Пресли смотрит на меня, взгляд ее ярко-голубых глаз смягчается.
— Я решила, что без него мне будет лучше.
Улыбаюсь ей.
— Я не могу тебя винить.
В течение часа после открытия бар заполняется завсегдатаями и несколькими туристами, приехавшими в город в связи с началом сезона ловли моллюсков. Ближе к полудню скрипит входная дверь. Мне не нужно поворачиваться со своего места за барной стойкой, чтобы понять, кто вошел.
Атлас подбегает к стойке, запрыгивает на табурет и ухмыляется. Его лицо озаряется, ямочки становятся еще глубже.
— Я возьму рутбир, дорогая.
Я смеюсь. С каждым днем он все больше походит на Флетчера. Улыбаясь, протягиваю ему подставку, прежде чем поднять взгляд на Линкольна. Он выглядит так же, как в тот вечер, когда вошел в мою жизнь, но в то же время так сильно отличается. Он привел в бар ребенка.
Атлас недолго остается на месте. Недавно он обнаружил, что очень хорошо играет в бильярд, ему нравится разводить туристов на ставки в пять долларов.
— Ты привел ребенка, — говорю я, в моей голове роятся хаотичные мысли.
Линкольн ухмыляется, пожимает плечами, с любопытством наблюдая за мной.
— Это сработало?
Я щелкаю языком по небу и скрещиваю руки на груди.
— Это подло.
Его лицо мрачнеет. Он смотрит на мои губы, на грудь, и меня пронзает знакомая боль.
— Я в отчаянии, — признается Линкольн. Слово «отчаяние» вызывает знакомое покалывание во всем теле от того, как он его произносит. Оно звучит грубо и шероховато, как и он сам. Я не могу отрицать, что мои чувства к нему все еще очень реальны. Он дал мне две недели, и хотя я ценю это, эти две недели также дали мне время подумать обо всем, с чем мне нужно справиться.
— Я уезжаю на пару месяцев, — признается Линкольн, когда я наливаю ему виски, не сводя глаз с Атласа, который теперь суетится вокруг Эверетта. Мальчик только что поспорил с ним на бесплатные начос, что сможет съесть полноценный заказ.
— Если ты не съешь всю тарелку, с тебя причитается стоимость начос и десять долларов, которые ты выманил у меня на прошлой неделе, — говорит ему Эверетт, передавая поднос.
Атлас ухмыляется и начинает есть.
— Заметано.
Улыбаясь, я наблюдаю за лицом Линкольна, пытаясь разгадать его настроение.
— Где будет Атлас?
— Здесь. С моим отцом. — Он смотрит мне в глаза. — И, надеюсь, с тобой.
Я улыбаюсь.
— Мне бы этого хотелось.
Он опускает взгляд на свой бокал и бормочет:
— А что с нами?
Вздыхаю, не зная, что сказать. Сделав глубокий вдох, пожимаю плечами.
— Я не знаю, Линкольн. Думаю, мне просто нужно время, чтобы разобраться во всем этом.
Он касается моей руки, и я смотрю вниз, на то, как его мужественные, трудолюбивые пальцы обхватывают мои. Это движение вызывает во мне трепет.
— У тебя есть два месяца.
Меня пробирает смех.
— Ты говоришь это так, как будто мне лучше принять решение.
Отдернув руку, он подмигивает, облизывая губы.
— Так и есть.
Атлас бежит к нам, не в силах усидеть на месте, прыгает туда-сюда, его щеки покрыты сырным соусом.
— Джорни, ты можешь прийти к нам вечером посмотреть кино? Мне завтра не нужно в школу. — Прежде чем я успеваю ответить, он указывает на свои недоеденные начос. — Эй, пап, ты можешь их доесть? Если не сможешь, можно мне одолжить десять долларов?
Линкольн смеется, когда Эверетт выходит из-за угла и указывает пальцем на Атласа.
— О нет, так нельзя! Это жульничество.
Атлас закатывает глаза, затем наклоняет голову вперед и стонет.
— Мне нужны десять долларов, папа.
Мое внимание возвращается к Линкольну, когда он снова касается моей руки и проводит костяшками по моим пальцам.
— Ты придешь сегодня вечером?
— Я не буду заниматься с тобой сексом, — шепчу я, наклоняясь к нему.
Его взгляд перемещается на мои губы, их внезапно обдает жаром.
— Я не прошу о сексе.
