Примерно такое же отношение у меня было к тебе, с тяжким сердцем подумала я.
— Она бросила свое жилье в Монклере, перебралась ко мне на Манхэттен, на Восемьдесят пятую, хотя на работу ей приходилось постоянно ездить в Нью-Джерси. Поскольку мне не надо было никуда ездить, то на мою долю приходилось готовить ужин — если я был в городе.
Он готовил ей ужин, мысленно повторила я. Интересно, что у него было в меню? Эрик однажды приготовил обед. Борщ. У меня аллергия на свеклу, но он об этом забыл.
— А как долго вы прожили вместе, прежде чем решили пожениться? — спросила я, все еще сомневаясь, стоит ли принимать эту историю за правду.
— Год и три месяца. Мы были счастливы, Струнка. Нам было очень непросто совместить два разных образа жизни, но мы старались. Мы были полны решимости не становиться деловыми супругами, которые на предложение поужинать вместе отвечают, что сначала должны поинтересоваться у секретаря расписанием своих встреч. Мы испытывали такую взаимную близость, какая только может быть.
Я тупо кивнула, вспомнив, что мы с Эриком были близки так, как истец и ответчик в суде.
— Мы решили пожениться в мае, — продолжал Симон. — Но произошла неувязка. Джиллиан могла поехать в свадебное путешествие не раньше октября, потому что вела большое дело. Но откладывать свадьбу нам не хотелось ни в коем случае. Поэтому мы решили сделать наоборот: сначала съездить в свадебное путешествие, а потом устроить свадьбу. Как раз за десять дней до церемонии журнал отправлял меня в командировку на британские Виргинские острова. Таким образом появилась прекрасная возможность взять с собой Джиллиан.
— И что же произошло? — нетерпеливо спросила я, жадно ловя каждое его слово и ненавидя себя за это.
— Мы потрясающее провели время… — Он заговорил тише, мягче, словно в раздумье. — Джиллиан обожала ходить на яхте. Я тоже. В конце путешествия, когда мы были на Верджин-Горде, мы наняли тридцативосьмифутовый шлюп, взяли в отеле еды для пикника и вышли из гавани.
— Никогда не была на Верджин-Горде, — сказала я, почувствовав, что тоже хочу быть задействована в этой истории. — Говорят, очень романтичное место.
— Это весьма специфическое местечко, глухомань, последний клочок суши перед тем, как выйти в открытый океан. Норт-Саунд — настоящий рай для яхтсменов, да и весь остров просто великолепен — горы, коралловые рифы, пещеры, множество мелких островков. Там есть все, кроме толпы.
— Полагаю, круизные лайнеры туда не заходят, — заметила я, пытаясь мысленно представить себе тот рай, в котором оказались Симон и его невеста. Мне бы хотелось нарисовать себе и Джиллиан. И то, как она встретила свой безвременный конец.
— Никаких круизов, — подтвердил он с легкой улыбкой, потом прикрыл глаза, глубоко вздохнул и выдохнул, настраивая себя на самую тяжелую, самую трудную часть истории. — У нас с Джиллиан был неплохой опыт хождения под парусами, поэтому мы сразу взяли курс на Анегаду. Этот островок называют кладбищем погибших кораблей, — пояснил он, слегка передернувшись. — Когда мы выходили из гавани, погода была ясной. Мы подняли все паруса и понеслись вперед. — Он опять замолчал и поиграл желваками. — Но в середине дня, когда я был внизу, сверялся с картой, а Джиллиан — в рубке, за штурвалом, внезапно налетел шквал. Ужасный шквал! Яхта сильно накренилась, и прежде чем Джиллиан успела отреагировать, мачта оказалась в воде.
— Вы перевернулись?
— Нет. Но практически легли на борт.
— О Господи! Ты, должно быть, сильно перепугался?
— Пугаться было некогда. Когда меня швырнуло на газовую плитку, послышался крик Джиллиан. Пока я выбирался наверх, ее на палубе уже не было.
— Что значит — не было? — Мое сердце уже лихорадочно колотилось от всей этой сцены.
— Ее смыло за борт, Струнка! — Последние слова он произнес так медленно, словно они стоили ему больших усилий, казалось, каждый звук вызывал затаившуюся в его душе тяжкую непреходящую боль. Я по себе знала, что такое душевные муки, но такой травмы, какую пережил Симон, я, конечно, никогда не испытывала.
— Если бы на ней была сбруя! — вздохнул он, покачав головой.
Я не знаю, что означает «сбруя» на жаргоне яхтсменов, но догадалась, что это приспособление, благодаря которому экипаж лодки каким-то образом к ней привязывается.
— Но наверняка она прекрасно плавала, — предположила я, не сомневаясь, что Джиллиан должна была уметь все делать хорошо.
— Мы оказались в эпицентре шторма! — нетерпеливо пояснил он. — Волны высотой десять футов, не меньше! Никакой пловец не выплывет.
— Извини!
— После того, как яхта выпрямилась, я начал искать Джиллиан, стараясь не поддаваться панике. Казалось, прошла вечность, прежде чем я смог ее увидеть. Она мужественно пыталась удержаться на поверхности. Я, конечно, обрадовался, что она жива, но понимал, что для того, чтобы подойти ближе, мне надо наладить управление яхтой и развернуться. Под штормовым ветром и проливным дождем я начал убирать паруса. Они рвались из рук как бешеные. Потом бросился заводить мотор, забыв об оставшихся в воде шкотах. Они, разумеется, тут же намотались на винт. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Не совсем.
— Это означало, что я в одну секунду остался и без парусов, и без мотора. Яхта оказалась абсолютно парализованной.
— Парализованной, — кивнула я, сжавшись в комок.
— Я продолжал следить за Джиллиан, постоянно теряя ее из виду за высокими волнами. Нас разносило в разные стороны. Прежде чем я это понял, мы уже оказались на расстоянии не менее полумили друг от друга. Никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным! Это было похоже на какой-то ночной кошмар, когда ты не в состоянии противостоять тому, что с тобой происходит.
Я снова кивнула. У меня бывали такие сны.
— Я спрыгнул вниз и дал по радио сигнал бедствия. Впрочем, все равно было ясно, что если даже какая-нибудь компания немедленно вышлет спасательный катер, для Джиллиан будет слишком поздно. Я опять выскочил на палубу. Увидев ее вдалеке, я немного приободрился. Но это было в последний раз. Она становилась все меньше, меньше, меньше. Джиллиан Пэйнтор, моя жена во всех смыслах, кроме брачного контракта, на моих глазах исчезла навсегда!
По мере приближения к столь трагическому финалу в голосе Симона зазвучали слезы. Теперь он плакал в открытую, молча, и только вытирал пальцами глаза под очками. Я не знала, что делать, правда не знала. Рвалась немедленно обнять его, прижать к груди, успокоить, сказать, что все будет хорошо, потому что теперь у него есть я и я буду любить его так же крепко, как Джиллиан. То в испуге хотела немедленно убежать в каюту, поскольку боялась снова оказаться наедине с патологическим лжецом — наемным убийцей, общественно опасным психопатом, который просто сочиняет свои истории, и чем мелодраматичнее, тем лучше! — просто потому, что не может иначе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});