Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Пиквик не проспал и получаса, как явился маленький капитан Болдуиг в сопровождении двух садовников, шагая со всей быстротой, какую допускали его осанка и важность. Приблизившись к дубу, капитан Болдуиг остановился, глубоко перевел дух и окинул взглядом расстилавшийся перед ним пейзаж, словно этот пейзаж должен был испытывать великое удовольствие от того, что капитан Болдуиг обращает на него внимание; засим он выразительно ударил по земле тростью и позвал старшего садовника.
— Хант! — сказал капитан Болдуиг.
— Что прикажете, сэр? — сказал садовник.
— Завтра утром утрамбовать здесь, слышите, Ханг.
— Слушаю, сэр.
— И позаботьтесь о том, чтобы содержать это место в полном порядке. Слышите, Хант?
— Слушаю, сэр.
— И напомните мне сделать объявление о нарушителях права владения, пороховых ловушках[58] и тому подобном, чтобы сюда не лазили. Слышите, Хант… Слышите?..
— Не забуду, сэр.
— Прошу прощенья, сэр, — сказал второй садовник, приподнимая шляпу.
— В чем дело, Уилкинс? — спросил капитан Болдуиг.
— Прошу прошенья, сэр, но, мне кажется, здесь кто-то уже побывал сегодня.
— Ка-ак! — сказал капитан, грозно озираясь.
— Да, сэр, мне кажется, здесь обедали, сэр.
— Проклятье! Какая наглость! Совершенно верно! — сказал капитан Болдуиг, когда его взгляд упал на корки хлеба и объедки, валявшиеся на траве. — Здесь действительно жрали. Хотел бы я застать этих бродяг! — воскликнул капитан Болдуиг, сжимая свою толстую трость.
— Прошу прощенья, сэр, — сказал Уилкинс, — но…
— Что «но»? А? — заревел капитан, и, следуя за робким взглядом Уилкинса, его глаза остановились на тачке и мистере Пиквике.
— Кто вы такой, негодяй? — спросил капитан, тыкая толстой тростью в мистера Пиквика. — Как ваше имя?
— Холодный пу…унш… — пробормотал мистер Пиквик, снова погружаясь в сон.
— Что? — вопросил капитан Болдуиг.
Никакого ответа.
— Как он себя назвал? — спросил капитан.
— Кажется, Панч, сэр, — ответил Уилкинс.
— Вот наглость, черт подери, вот наглец! — воскликнул капитан Болдуиг.
— Он только притворяется, будто спит! — яростно кричал капитан Болдуиг. — Он пьян! Пьяный плебей! Увезите его, Уилкинс, увезите его немедленно!
— Куда прикажете, сэр? — робко осведомился Уилкинс.
— К черту! — отвечал капитан Болдуиг.
— Очень хорошо, сэр, — сказал Уилкинс.
— Стойте! — сказал капитан.
Уилкинс послушно остановился.
— Отвезите его, — сказал капитан, — в загон для скота, и посмотрим, назовет ли он себя Панчем, когда очнется. Я не позволю над собой издеваться, я не позволю над собой издеваться! Увезите его!
И мистера Пиквика увезли, подчиняясь категорическому предписанию, а величественный капитан Болдуиг, пыжась от негодования, продолжал прогулку.
Трудно передать изумление охотников, когда они, вернувшись, обнаружили, что мистер Пиквик исчез вместе со своею тачкой. Случай был весьма таинственный и необъяснимый. Ибо одно то, что хромой человек вдруг встал на ноги и ушел, было фактом чрезвычайным; но если он вдобавок покатил перед собой для развлечения тяжелую тачку — случай казался поистине сверхъестественным. Все вместе и каждый поодиночке они обшарили все уголки и закоулки; они кричали, свистали, хохотали, звали — и все безрезультатно. Мистер Пиквик пропал бесследно. После нескольких часов бесплодных поисков они пришли к печальному выводу, что придется вернуться домой без него.
Между тем мистер Пиквик, по-прежнему спавший в своей тачке, был отвезен в загон для скота и бережно водворен там, к невыразимому восторгу не только всех деревенских мальчишек, но и трех четвертей взрослого населения, собравшегося в ожидании его пробуждения. Если одно его появление в тачке доставило им величайшее удовольствие, то во сколько же раз усилился их восторг, когда, после нескольких невнятных возгласов: «Сэм!» — он приподнялся, сел в тачке и с неописуемым удивлением воззрился на лица, перед ним находившиеся.
Крики толпы были, конечно, сигналом его пробуждения; его невольный вопрос: «Что случилось?» — вызвал новый взрыв криков, пожалуй еще более громкий.
— Вот так потеха! — ревела толпа.
— Где я? — воскликнул мистер Пиквик.
— В загоне, — отвечали голоса.
