Джерард сжал лежавшие на его рукаве пальчики и прошептал:
– Возвращайся ко мне, когда закончится танец.
Она подняла брови, но кивнула.
Он отпустил ее и посмотрел вслед удалявшейся парочке.
Решив, что танцы – именно то, в чем нуждается Жаклин для поднятия настроения, Джерард отошел в сторону. Все шло, как задумано, и леди Таннауэй оказала им неоценимую поддержку. Отмечая, сколько леди и джентльменов бросали одобрительные взгляды на Жаклин, он еще больше уверился, что их план сработал. После сегодняшнего вечера уже никто не поверит, будто Жаклин каким-то образом замешана в гибели Томаса.
Музыка еще играла, когда рядом появился Барнаби.
– Сэр Харви – человек умный и сразу понял, что я имел в виду. Как и Жаклин, они уже оплакали Томаса. У них есть и другие дети, и супруги хотят, чтобы ради всех остальных об этой истории как можно меньше говорили. Во всяком случае, они определенно на нашей стороне. И сделают все, чтобы помочь нам узнать, кто стоит за этим.
Джерард кивнул, не сводя глаз с танцующей Жаклин.
Барнаби же, напротив, оглядывал стоявших у стены, в основном представителей старшего поколения.
– Я уже и забыл, как это бывает в деревне: все только и говорят что о найденном мертвеце. Пожалуй, погуляю по залу и, воспользовавшись своим положением невежественного чужака, попробую вытянуть из них, кто распускает слухи.
– Думаешь, что-то получится?
– Не знаю, но чем больше стараюсь понять, тем больше убеждаюсь, что убийца крайне осмотрителен и одновременно умеет убеждать. Он, должно быть, имеет доступ во многие здешние дома.
С этими словами Барнаби отошел. В зале прозвучали последние ноты. Танцующие со смехом остановились: цепочки дрогнули и мгновенно распались. Джерард увидел, как Жаклин обернулась и поискала его взглядом. Роджер подхватил ее под руку и повел к нему. Но едва они оказались рядом, как музыканты снова заиграли, и на этот раз ее партнером оказался Джайлз Треуоррен.
Джерард перестрадал и этот танец, зато следующим оказался первый вальс!
Встретив Жаклин и Джайлза в центре зала, он весело болтал с ними, пока не раздались первые звуки скрипок, после чего обнял ее за талию и увлек в вихре вальса. И почувствовал, как внутри что-то отпустило. Что это было? Облегчение от того, что она снова в его объятиях?
Они продолжали кружиться, пока Жаклин не задохнулась. Легкий шорох шелка о сукно его фрака, прикосновение его длинных ног к ее юбкам, жаркий мужской взгляд, такой пристальный, невероятно будоражили воображение ... она судорожно вздохнула и возблагодарила Бога, что он не отводил глаз.
– Ты очень хорош в этом ...
Она не имела в виду вальс.
Судя по легкой улыбке, Джерард понял, но в ответ обронил только:
– И ты тоже.
Он провел ее в вальсе до конца длинного зала. Тяжелая горячая рука на ее спине посылала озноб по ее телу.
Во время второго тура он снова заговорил:
– Не думаю, что в последнее время ты много танцевала.
– Вернее, совсем не танцевала с самого исчезновения Томаса, – поправила она.
И никогда прежде с таким искусным партнером, столь уверенным в своих способностях. Партнером, которому могла безраздельно довериться и просто наслаждаться моментом, движениями и живительной энергией танца.
– Я люблю вальс, – неожиданно для себя призналась она.
– Я тоже.
Они достигли другого конца зала, и он незаметно для других привлек ее еще ближе. Она ощутила его силу, когда он увел ее в самый центр зала.
Ее захлестнуло радостное возбуждение, быстро сменившееся желанием, подогреваемым выражением его глаз, сознанием того, о чем он думает, какой ее видит. Она ощутила, что падает, тонет в сияющей глубине его карих глаз ... беспомощно покоряется его чарам.
Чувственная дрожь пробежала по спине; она раскраснелась, затрепетала ... соски напряглись, откуда-то изнутри хлынула волна жара.
– Если мне придется еще танцевать с тобой, нужно срочно попросить у кого-нибудь веер.
Джерард усмехнулся, глаза хищно блеснули. И все же его взгляд, даже при всей ее неопытности, оставался страстным и напряженным: не приглашение, но обещание. Обещание того, что между ними может быть нечто большее.
Жаклин удивлялась одному: почему она не боится? Почему не ощущает и следа волнения? Подобные эмоции никогда не влияли на ее мнение о нем, вернее, о них обоих. О том, что может быть и будет, как только она согласится.
Мелодия поднималась к кульминации; выражение его лица стало более серьезным, а взгляд – более пристальным.
– Ты что-то решила?
Тон был ровным, спокойным. Не требовательным. Скорее манящим.
– Нет. Но решу, – заверила она.
Он долго изучал ее лицо, прежде чем кивнуть. И, вынудив себя отпустить ее, повел в сторону. Немедленно словно из-под земли возник следующий партнер.
Он все неохотнее отпускал ее. С какой радостью он увлек бы Жаклин в какой-нибудь укромный уголок, где провел бы следующие несколько часов, убеждая ее безраздельно отдаться ему. Но вместо этого, помня о других целях, он танцевал с другими дамами и во время танца старался довести до их сведения как можно больше фактов о гибели Томаса.
Но тут к нему подступила Элинор и ясно дала понять, что приберегла для него танец. В обычных обстоятельствах он не оставил бы ей никакой надежды. Но даже с риском поощрить ее, пусть и в самой малой степени, он решил принять приглашение, желая узнать, что думает Элинор об обстоятельствах гибели Томаса.
Но, как оказалось, Элинор не интересовали мертвецы.
– Ах, все это было так давно! Я уверена, что бедняжка Жаклин не имеет ничего общего с его убийством, так что и говорить не о чем!
Глядя ему в лицо возбужденно блестящими глазами, она попыталась прижаться к нему, но Джерард деликатно отстранился. И тогда Элинор, опустив ресницы, чувственно улыбнулась:
– Я бы предпочла поговорить о более волнующих вещах.
Ему удалось дотерпеть до конца танца, не прочтя ей уничтожающей проповеди. С облегчением отпустив девушку, он невольно задался вопросом, знает ли леди Фритем о поразительно непристойном поведении дочери. Пусть сам он пытается соблазнить Жаклин, но он твердо уверен в ее невинности. А вот Элинор ... какая-то блудливая тень в ее глазах подсказывала, что она уже окунула ноги в фонтан Эроса.
А Элинор продолжала бомбардировать его многозначительными взглядами.
При обычных обстоятельствах Джерард вряд ли стал бы осуждать ее за это: не настолько он лицемерен, и все же в развращенности Элинор было нечто отталкивающее. Так считал не только он, но и Барнаби. Правда, они это не обсуждали: достаточно было переглянуться, чтобы понять друг друга. Странно только, что его совершенно не влечет к Элинор: нельзя отрицать, что она очень красива.