И в этот момент я увидел, что прячущийся за рыцарями монах припал к земле и, не обращая внимания на грохочущую перед ним схватку, что-то быстро нашептывает. Одновременно с бормотанием он перебирал перед собой ладонями, словно катал в них какой-то невидимый шар. Нет! Шар был вполне видим. Он наливался темным багровым светом, постепенно становившимся все ярче. Шар быстро увеличивался в размерах и вместе с этим ростом его цвет перетек в оранжевый, а затем в золотисто-желтый, напомнивший мне что-то мне очень знакомое.
Монах начал подниматься с колен, но в этот момент я наконец понял, до кого мне надо дотянуться! Из моей груди вырвался рев, не намного слабее троллева, и я выпустил накопленную ярость в свой посох. На его вершине вспыхнула изумрудная звезда, и в следующее мгновение игла ярко-зеленого света, скользнув между распавшимися на две стороны телами рыцарей, ударила точно под капюшон монаха. Его бормотание оборвалось диким визгом, темная ряса упала на дорожную гальку, словно из нее выдернули тело, а пылавший в ладонях шар подскочил, кривым зигзагом метнулся в гущу рыцарского строя и взорвался с жутким грохотом.
Половину рыцарей, еще не вступивших в схватку, разметало по окружающим камням кусками разорванных доспехов и обрывками каких-то обгоревших тряпок. Казавшийся совсем недавно таким несокрушимым строй рыцарей начисто лишился своего правого фланга и судорожно качнулся назад. Но последняя, третья шеренга подперла все построение и начала медленно перетекать вправо, восстанавливая его ширину.
Душегуб между тем пробил строй храмовников насквозь и, развернувшись, обрушил свой гердан на головы задних. А вот Эльнорда и Шалай застряли, взятые в клещи. И тут я понял, что звезда в навершии моего посоха продолжает ярко светиться. Мгновенно перехватив посох посредине, я, словно невидимую указку, навел его на окруживших эльфийку и воеводу рыцарей, и зеленая игла снова вспыхнула. Но на этот раз ее действие было совершенно другим.
Попавшие под ее острие рыцари мгновенно застывали, словно из них выдергивали приводную пружину. Оружие выпадало из серебряных рукавиц, а сами всадники мягко оседали в седлах и валились под ноги своим лошадям.
Стало ясно, что этот заслон мы прошли. Правда, биться нам пришлось, что называется, до последнего, поскольку ни один из наших противников не покинул поля битвы. Когда погасла звезда моей ярости, я устало огляделся и увидел, что только двое серебряных всадников продолжали оставаться в седлах. Но их движения были странно замедленными, и они пропускали совсем уж простые удары. Через минуту все было кончено.
Хотя нет, не все!
Позади меня неожиданно раздалось странное утробное урчание. Я быстро обернулся и увидел, что на теле поверженного мной монаха распласталась… королева. Именно она издавала эти странные и страшные звуки.
Капюшон, прикрывавший абсолютно лысую голову монаха, был сорван, а его голова нелепо вывернута в сторону и назад, таким образом, что становилось ясно – у него сломана шея. Кина припала к горлу мертвеца и… ела! Или, если хотите, лечилась!
Я тронул свою лошадь и подъехал к гвардейцу, который опекал королеву. Вид у него был донельзя растерянный.
– Как это произошло? – спросил я, глядя ему в глаза.
Он не отвел глаз, но как-то беспомощно пожал плечами и ответил шепотом:
– Она все время спала, и я, собственно говоря, особенно за ней не смотрел – драка же была. Ну а когда все уже почти что кончилось, она вдруг говорит: «Живая кровь пропадает». После этого она легко так все веревки на себе порвала, с лошади соскочила и к монаху. Ты бы видел, как она ему шею сломала, просто взяла руками голову и набок свернула. Только хрустнуло.
– И больше ты ничего не заметил?
– Да вроде ничего… Да, она, когда с лошади слезла, все бормотала: «Мешает мне… мешает мне…» – и плечами вот так дергала.
Он несколько неловко передернул плечами, и я понял, что Кине мешало мое поддерживающее заклятие.
В этот момент урчание смолкло. Я соскочил с лошади и направился к лежащей королеве. Опустившись перед ней на колени, я осторожно перевернул ее и увидел, что она продолжает спать. Глаза ее были закрыты, а перемазанные кровью губы улыбались. Ее аура ярко светилась.