— Как я сюда попал? Что со мной было? Откуда меня привезли? Выпустите меня! — кричал мистер Пиквик. — Где мой слуга? Где мои друзья?
— Какие еще друзья! Ура! — И в мистера Пиквика полетели брюква, картофель, яйца и другие знаки игривого расположения духа.
Трудно сказать, сколь долго тянулась бы эта сцена и сколько пришлось бы претерпеть мистеру Пиквику, если бы быстро мчавшийся мимо загона экипаж не остановился и из него не вышли старик Уордль и Сэм Уэллер: первый значительно быстрей, чем можно это описать и даже прочесть, проложил себе дорогу к мистеру Пиквику и усадил его в экипаж как раз в тот момент, когда второй, вступив в единоборство с бидлом[59], закончил третий и последний раунд.
— Бегите к судье! — раздались голоса.
— Вот-вот, бегите, — сказал мистер Уэллер, вскакивая на козлы. — Привет от меня, привет от мистера Уэллера судье, и скажите ему, что я намял бока его бидлу, а если он назначит нового, я зайду завтра, чтобы и тому намять бока. Погоняйте, старина!
— Как только приеду в Лондон, подам жалобу на этого капитана Болдуига и привлеку его к суду за незаконное задержание, — сказал мистер Пиквик, когда экипаж выехал из города.
— Кажется, мы вторглись в чужие владения, — заметил Уордль.
— Мне все равно, — отвечал мистер Пиквик, — я подам в суд.
— Нет, не подадите, — возразил Уордль.
— Подам, клянусь… — Но, заметив насмешливое выражение лица Уордля, мистер Пиквик запнулся и спросил: — А что?
— Да то, — сказал старый Уордль, заливаясь смехом, — что дело можно обратить против кое-кого из нас и сказать, что мы выпили слишком много холодного пунша.
Как ни удерживался мистер Пиквик, но на лице его появилась улыбка, улыбка уступила место смеху, смех — хохоту; хохотали все. А для того чтобы поддержать хорошее расположение духа, остановились у первой придорожной таверны и потребовали по стаканчику грога для всех и большой стакан экстраординарной крепости для мистера Сэмюела Уэллера.
ГЛАВА XX,
повествующая о том, какими дельцами были Додсон и Фогг, и какими повесами их клерки, и как происходило трогательное свидание мистера Уэллера с его давно пропавшим родителем; а также о том, какое избранное общество собралось в «Сороке и Пне» и какой превосходной будет следующая глава
В нижнем этаже мрачного дома в, самом дальнем конце Фрименс-Корта, на Корнхилле, сидело четверо клерков фирмы Додсона и Фогга, двух поверенных[60] его величества при Суде Королевской Скамьи[61], Общих Тяжб в Вестминстере и верховного Канцлерского суда[62]; у вышеупомянутых клерков во время дневных занятий было столько же надежды уловить проблески небесного света и солнца, сколько и у человека, посаженного на дно достаточно глубокого колодца; и притом они не могли увидеть днем звезды, каковой возможности не лишает пребывание в колодце.
Комната для клерков в конторе Додсона и Фогга была темной, сырой, затхлой, и в ней находились: высокая деревянная перегородка, долженствовавшая заслонять клерков от взглядов непосвященных, два старых деревянных стула, очень громко тикающие часы, календарь, стойка для зонтов, вешалка и несколько полок, заваленных перенумерованными связками грязных бумаг, старыми сосновыми ящиками с бумажными наклейками и, пустыми, всех видов и размеров, глиняными бутылками из-под чернил. Стеклянная дверь выходила в коридор, выводивший во двор. С наружной стороны этой стеклянной двери в пятницу утром, наступившим после событий, правдиво изложенных в предыдущей главе, и предстал мистер Пиквик в сопровождении Сэма Уэллера.
— Входите, что же вы! — раздался голос из-за перегородки в ответ на тихий стук мистера Пиквика.
Мистер Пиквик и Сэм вошли.
— Мистер Додсон или мистер Фогг дома, сэр? — вежливо осведомился мистер Пиквик, направляясь со шляпой в руке к перегородке.
— Мистера Додсона нет дома, а мистер Фогг очень занят, — ответил голос, и в то же время голова с пером за ухом, — та, которой принадлежал этот голос, — показалась из-за перегородки перед мистером Пиквиком.
Это была неопрятная голова, на которой рыжеватые волосы, тщательно разделенные боковым пробором и напомаженные, завивались полукруглыми хвостиками, обрамлявшими плоскую физиономию, украшенную парой маленьких глазок, очень грязным воротничком сорочки и порыжевшим черным галстуком.
— Мистера Додсона нет дома, а мистер Фогг очень занят, — сказал человек, которому принадлежала голова.
- Блюмсберийские крестины - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников) - Чарльз Диккенс - Классическая проза