— Ваш двор, любовь моя, не отличается строгими нравами, — заметил он, любовно ее журя. — Я думаю, и здесь необходимы перемены.
— Разумеется, Альберт, — согласилась она.
— Вам надо пригласить герцогиню и дать ей понять, что леди Августа не может больше рассчитывать на наши приемы.
— А как же Джордж?
Альберт сказал, что с ее кузеном дело сложнее, но при данных обстоятельствах его тоже не следует принимать.
Кембриджи были в ярости. Герцогиня тут же поинтересовалась у королевы, почему это с ее сыном и камеристкой поступают подобным образом.
— Потому что те, кого это больше всего касается, узнают о том, что происходит вокруг, в последнюю очередь, — ответила королева.
— Я в совершенном неведении, на что намекает ваше величество.
— Тогда вам следует спросить вашего сына и… фрейлину. Принц и я не потерпим при дворе никакой распущенности. В прошлом ее было слишком много. А теперь мы решили принять против нее самые строгие меры, и они будут применимы ко всем без исключения.
— Это жестокая ошибка, — сказала герцогиня, но королева пожала плечами и стала обмахиваться веером.
Но герцогиня не собиралась прощать королеве оскорбления, особенно после того, как и ее сын Джордж, и леди Августа заверили ее, что обвинения ложны.
— Королева поступает с нами так, как она поступила с Флорой Гастингс, — сказала герцогиня. — Когда нужно отстаивать чью-то честь, молчать нельзя.
Новость просочилась в прессу — семейство Кембриджей позаботилось об этом. Немецкий муж королевы до того чист, говорилось в комментарии, что видит зло даже там, где его нет.
Лорд Мельбурн встревожился. Будучи сам закоренелым сплетником, он гораздо лучше Пиля сообразил, что в данном случае имеется в виду. Новое дело было словно эхо дела Флоры Гастингс, и все прекрасно знали его печальные последствия. Королева, разумеется, тоже знала, ибо ее потом долго преследовал образ невинно пострадавшей женщины. Произошли две попытки самоубийства, в некоторых частях страны люди выступали против невыносимых условий существования, народ голодал и уже открыто выражал свое недовольство, в Мидленде произошло восстание. Королева не могла позволить себе еще одного скандала, подобного скандалу с Флорой Гастингс, и лучшее, что можно было сделать, это чтобы Альберт, который якобы распустил эту сплетню, немедленно извинился перед Кембриджами и леди Августой.
Это очень трудно и унизительно, заявил Альберт, но, поскольку слух действительно оказался безосновательным, он согласился, что извинения не миновать.
И он его принес, но в довольно сдержанной форме. Королева надеялась, что этим все и закончится, однако по ночам ей стала сниться покойная Флора Гастингс: безмолвно стоя в изножье кровати, она смотрела на королеву долгим укоризненным взглядом.
Она рассказала об этих навязчивых снах Альберту и к тому же вспомнила памфлеты, распространявшиеся в то время разными злобными людьми. Один из них, особенно возмущавший королеву, был озаглавлен так: «Дело об убийстве, выдвинутое против Букингемского дворца».
— Это какой-то ужас! — Она вся дрожала от негодования. — Я не хочу повторения этого.
— Никакого повторения не будет, — успокоил ее принц. — Да, слухи оказались безосновательны, но нравственность при дворе должна быть высокой. Мы, любовь моя, должны ее поддерживать.
Виктория согласилась с его словами, а Кембриджи, как только представлялась возможность, продолжали поносить Альберта.
Наступил сентябрь — месяц, когда Лецен должна была уехать. Альберт прекрасно сознавал, какое напряжение принесут с собой эти последние недели, а потому решил, что они с королевой немного отдохнут. Перемена обстановки пойдет королеве на пользу. Детишек можно было оставить под присмотром Лецен, которая все еще заведовала детской.
— Это будет Клермонт? — спросила королева.
— О нет, — ответил Альберт, — гораздо дальше. Я слышал, Шотландия очень красива.
Шотландия! Королева никогда не думала забираться так далеко, но предложение, как она выразилась, было весьма заманчивым, а поскольку этого хотелось Альберту, они туда и отправились.
Поездка вышла на удивление удачной. Подданные ее величества на севере были очень рады, что она посетила их страну. Эдинбург привел ее в восхищение.
— Необыкновенный город! — воскликнула королева.
А узкие лесистые горные долины и заросшие вереском холмы привели в восхищение принца. Он сказал, что они напомнили ему о доме. Это было самым большим комплиментом, которым он мог их одарить.
Королева нашла пейзаж подлинно величественным и решила, что эту часть своего королевства она осмотрит внимательней.
Для нее же было радостью находиться с Альбертом, который показал себя прекрасным спутником. Он не всегда бывал серьезен, иногда любил и посмеяться. Например, когда лорд Киннул, принимая их в своем загородном доме, хотел показать им красоты своего поместья, а сам оступился и покатился кувырком по склону, покрытому травой. Встав, он чуть было не полетел с другого склона, но Альберт успел его вовремя подхватить. Виктория поймала взгляд Альберта, и они улыбнулись друг другу, а поскольку лорд Киннул от падения нисколько не пострадал, все обратили в шутку. Оставшись наедине, они не могли не вспомнить этот случай и, как королева сообщала об этом в письме дяде Леопольду, «чуть не умерли от смеха».
Из Дэлкита они поехали в Перт, «исключительно красиво расположенный на реке Тей», писала королева, оттуда во дворец Скон, «прекрасный, но довольно мрачный». Затем уж в Дункелд и на Северное нагорье.
Ах, эти прекрасные, прекрасные горы! Она навсегда запомнит, как впервые увидела их, и полюбит их навсегда. А что особенно восхитило ее, так это лагерные стоянки шотландских горцев, которые собрались, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение. Славные люди, в своих клетчатых юбках, с щитами и мечами. Такие романтичные. Ну и отличная же была идея отправиться в Шотландию! Ей никогда не отблагодарить Альберта за то, что он привез ее сюда. В Дункелде лорд Бредэлбейн в честь королевского визита вывел своих вооруженных людей вместе с батальоном 92-го полка шотландских горцев.
Поразительное зрелище! Она пришла в восторг. Когда она не думала о бедной Лецен, собирающей во дворце свои вещи и готовящейся к отъезду, она казалась самой себе счастливой.
Какая же это была удивительная ночь! Из окна спальни, насколько хватал глаз, виднелись ярко пылавшие костры; горцы при свете факелов танцевали свои воинственные танцы, волынщики исполняли странную возбуждающую музыку.