начала действовать напролом, вместо того чтобы потихоньку завоевывать их расположение.

Доротея подошла, взяла из ее рук мокрую тряпку, выкрутила ее и повесила над раковиной, жестом дав понять, что предпочитает, чтобы мокрые тряпки висели вот так. Потом обвела взглядом сверкающую кухню, кивнула и надела куртку. Остановилась перед Касси и взяла ее сильными пальцами за подбородок. Что-то произнесла на лакота — странный набор щелкающих звуков и слогов, которые звучали нежнее колыбельной.

Когда Доротея вышла, Сайрес встал у окна, глядя вслед жене, которая отправилась на работу в дневную смену. Он знал, что хочет спросить Касси.

— Она говорит, что пока ты с Народом, — перевел он, — то, что ты считаешь историей, — это наши прапрапрадеды.

Не отрывая взгляд от окна, он поднял руку, подзывая Касси. Она встала и подошла к Сайресу. Он положил руку ей на плечо, но это было не объятие, а скорее толчок. Касси смотрела на раскинувшийся перед ними пейзаж, понимая, что Сайрес видит не море снега, не остовы брошенных автомобилей и не обрывки брезента, который срывает с соседней хижины ветер. Он видит землю, по которой ступали еще его предки. Землю, которую — именно по этой причине! — он называет своим домом.

Уилл сидел на куче одеял, которые служили ему постелью, пристально глядя на спящую на раскладном диване Касси. Когда он жил с бабушкой и дедом, это была его кровать, и он видел, как ее тело утопает в тех местах, где он продавил его своим телом.

Проснулся он весь в поту. Ему снилась Касси. Как бы дико это ни звучало, она была из племени древних воинов — Лисиц. Каждый мальчик сиу с детства слышал о Лисицах и Отважных Сердцах, жалея, что Народ больше не воюет с племенем чиппевеев и нельзя совершить подвиг и доказать свою храбрость. Лисицы были самыми искусными воинами. Они носили красные кушаки, которые привязывали к колышкам, вбитым в землю, и это означало, что они будут сражаться на этом месте до победы. Или пока их не убьют или не освободят друзья. Уилл вспомнил, как играл в Лисиц во время школьной перемены; как однажды стащил мамину шаль, чтобы использовать ее в качестве кушака, — за это его наказали на целый месяц.

В его сне у Касси был огромный живот, и свой кушак она повязала прямо под грудью. Уилл видел, как она привязала себя к колышку и начала петь:

Я лисица.

Я должна умереть.

Если будет трудно,

Если будет опасно,

Так тому и быть.

Из ниоткуда появился Алекс Риверс и начал кружить вокруг нее, все приближаясь. Уилл кричал, пытаясь ее предупредить, но Касси даже не шевельнулась. Алекс ударил ее в висок, но она продолжала стоять на месте, хотя от ударов у нее на глазах выступили слезы.

Уиллу снилось, как он кричал изо всех сил, как бежал к тому месту, где стояла Касси. Не останавливаясь, он протянул руку, выдернул колышек, к которому она была привязана, и приобнял ее, заставляя бежать так же быстро, как бежал сам.

Проснулся он злой, задыхаясь, несколько удивленный тем, что Касси лежит рядом, всего в метре от него, и ее пальцы подрагивают во сне.

Двигался он неслышно, в такт дыханию деда, доносящемуся из-за занавески, отделяющей спальню от гостиной. Не успел он присесть на диван, как Касси проснулась. Уилл приложил палец к ее губам.

— Завтра я уезжаю, — прошептал он.

Касси попыталась привстать, но Уилл положил руку ей на плечо, приказывая не шевелиться.

— Почему?

— Потому что в Лос-Анджелесе меня ждет работа. Потому что я ненавижу это место. — Уилл усмехнулся. — Выбирай, что тебе больше нравится.

Она должна была понимать, что этим все и закончится; он ей прямо об этом сказал. К его ужасу, Касси едва сдерживала рыдания.

— Ты не можешь оставить меня здесь одну, — прошептала она, отлично зная, что может и оставит.

Когда она отвернулась, он виновато погладил ее по голове. Касси была такой маленькой и простой — соседская девчонка; он встречал сотни женщин красивее, чем она.

Уилл уставился на затылок Касси, заставляя себя вспомнить, как прятал школьный табель, когда нес его домой, потому что ученики шли по списку не только по фамилии, но и по проценту индейской крови, текущей в их венах. Он заставил себя вспомнить зиму, которую ему с бабушкой и дедом пришлось провести на вяленом мясе и консервах, потому что государственная программа отпуска продуктов по карточкам провалилась. «Да, — думал он, — мне нужно держаться отсюда подальше».

Несмотря на эти мысли, Уилл лег рядом с Касси, и ее подрагивающая спина крепко прижалась к его груди. Он боялся пошевелиться, не желая превратить эту близость во что-то большее. Он прислушивался к биению ее сердца, к негромкому похрапыванию деда и бабушки.

Потом осторожно накрыл живот Касси рукой.

— Ты не одна, — сказал он.

Глава 21

Весь март, пока в Пайн-Ридж таял снег, превращаясь в маленькие островки и стекая между тополями, Касси привыкала к резервации. Поскольку для нее это были небеса обетованные, она не замечала истинной картины: здесь убийств на душу населения происходило больше, чем где бы то ни было в Соединенных Штатах, а народ вымирал в нищете и от равнодушия. Вместо этого она видела, как красивы краснокожие дети сиу, как в грязных лужах отражается ее округляющийся живот, как солнце запутывается в ветвях деревьев и у тишины появляется свой звук.