Читать интересную книгу Маленькие ошибки больших девочек - Хизер Макэлхаттон

Ее зовут Мария Франческа Адонис, и ее дом просто великолепен. В нем полно хорошо отполированного антиквариата, строгих мраморных бюстов и на удивление роскошной мебели. Ты садишься на зеленый бархатный диван, и она приносит тебе полотенце со льдом. Мария спрашивает, как это ты оказалась у нее на ступеньках с вывернутой лодыжкой, и ты объясняешь ей это, насколько можешь. Ей, наверное, около шестидесяти, но она ухоженная, ее розовая кожа сияет, а волосы, затянутые в тугой узел на затылке, по-прежнему иссиня-черные и блестящие.

«Dio Mio»[14], — продолжает вздыхать женщина, оборачивая твою лодыжку ледяным компрессом. Она приносит тебе с кухни домашние клецки и бокал красного вина. Ты засыпаешь на диване, пустой бокал из-под вина стоит на столе, вокруг твоей больной лодыжки обвязано мокрое полотенце. Утром тебя будят странные голоса, а когда тебе удается сфокусировать взгляд, ты видишь, что на тебя смотрят трое хорошо одетых мужчин.

«Видите? — спрашивает Мария, указывая на тебя. — Сделайте что-нибудь!» Один из мужчин, которому очень идет его голубая рубашка, просит ее успокоиться. Они об этом позаботятся. Мария помогает тебе пройти в столовую, где вы все вместе садитесь завтракать. Она представляет тебе мужчин, которые оказываются ее сыновьями Бальдо, Пиппо и Марко. Они кивают и хмыкают, накладывая себе в тарелки яичницу с перченым беконом. «Побудешь здесь немного? — спрашивает тебя Мария. — Пока твоя нога не заживет. Нельзя бегать по Палермо одной. Мы о тебе позаботимся».

К счастью, твой паспорт остался при тебе (во время путешествий всегда держите его при себе, а не в сумках!), но у тебя нет ни пенса. Куда тебе податься? Мария довольна, ее сыновьям, похоже, все равно. Остаток дня ты проводишь сидя на зеленом диване, под ноги положены подушки, окна распахнуты; ты пьешь минералку с лимоном и играешь в покер. Мария играет отменно. Правда, жульничает, но ты ее за это только уважаешь. После ужина она включает телевизор, и вы вместе смотрите новости, а около десяти, когда ты уже пропустила пару бокалов, распахивается дверь, и ты слышишь голос Марко. «Ciao mama![15]» — кричит он.

— Голодный? — спрашивает Мария.

— Да! — отвечает он, подходит к дивану и бросает тебе на колени твой рюкзак. «Я вернул и твой чемодан, — говорит Марко. — Только он испачкался». Мария в восторге, видя это. «Bravo! — говорит она. — Мой славный мальчик». Она целует сына, а тот отталкивает ее, потому что уже смотрит новости. «Как ты его достал? — спрашиваешь ты, но он только пожимает плечами. — Нашел немца, который его украл?» Но Марко прижимает палец к губам, веля тебе помолчать, и делает звук телевизора погромче.

В семье Адонис вообще хватает странностей. Они говорят, что живут на доходы от экспорта красных апельсинов, но тебе так не кажется. С каких это пор апельсины приносят столько денег? Когда тебе становится лучше, Мария берет тебя с собой за покупками, угощает в кафе на площади и ни за что не платит. Ты вообще ни разу не видела, чтобы у нее в руках были деньги. Должно быть, у нее повсюду кредиты. У мясника, у продавца фруктов, в ресторанах и магазинах одежды ни ее, ни тебя никто ни разу не попросил заплатить. Когда ты гуляешь одна (что случается довольно редко) и пытаешься за что-нибудь заплатить или дать на чай, владельцы заведений постоянно отказываются от денег.

Мальчики приходят домой почти каждый вечер, чтобы поужинать и переодеться. С их одеждой Мария обращается как с произведениями высокой моды. Она утюжит стрелки на каждой штанине, крахмалит розовые сорочки. Аккуратно раскладывает кашемир на доске для сушки.

Однажды на другой стороне улицы ты видишь того самого немца. Его правая нога в гипсе. Ты переходишь улицу, чтобы догнать его, но, заметив тебя, он улепетывает с огромной скоростью (насколько она может быть огромной у человека на костылях). Его легко догнать. «Эй!» — ты хватаешь его за руку. Он ведет себя странно — ты чувствуешь, что он весь дрожит. От его улыбок и подмигиваний не осталось и следа. Он смотрит в пол.

— Какого черта ты это сделал? — спрашиваешь ты. — Зачем украл мои вещи?

Он резко кивает, закрыв глаза. «Я не знал», — повторяет он, как сломанная заводная кукла, пока ты не вцепляешься ему в руку крепче. — «Чего не знал?» — Он качает головой. «Коза ностра, — говорит он. — Я не знал, что ты с ними. Я не знал, что ты — в семье».

Ты закатываешь глаза. Ага, сейчас.

Теперь его черед презрительно фыркать. «А разве нет? — спрашивает он. — Ты живешь с матерью одной из самых влиятельных сицилийских семей и даже не подозреваешь об этом?»

