– Пойдем прогуляемся в саду, – предложил он. – ·По крайней мере, сможем оценить наше творчество.
Жаклин улыбнулась. Джерард обрадовался, увидев ее облегченный взгляд.
В саду было довольно тепло; парочки и целые компании бродили по дорожкам. Джерард помог Жаклин спуститься вниз. Они пересекли газон и направились к пруду. Над головами раскачивались фонарики. Жаклин огляделась, изучая узор сверкающих огоньков.
– Ничего лучше я не видела, – улыбнувшись, призналась она.
Он сжал ее руки, и они пошли дальше.
Цепочка фонариков обрывалась у пруда. Они специально не велели освещать поляну, чтобы ни у кого не возникло соблазна подойти ближе к глубокой воде. Добравшись до границы тени и света, они обменялись взглядом и продолжали идти.
Ночная тьма обняла их. Глаза быстро привыкли к серебристому лунному свету. И хотя до полнолуния было еще далеко, все же окружающий пейзаж был достаточно ярко освещен. Пруд казался темным неподвижным пятном. Тишину нарушало только отдаленное журчание ручья.
Высокие деревья и кусты, окружавшие поляну, создавали иллюзию замкнутого пространства, принадлежавшего им одним.
Жаклин приблизилась к каменной скамье и уселась на одном конце. Джерард боялся сесть рядом, понимая, что может не сдержаться.
Жаклин задумчиво уставилась на пруд. Джерард, пристально глядя на нее, сунул руки в карманы и остался стоять.
Холодный камень и ночной воздух привели в порядок хаотические мысли Жаклин. Она очень волновалась, входя в бальный зал, но вскоре обрела уверенность и в своей внешности, и в общении с окружающими. Особенно растрогало ее отношение Энтуистлов, людей, с которыми она смогла безбоязненно разделить скорбь. До сих пор в ушах звучало напутствие леди Энтуистл с пожеланием начать жизнь сначала. А потом ...
Она искренне наслаждалась танцами, особенно вальсами с Джерардом, пробудившими в ней столько эмоций, и без того обуревавших ее в последние дни.
Но вот реплика Джордана, вместо того чтобы ободрить ее, лишила спокойствия и погасила радость. А поведение Элинор с Джерардом и его реакция снова вернули одержимость этим человеком.
Что же до сэра Винсента ...
Жаклин тихо вздохнула, наслаждаясь напоенным ароматами цветов воздухом. Неужели Барнаби и Джерард правы и сэр Винсент куда более опасен, чем кажется?
Она знала его почти всю свою жизнь и, честно сказать, не могла поверить, что он способен расправиться с Томасом, не говоря уже о ее матери. Но и не видела в нем будущего жениха. Но с другой стороны, нет ни малейшего сомнения в том, что она знает убийцу.
Жаклин помедлила, позволяя мыслям улечься, словно листьям, поднятым ветром. Сейчас для нее важнее всего только один человек, тот, кто совсем недавно вошел в ее жизнь.
Джерард.
Прошло всего несколько минут с тех пор, как она сидит здесь, но все остальное ушло прочь, показалось совершенно незначительным. Главное, что он здесь и с ней.
Тем более что ей еще предстоит принять решение и объясниться с тем, кто этого решения требовал. Девушка невольно вспомнила подробности сегодняшнего вечера. Когда сэр Винсент сжал ее в объятиях, осыпая руки страстными поцелуями, она не ощутила ничего, кроме отвращения. Но стоило Джерарду взглянуть на нее – и она отвечала, инстинктивно, пылко, забывая обо всем.
Облегчение, которое она ощутила, услышав его голос, поняв, что он здесь, снова нахлынуло на нее. Как получилось, что всего за одну неделю он стал олицетворять для нее безопасность и защиту?
И неужели это знак, которого она ждет?
А тот момент, когда он отвернулся от Элинор? Никто не отрицает, что подруга неизмеримо ее красивее и гораздо опытнее в искусстве привлечь мужчину, и все же он не проявил ни малейшего к ней интереса, даже когда Элинор открыто ему навязывалась.
Еще один знак? Возможно.
Джерард молча наблюдал, как все эти мысли сменяют друг друга на ее лице. Некоторые он смог прочесть, остальные ...
Он хотел узнать все до единой. Хотел понять и быть уверенным в Жаклин. В любой мелочи. Но достичь этого будет нелегко. Он до сих пор не ведал, согласится ли она принадлежать ему так, как он желал и временами даже опрометчиво требовал.
Возможно, пора изменить свою позицию?
Он шагнул ближе, и она вопросительно вскинула брови.
– Когда мы были здесь днем, ты спросила, почему я так хочу услышать твое решение.
Заметив, как застыло ее лицо, он продолжал, на этот раз уже осторожнее:
– Пойми, я не намеревался брать тебя натиском и укладывать в постель на волне желания, в основном моего. Не намеревался обольщать тебя.
Жаклин тихо ахнула.
Но он неумолимо продолжал:
– Знаю, что сумел бы добиться своего. Для этого всего лишь следовало действовать более энергично. Но ... – Он осекся, отвел взгляд и тяжело вздохнул. – Но мне нужно от тебя не только это. Не хочу, чтобы между мной и тобой завязалась пошлая интрижка.
«Интрижка, затеянная исключительно мной ... »
Эти слова не были сказаны вслух, но Жаклин услышала.
Света было достаточно, чтобы удостовериться, что его лицо напоминает грозовую тучу.
С самого начала он ясно дал понять, что не собирается ничего обещать, но при этом выделяет ее из всех остальных женщин. Считает ее чем-то большим, чем очередная победа, одна из многих. И все же не давал никаких обещаний. Не мог или не хотел?
Глядя в его лицо, жесткое, суровое, она вдруг впервые поняла, что за этой надменной светской маской кроется не очень уверенный в себе человек ... совсем как она сама.
Что, если он не обещает, потому что не знает? Потому что не больше, чем она, сознает природу того, что лежит между ними? Не представляет, во что выльются их отношения, чем могут стать?
Что, если она откажет ему, уйдет и никто из них так и не получит ответа?
Жаклин поднялась. Все колебания куда-то исчезли. Она направилась к нему, и он с голодным желанием наблюдал за каждым ее шагом. Вынув руки из карманов, он потянулся к ней. Жаклин остановилась, только когда ее груди коснулись его груди.
Какое-то мгновение, чувствуя, как его руки скользят по ее талии, как жар просачивается через тонкий шелк, она продолжала смотреть в его глаза ... и не нашла никаких изменений в его намерениях: никакого желания схватить и овладеть, никакого стремления отступить. Он по-прежнему ждал – ждал ее решения. Ждал, пока она захочет его так же сильно, как он – ее.
Подняв руки, она обхватила его шею, встала на цыпочки, потянулась к нему губами и поцеловала. Поцеловала первой, и он позволил ей. Позволил прижать губы к его губам, скользнуть языком в его рот, установить свой ритм. Он же послушно следовал за ней, принимая все, что она сочла нужным дать, предлагая все, что она хотела в ответ, чуть склонив голову, чтобы крепче прижаться к ее рту, когда она безмолвно потребовала это сделать.