— Папочка рассказал мне. Он сказал, что мамино сердце такое особенное, что она отдала его тебе, потому что оно обладает волшебной силой. Как волосы Рапунцель. Оно исцеляет людей. — И тут его глаза расширяются от какой-то мысли. — А оно светится?
Я смеюсь сквозь слезы.
— Нет, оно не светится, но я думаю, что твой папа прав. Оно волшебно.
Остаток дня мы с Атласом проводим вместе. Я заполняю свое заявление и отправляю его школьному консультанту (прим. пер.: сотрудник школы, работа которого заключается в помощи ученикам, преподавателям и родителям при затруднениях в решении проблем), с которым поддерживаю связь. И тут я замечаю электронное письмо от координатора по трансплантации.
Мои руки дрожат, когда я касаюсь пальцем экрана. Это сообщение от семьи донора.
Уважаемый реципиент,
Мне понадобилось шесть лет, чтобы понять, как написать это письмо. Шесть лет я думал о тебе. Какой ты будешь, зачем тебе это сердце и похожа ли ты на нее. Я знаю, что это звучит глупо и даже наивно, но я думал, что, может быть, у вас есть что-то общее.
Наверное, мне стоит рассказать тебе об Афине. Возможно, если бы ты знала о ней, тебе бы было легче познакомиться с нами поближе. Она была… красивой. Заботливой. Милой. С необузданным сердцем, и она любила животных. Она всегда хотела собаку. Лабрадора, но мы так и не смогли его завести. Я познакомился с ней, когда мне было шестнадцать, и сразу же полюбил ее. Я любил в ней все: от ее улыбки с ямочками на щеках до ее прелестных голубых глаз, которые улыбались раньше, чем она сама. У нее также были свои недостатки. Наверное, как у всех. Она не пила, не курила, ела всякую зелень и другую полезную еду, но, блин, стоило отказать ей в шоколаде, и эти добрые глаза вмиг становились злыми.
Афина умерла, рожая нашего сына Атласа. У нее оторвался тромб в мозгу. Ее держали на аппарате жизнеобеспечения и ждали, когда я приму решение. Когда я сидел и оплакивал ее, ко мне подошли врачи и сказали, что она была донором органов. Я не знал об этом. И, честно говоря, в тот момент мне было все равно. Я был зол на то, что потерял ее, и отказывался видеть ситуацию в целом. Афина хотела жить дальше. Может быть, не сама, но она хотела дарить жизнь любым способом. И она это сделала.
Она отдала свое заботливое сердце тебе, свои совершенно здоровые легкие — другому человеку, а свою кожу — пострадавшему от ожогов. Все, что связано с ней, продолжает жить в других, а главное — в тебе. Спасибо, что дала ее сердцу еще один шанс на жизнь.
Ты заслуживаешь его больше, чем думаешь.
Я знаю, что прошло шесть лет, но, пожалуйста, дай нам шанс лучше узнать тебя.
Прости меня, пожалуйста. Извини меня за то, что я потратил впустую драгоценные секунды, когда мы могли бы познакомиться поближе.
Пусть твое сердце будет наполнено такой любовью и пылом, что ты поверишь, что достойна жизни, потому что так и есть.
С любовью,
Линкольн и Атлас
Я плачу. Снова. С тех пор как мне сделали пересадку, глубоко внутри меня поселилась боль. Она достигла глубины души. Как будто меня потянуло навстречу течению, которое привело меня к ним.
Не каждый день кто-то умирает ради тебя. Мне потребовалось время, чтобы понять это, постичь это волшебство, но я должна была прожить свою жизнь, помня об Афине. Я хотела, чтобы она гордилась мной. И если это означало присутствие в моей жизни Линкольна и Атласа, то в этом нет ничего плохого. Честно говоря, в этом есть свое великолепие.
Разве это не любовь? Она течет сквозь нас, заполняя трещины, о существовании которых мы даже не подозревали, и, в конце концов, мы снова исцеляемся.
Слышали ли вы когда-нибудь поговорку: никто не несет ответственности за ваше исцеление, кроме вас?
Это правда.