— Просто чтобы ты знал, это не обсуждается.
Линкольн кивает.
— Понял. Никакого секса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Находясь в их доме со всеми, я нервничаю, но в какой-то мере чувствую себя комфортно. Я устраиваюсь на диване рядом с Линкольном, как будто у меня здесь есть свое место. И в каком-то странном смысле я думаю, что так и есть. У меня было свое место в их жизни еще до того, как я об этом узнала.
В гостиную входит Бэар с Атласом на плечах.
— Дядя Би, это хороший план для тебя? — спрашивает Атлас, наклоняясь в сторону. Он свисает с его плеч, из-за этого Бэар теряет равновесие и спотыкается.
Линкольн быстро приходит на помощь и ловит их обоих. Все трое падают на диван рядом со мной.
Атлас смеется. Бэар тоже, но бедный Линкольн принял на себя основную тяжесть падения, и теперь Кохо лижет его лицо.
Нахмурившись, Атлас дергает Кохо.
— Папа, он лижет свою задницу. Это отвратительно.
Линкольн стонет и отталкивает Кохо от себя.
— Да, я знаю.
Мы все смеемся, кроме Линкольна, который исчезает, чтобы умыться. Атлас садится рядом и протягивает мне одеяло.
— Ты сегодня ночуешь у моего папы?
Я давлюсь собственной слюной.
Бэар опирается подбородком на край дивана и улыбается.
— Да, Джорни. Ты у нас ночуешь?
— Нет, я здесь только для того, чтобы перекусить, — говорю им, беря миску с попкорном, которую протягивает мне Флетчер, когда тоже заходит в комнату.
Флетчер подмигивает мне. Думаю, он знает, что это неправда.
Два часа и фильм спустя, я передумала насчет того, что секса не будет. Каждый раз, когда Линкольн смотрит на меня, мое тело воспламеняется, и пронзает электрический разряд. Сердце говорит мне одно, а голова — другое. Я поступаю так, как подсказывает мне тело, а оно говорит: трахни этого парня, потому что он уплывает, и ты не хочешь упустить этот шанс. Ладно, я знаю, что это не совсем правильно, но да ладно! Посмотрите на него, расслабившегося на диване, небрежно перекинувшего руку через спинку и прислонившегося ко мне. Это уже слишком. Я больше не могу это терпеть. В довершение всего Атлас заснул на нем, и от того, как он проводит рукой по спине сына, у меня лопаются яичники. Я и не подозревала, что у яичников есть чувства. Я никогда не думала о том, что хочу иметь детей, до этого момента.
И если вы придерживаетесь мысли: «Джорни, держи себя в руках», то вы явно не сидите рядом с ним и не смотрите на него так, будто он хочет сорвать с вас одежду и высосать вашу кровь. Так что заткнитесь. Я вас не слушаю.
Как будто Линкольну известен мой внутренний монолог, он смотрит на меня, поднимая сына на руки.
— Я пойду, уложу его спать. Сейчас вернусь.
Кивнув, я улыбаюсь и бросаю взгляд на Бэара, который спит на полу рядом с Кохо. Он так и не сдвинулся с места, куда упал ранее.
Уложив Атласа, Линкольн возвращается, садясь ближе. Наши тела соприкасаются, и я предполагаю, что он делает это специально. Я также пытаюсь оттолкнуть его, но ничего не получается. Он смеется. Смеется, черт возьми.
— Может, тебе лучше сесть вон там, — предлагаю я, обхватывая себя руками и натягивая одеяло повыше.
Линкольн подмигивает, его плечо прижимается к моему.
— И что там интересного?
Повернувшись к нему лицом, я касаюсь его груди и улыбаюсь.
— Это ничего не меняет, — шепчу я, прикусив губу. — Но ты уезжаешь, и я хочу секса. Хорошо?
Он облизывает нижнюю губу и ухмыляется.
— Понял. — Линкольн глубоко смеется, притягивая меня ближе. — Это ничего не значит.
— Это кое-что значит, — признаю я, вздыхая.
Касаясь губами нижней части моего подбородка, он шепчет, и в его хриплом голосе слышится дрожь:
— Это значит все. — И тут он пригвождает меня отчаянным взглядом, который парализует. Его рот встречается с моим. Он крепко целует меня, проникая руками под мои ноги. Без особых усилий поднимает меня на руки. Вносит меня в свою комнату, захлопывает дверь, а затем кладет в центр своей кровати.