В этот момент меня легонько толкнули в плечо. Я обернулся. Рядом со мной стояла Эльнорда и, не сводя внимательного взгляда с Кины, протягивала мне мокрый платок. Я вытер королеве губы и, взяв ее на руки, понес к лошади. Ее, прежде такое безвольное, тело вдруг приподнялось в моих руках, руки обняли меня за шею, а голова легла мне на плечо. А сзади раздался полный сострадания голосок Эльнорды:
– Бедная девочка!
Пока я снова устраивал королеву в седле, Шалай подводил результаты нашей схватки. На дороге валялись порубленные доспехи двенадцати рыцарей, сколько их разметало взрывом, невозможно было сказать даже приблизительно. Душегуб имел несколько довольно глубоких порезов, но только фыркнул, когда Эльнорда предложила его перебинтовать. Впрочем, она не особо и настаивала, памятуя о его страшной ране, которая заросла в течение одной ночи. Сама Эльнорда и Шалай получили несколько царапин и тоже предпочитали не обращать на них внимания. А вот один из гвардейцев, прикрывавших в бою меня, был серьезно ранен в живот. Мне удалось снять боль, но врач из меня был никакой, да и врачебной магией я не владел.
Наше Братство почти в полном составе собралось возле лежащего на плаще парня, а он со страхом и надеждой переводил глаза с одного из нас на другого, пытаясь по нашим лицам определить, насколько серьезно его положение. А мы ничего не могли ему сказать. Было видно, что копье пробило кольчугу, но насколько сильно повреждены внутренности, было неясно, хотя крови вокруг раны было немного.
И в этот момент раздался тоненький голосок Фродо:
– Так, Душегуб и Гэндальф, быстренько берите концы плаща! Давайте, давайте, быстрее!
Мы невольно подчинились и ухватились за плащ в голове и ногах раненого.
– Поднимайте, только плавно… Осторожнее, ты, дубина стоеросовая! – заорал хоббит на Душегуба, рванувшего свой конец плаща слишком резко.
– Теперь понесли, понесли за мной… Аккуратно, под ноги смотрите, а то споткнетесь и уроните человека…
Мы потихоньку двинулись за малышом, и тут Эльнорда, словно очнувшись, спросила:
– Слушай, малявка, ты где был?!
– Не всем же железяками размахивать и заклинаниями пулять! – высокомерно ответил Фродо. – Надо же кому-то и делом заниматься!
– Это каким же ты делом занимался? – взъярилась эльфийка, шагая рядом с нашими импровизированными носилками. – Прятался в камушках, пока мы с рыцарями дрались?!
– Прятался в камушках! – противным голосом передразнил Эльнорду хоббит. – Пока вы с этими недоумками возились, я провел работу среди благодарного местного населения и организовал полевой госпиталь. Я даже лекаря нашел!
– Ах ты!.. – выдохнула возмущенная эльфийка, но добавить к своему восклицанию так ничего и не смогла, поскольку было ясно, что Фродо действительно занимался чрезвычайно важным делом. Довольный хоббит, пользуясь тем, что руки у Душегуба были заняты, показал Эльнорде язык.
– А почему это местное население вдруг стало благодарным? – усмехнулся я.
– Ну как же им не быть благодарными, если эти мордовороты в консервных банках всех позапирали, а я, наоборот, их всех выпустил и дал возможность наблюдать великую битву Братства Конца с нечестивыми выкормышами гнусного Епископа!
Я расхохотался и чуть не уронил нашего раненого.
Фродо подвел нас к одной из хижин, возле которой стояло с десяток местных жителей довольно оборванного вида. Пока остальные с жадностью нас разглядывали, высокий седой старик распахнул всхлипнувшую дверь и жестом показал, что раненого надо внести внутрь. Душегуб заглянул в хижину, а затем развернулся и спиной вперед с трудом протиснулся внутрь через низкую и узкую дверцу и буквально втащил меня внутрь.
Помещение явно не было приспособлено для нахождения в нем таких рослых ребят, как мы с Душегубом. Кроме того, в нем находилась еще и маленькая старушенция, стоявшая около крошечного оконца рядом с застеленной чистой простыней кроватью.