Если ты поверишь немцу, перейди к главе 242.

Если ты не поверишь немцу, перейди к главе 243.

150

Продолжение главы 96

Ты хватаешь свой рюкзак, бежишь к открытой двери, медлишь мгновение и… ух! Спрыгиваешь с поезда. Ты летишь, а потом падаешь на землю, больно ударившись и несколько раз перекатившись по гравию, сухим веткам и чему-то похожему на колючую проволоку. Твой полет кувырком по холму, усыпанному колючками, заканчивается в месте, где кончается дорога из мокрого гравия, и остаешься лежать там, вся разбитая, в луже. Вот именно так ты себе это и представляла — посмотреть Италию. Ты порезала руку, поцарапала лоб, а твоя лодыжка, судя по ощущениям, и вовсе может быть сломана — хотя нет, это вряд ли, потому что ты все еще можешь идти. Ты ковыляешь, сколько можешь, милю, может, больше. Луна освещает твой путь; время от времени среди деревьев раздается хруст веток; ты слышишь, как на какой-то одинокой ферме вдалеке лает собака. Толстые кипарисы высятся вдоль дороги и наблюдают за тобой, словно молчаливые часовые.

В конце концов ты набредаешь на развалины старой церкви, что для сельской тосканской местности не редкость. Это белый каменный собор посреди поля, без полов и крыши. На месте кафедры растет зеленая трава, а в пустые окна задувает ветер. Ты ложишься на влажную траву, над тобой алмазами сверкают звезды. Тебе нужно поспать, перед тем как завтра снова трогаться в путь. Первым делом тебе надо будет привести себя в порядок, успокоиться и постараться вести себя естественно. Ты погружаешься в беспокойный сон, тебе снятся на удивление эротичные кошмары с участием Элен-Эллен, которая целует тебя, припадая своим мягким синим ртом к твоему.

Утром тебя будят голоса спорящих людей. На деревьях поют птицы, в воздухе запах дыма от костра. Ты промокла от лежания на траве. У тебя все болит. Ты счищаешь листья со своего свитера, выходишь из собора на цыпочках и видишь стоящих на обочине молодых людей, которые орут друг на друга.

— Я надеру тебе задницу! — кричит высокая блондинка.

Парень делает маленький шажок назад, и хотя сложение у него атлетическое, он смотрит на нее со страхом, как будто такое вполне возможно. «Пэмми, — говорит он, — это не так. Я просто хочу знать, что случилось». Они стоят возле синего «фиата» с привязанным к крыше багажом. Девушка хороша собой. Светлые волосы собраны сзади в аккуратный конский хвост. Синие-синие глаза и пухлые розовые губы. Она очень высокая, может, шесть футов или около того.

— Не называй меня Пэмми, — кричит она.

Он раздражается: «Давай не будем ссориться, ладно?»

Она не дает ему подойти к машине: «С тобой все ясно. Забирай свое барахло из машины». Она стоит, уперев руки в бока, как какая-нибудь шведская богиня, которая только и ждет повода, чтобы дать волю своему гневу. «Здесь? — он как безумный обводит окрестности рукой. — Здесь, посреди восточной Гвидо? Ты, должно быть, шутишь». Он делает шаг в ее сторону, и Пэмми без промедления бьет его кулаком по лицу.

Он отшатывается, держась за нос. «Господи!» — восклицает он, у него между пальцами просачивается ярко-алая кровь. Она начинает снимать с крыши машины сумки и бросать их на землю. «Я знаю, что ты спала с этим парнем в Палермо! — кричит он, звук его голоса приглушенный, потому что он ладонью закрывает себе рот. — Ты бросила меня во время поединка с Петросяном, чтобы переспать с этим чинушей!»

— Это был не чинуша. — Она с отвращением бросает сумку ему под ноги. — Это был губернатор Сардинии.

— У меня кровь идет! — Его лицо будто испачкано клубничным джемом.

Она скрещивает руки на груди. «Удивительно, — говорит она, — хоть что-то тебе удается с первого раза».

Он целую минуту смотрит на нее, а потом уходит, тяжело ступая, вниз по гравийной дороге. Ты выходишь из развалин. «Что случилось?» — спрашиваешь ты девушку. Она резко разворачивается и заговаривает с тобой, как будто ты все это время была рядом. «Черт, — говорит она, — обожаю бить мужчин».

Она предлагает подвезти тебя до города. Говорит, что ее зовут Памела Портерфилд, она журналистка из Техаса, пишет для крупного спортивного журнала, а здесь освещает события из жизни боксера Поп-Ай[16] Уолкера, который «боем прокладывает себе дорогу в Италии». Она рассказывает, что Уолкер — боксер-тяжеловес, что не слишком хорошо. «Настоящие толпы собирают только те, кто в среднем весе, — объясняет она. — Те, кто в среднем весе, танцуют по рингу и выколачивают друг из друга последние мозги. Кровища повсюду. А тяжеловесы будто просто перетаптываются с ноги на ногу. Хотя у Уолкера удар забойный». Глядя в зеркало заднего вида, она наносит на губы помаду и показывает своему парню средний палец, когда вы обгоняете его на дороге.