Никогда не поздно осознать, что путь, по которому вы идете, — это не то место, где вы хотели бы быть. Это нормально, проложить новый курс и открыть для себя остров, о существовании которого вы и не подозревали, пока кто-то не взял вас за руку и не привел к любви, окутанной дымом лжи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я существую не для того, чтобы прожить ее жизнь. Я живу для себя. Мы созданы на этой земле, чтобы любить без ограничений, и я думаю, что только начала.
— Что случилось? — спрашивает Атлас, с любопытством наблюдая за мной. — Тебе все еще грустно?
Глубоко вздохнув, я смахиваю слезы и убираю телефон.
— Что скажешь, если мы вернемся к тебе домой и закончим украшать печенье, которое испекли для твоего папы и Бэара?
Атлас нетерпеливо кивает, быстро складывая все свои мелки и маркеры в сумку, в которой их принес.
— Можно мне хотя бы одно? Я так старался, раскатывая тесто, я заслужил печенье.
Я улыбаюсь.
— Мы могли бы просто испечь дюжину для себя, а потом еще две для них.
Он убирает свой пакет с маркерами в рюкзак.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
Линкольн нашел меня, но Афина подарила мне Атласа, потому что знала, что он — моя звезда. Мой путеводный свет, который будет сопровождать меня в самые трудные дни.
Я еще раз думаю о том письме. Часть меня всегда задавалась вопросом, точно ли у меня сердце Афины. Это письмо было тонким способом Линкольна подтвердить это, а также сообщить о том, что он хочет быть в моей жизни, несмотря ни на что. Принять это — не означает убедить себя в том, что Линкольн хочет меня из-за нее. Это значит дать ему шанс показать мне свою любовь.
Мое сердце трепещет в груди, напоминая о том, насколько я привязана к этому мужчине, а скоро буду привязана еще больше. Я научилась жить в пространстве между этим местом и морем света, постоянно привязываясь к ним. Потому что там я чувствую его, как капли дождя на своем лице.
Улыбаясь, засовываю руки под толстовку, на самый маленький растущий бугорок, — нежное прикосновение для того, кто знает, как звучит мое сердцебиение изнутри.
ГЛАВА 41
Наблюдение — тактика, используемая для разведки, часто в незнакомых водах, когда рыбак закидывает удочку в разные стороны.
— Ты что, нервничаешь?
С подозрением смотрю на Бэара.
— Почему?
— Потому что ты не знаешь, ждет ли тебя Джорни.
Я пытаюсь игнорировать его вопрос и объяснение по этому поводу, но полностью опровергнуть их не могу. Я разговаривал с ней дважды за два месяца, и оба раза мы совсем не затрагивали тему, в каких отношениях состоим. Я хотел спросить, черт возьми, но проводил в порту лишь несколько часов, и у меня было времени в обрез на другие дела, поэтому разговоры с Джорни, Атласом и отцом были короткими.
И вот теперь я здесь, собираюсь снова встретиться с ней лицом к лицу. Тревога бурлит в моей груди, в животе образовался узел размером с валун. Что, если она решила, что не хочет быть частью моей жизни?
Я даже не хочу думать об этом, потому что последние девять недель все мои мысли были лишь о девушке, которую я вижу через окна дома, стоящую рядом с наряженной рождественской елкой. Поверьте, мысли были самые разные — от любви до крайней нужды, а иногда… ну, вы поняли. Я мужчина, и у меня ни с кем не было отношений с тех пор, как мы расстались.
Сделав вдох, заглушаю грузовик на подъездной дорожке.
— Я умираю с голоду. — Бэар выпрыгивает первым с сумками в руках и бросается в дом.
Из дымохода поднимается дым, образуя пушистое облако у самой крыши. Я сижу в грузовике, пока не замечаю босого Атласа на крыльце, машущего мне рукой.
— Папочка! — слышу, как он кричит подпрыгивая.
Он не дожидается моего ответа и не надевает ботинки. Вместо этого Атлас срывается с места и бежит от крыльца к грузовику.
Я распахиваю дверь, и в следующее мгновение он влетает внутрь и обнимает меня. Слезы щиплют мои глаза. Прижимаю сына к груди, пытаясь сдержать эмоции, вырывающиеся наружу. Я скучал по этому маленькому мальчику больше, чем можно передать словами.