При этом, как и правые, левые эсеры шли на сближение со всеми контрреволюционными силами. Они приняли участие в организованном белыми офицерами восстании в Костроме; совместно с правыми эсерами, меньшевиками и анархистами пытались спровоцировать забастовку на Путиловском заводе в Петрограде; вели вместе с правыми эсерами погромную агитацию против Советской власти в Воронежской губернии; создавали в союзе с белогвардейцами и правыми эсерами штабы по руководству кулацкими восстаниями на Рязанщине.
Анализируя развитие событий и возвращаясь к урокам керенщины как временного торжества буржуазной реакции, которая наступила в итоге соглашательской политики лидеров мелкобуржуазных партий, В. И. Ленин отмечал, что колчаковской диктатуре помогли родиться на свет и ее прямо поддерживали меньшевики («социал-демократы») и эсеры («социалисты-революционеры»). «Называя себя социалистами, — писал он, — меньшевики и эсеры на деле — пособники белых, пособники помещиков и капиталистов. Это доказали на деле не отдельные только факты, а две великие эпохи в истории русской революции: 1) керенщина и 2) колчаковщина»738.
Военно-террористической диктатуре Колчака и Деникина, для которых даже Учредительное собрание было крамолой, сделавшие свое черное дело эсеры были уже не нужны. Белогвардейские генералы, вероятно, сожалели лишь о том, что в силу тактических соображений нельзя было их всех перевешать, а пришлось ограничиться пинком генеральского сапога, отбросившего эсеров на задворки контрреволюции.
Глава двенадцатая
ПРОВАЛ ПОЛИТИКИ «ТРЕТЬЕЙ СИЛЫ»
Уроки колчаковщины и деникинщины не прошли даром. После того как масса среднего крестьянства убедилась, что победа контрреволюции ведет за собой восстановление в деревне старых порядков, в ее настроениях обозначился поворот в сторону Советской власти. На этот поворот оказал влияние ряд обстоятельств. В итоге углубления социалистической революции в деревне изменился состав крестьянства: позиции кулачества были подорваны, центральной фигурой деревни стал середняк. После победы Ноябрьской революции в Германии был аннулирован грабительский Брестский мир, а с его ликвидацией миновали те объективные условия, которые резко оттолкнули от большевиков мелкобуржуазных демократов-«патриотов».
Наконец, одним из важнейших условий было крепнувшее убеждение непролетарских слоев трудящихся в том, что Советская власть отстаивает их жизненные интересы и все разговоры о демократии и Учредительном собрании служат лишь прикрытием диктатуры помещиков и капиталистов. Широкие непролетарские массы все больше убеждались в том, что «демократия», пропагандируемая меньшевиками и эсерами, как писал В. И. Ленин, «выражает на деле иногда диктатуру буржуазии, иногда бессильный реформизм мещанства, подчиняющегося этой диктатуре…»739.
Уроки колчаковщины и деникинщины не могли пройти бесследно и для самой партии социалистов-революционеров. То, что «пережили «учредиловцы» в Архангельске и в Самаре, в Сибири и на юге, — писал В. И. Ленин, — не могло не разрушить самых прочных предрассудков»740. Поворот мелкобуржуазных масс в сторону Советской власти, восстания в тылу Колчака и Деникина, рост недовольства политикой руководства в самих мелкобуржуазных партиях, где появились группировки, которые, несмотря на враждебность к большевикам, настаивали на союзе с ними как с единственной силой, способной противостоять реакции, — все это вынуждало эсеровских лидеров пересмотреть официальные позиции и тактику своей партии.
5 декабря 1918 г. в Уфе на совещании членов ЦК, которое приняло решение о переходе эсеровских организаций в колчаковском тылу на нелегальное положение, был поставлен вопрос об изменении отношения к Советской власти. Затем он обсуждался на состоявшейся 6—8 февраля 1919 г. в Москве конференции организаций эсеров на территории Советской России. В ее резолюции было сказано, что конференция отвергает самым решительным образом всякое блокирование с буржуазными партиями, «мечтающими об единоличной диктатуре и восстановлении неограниченного хозяйского произвола», и признает недопустимость вооруженной борьбы с Советской властью, поскольку она ведет к усилению реакции741.
После конференции пленум ЦК принял «Руководящие тезисы ЦК п. с.-р.», в которых признал провал своей политики «несбывшихся надежд» на возможность установления с буржуазией «единого общенационального фронта путем формальной коалиции в правительстве и реальной коалиции вне его». ЦК эсеров писал: «Выигрыш демократии во время ее повторных попыток коалиции с буржуазией заключался в слишком дорогой ценой купленном праве сказать, что с ее стороны имели место все допустимые и даже недопустимые усилия и жертвы во имя возможности политической кооперации с буржуазией». Однако это признание бесплодности и беспочвенности коалиции вовсе не означало полного отказа от союза с буржуазией. Практически этот союз продолжал осуществляться но в иных формах и без оформления в официальных решениях партийных органов.
ЦК эсеров считал, что партия может приостановить вооруженную борьбу с большевиками, но лишь «на то время, когда она не имеет достаточных сил для борьбы на два фронта»742. Это основное положение «новой» тактики партии получило наиболее полное выражение в решениях состоявшегося в Москве 18—20 июня 1919 г. IX Совета партии. В принятой им резолюции было сказано, что Совет «одобряет и утверждает решение прекратить вооруженную борьбу против большевистской власти и заменить ее обычной политической борьбой».
В то же время в резолюции подчеркивалось, что «обусловливаемый в настоящее время всей политической ситуацией отказ партии от вооруженной борьбы с большевистской диктатурой не должен истолковываться как принятие, хотя и временное и условное, большевистской власти, а лишь как тактическое решение, продиктованное положением вещей». Более того, учитывая желание части эсеров бороться вместе с большевиками против белой армии, Совет особо отмечал невозможность «слить свою борьбу против попыток контрреволюции с борьбой большевистской власти» и требовал «не допускать… вредных иллюзий, будто большевистская диктатура может постепенно перерасти в народовластие».
В постановлении IX Совета указывалось, что партия эсеров делает ставку на «третью силу, равно чуждую и большевизму и реставрации», поскольку только она может вывести страну из тупика гражданской войны и опираясь на которую якобы можно вести борьбу на два фронта: и против диктатуры пролетариата, и против буржуазно-помещичьей реакции743. Такой «третьей силой» мелкобуржуазные теоретики по-прежнему считали «чистую демократию», «народовластие», практическое олицетворение которого они видели в Учредительном собрании, а ее политической армией — крестьянство. «Мы стоим на принципиальной позиции создания третьей силы между большевистской охлократией и военно-буржуазной контрреволюцией, — говорилось в обращении ЦК эсеров ко всем организациям партии. — И в деревне ищем мы главным образом кадров для организации этой третьей силы»744.
В. И. Ленин убедительно показал, что заявления эсеров о свободе, равенстве, всеобщем избирательном праве и Учредительном собрании обманывают рабочих и крестьян, так как все рассуждения о «третьей силе», стоящей над буржуазией и пролетариатом, являются лишь «иллюзией мелкобуржуазного демократа, который… не научился азбуке, именно, что в капиталистической среде возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата и невозможно существовать ничему третьему»745. Он доказал, что политика «третьей силы» не имела под собой реальной почвы и была обречена на провал, и те, кто пытается решать задачи перехода от капитализма к социализму, исходя из общих фраз о свободе, равенстве, демократии вообще, лишь «обнаруживают этим свою природу мелких буржуа, филистеров, мещан, рабски плетущихся в идейном отношении за буржуазией»746.
Попытки мелкобуржуазных партий посредством коалиции с буржуазией установить какую-то «среднюю» власть, стоящую между диктатурой пролетариата и диктатурой буржуазии, и в Сибири, и в Поволжье, и на Севере — повсюду сопровождались разгулом реакции, восстановлением дореволюционных порядков, репрессиями против рабочих и крестьян. Сам ЦК эсеров вынужден был признать, что «первоначальная задача борьбы на два фронта была заменена системой последовательной капитуляции», которая облегчила реакции «почти безболезненное овладение властью». Он даже отмечал, что «капитуляция демократии, начавшаяся в Уфе и закончившаяся в Омске пленением Директории, с первого момента появления ее на территории Сибирского правительства является неизбежной расплатой за политику, усвоенную некоторыми кругами партии»747. Однако лидеры мелкобуржуазной демократии вновь и вновь пытались доказать возможность создания «третьей силы» и необходимость борьбы на два фронта с той лишь разницей, что «новая» тактика предусматривала временный отказ от вооруженной борьбы с Советской властью и формально отрицала коалицию с буржуазией.