Слева наметилась терраса, идти по ней стало легче. Удивительно, на ней обрисовались руины, занесенные снегом, от них остались только стены, грубо сложенные из камней.
— Это бывший лагерь, — сказала Рогна, с ее губ слетали клубы пара. — Остался со сталинских времен, заключенные добывали тут золото. Тогда по всей Колыме были концлагеря.
За остатками лагеря наткнулись на странное место — надувы снега почти правильными прямоугольниками. Варламов из любопытства поковырял один шестом.
И отшатнулся в изумлении — из-под куска отвалившегося наста на него глядело человеческое лицо. Наверное, так выглядели мумии египетских фараонов: темная пергаментная кожа, растянутый в беззубой ухмылке рот.
— Это кладбище, — пояснила подошедшая Рогна. — Людей часто хоронили без гробов, просто оставляли среди камней. Только прибивали к колышкам жестянки с номерами, я еще видела почти истлевшие. Здесь девять месяцев зима, и атмосфера стерильная, так что трупы не разлагались. Мы не пасем оленей в этой долине.
Зачем тогда пошли сюда? Но Варламов не стал спрашивать. Аккуратно приладил кусок наста обратно, а Рогна внимательно глядела, как он это делает.
Тронулись дальше, заночевав среди мелколесья. Еще два дня поднимались по этой долине, и зубчатые стены гор окружили их. Ягеля для оленей хватало, и они паслись рядом с палаткой. У последнего лесочка встали на ночлег. Рогна опять достала блокнот и попросила зарисовать верховья долины.
— А теперь воспроизведи первый рисунок, — попросила она, открывая чистый листок.
Варламов растер замерзшие пальцы и попытался вспомнить вид на устье долины. Рогна рассмотрела корявый рисунок.
— Вот здесь не так, — сказала она, открывая первый рисунок Варламова.
— Зачем это? — пожал он плечами.
— Потом объясню, — привычно ответила Рогна.
Здесь было мало дров и, когда печка остыла, они согревали друг друга своими телами. Утром после горячего чая стали подниматься на перевал, снежные вихри обгоняли их. Остановились, чтобы отдохнуть.
— Смотри, — сказала Рогна, указывая налево.
За грядой белых холмов в небо медленно поднимался диск. Выпуклый сверху, он металлически блестел в свете тусклого солнца, и казался чуждым пустынному пейзажу.
— Надо же, НЛО, — удивился Варламов.
— А вот и второй.
Снизу, точно под первым, поднимался такой же диск. Следом появился и третий. Они повисли друг над другом, медленно вращаясь.
— Что у вас думают про НЛО? — спросил Варламов.
— Кто как. Одни верят, что это иччи, злые духи нижнего мира. А в школе нам говорили, что возможно это инопланетные корабли.
Рогна пристально смотрела на диски, и ее глаза отливали яркой голубизной.
— Я вижу неприятную желтизну внутри… — она покосилась на Варламова, — но это можно увидеть только зрением рогн. А вокруг фиолетово светятся какие-то… упорядоченные структуры.
Впервые Рогна споткнулась на русском слове, наверняка была прилежной ученицей в школе-интернате.
Диски словно изучали окружающую местность. Разошлись в стороны, образовав треугольник, и вдруг камнем упали вниз. Миг, и следа не осталось. Рогна вздохнула, и глаза приобрели обычный голубоватый цвет.
— Надеюсь, они не причинят нам вреда, — сказала она. — Идем, перевал близко.
На последнем подъеме олени выбивались из сил, скользя по насту. С вершины открылся вид на вздыбленное море сопок и путаницу речных долин — без навигатора не разберешься. Но ни навигатора, ни карты у них не было, а в планшете Варламова давно сел аккумулятор. Он вообще быстро разряжался в присутствии Рогны — может, поэтому она и не любила электронику. Когда спустились в долину, Рогна попросила зарисовать обратный вид на перевал. К лесу вышли только под вечер.
При свете костра Варламову опять пришлось рисовать по памяти и первую, и вторую картинку. Его одьулун снова указала на неточности.
Три дня они спускались по этой долине, и Рогна заставляла Варламова считать притоки и каждый вечер зарисовывать ориентиры. Слева все ближе подступало угрюмое заснеженное плоскогорье. Небо над ним было по-особому сумрачно, что указывало на близость Темной зоны, разделившей Якутию почти по меридиану. Они не встретили ни следа людей.
— Долина безлюдна до самого устья, это четыреста километров, — устало сказала Рогна. — Потом я покажу тебе на карте, но важно, чтобы ты все запомнил.
Наконец она остановила оленей и поглядела на непримечательную долинку, спадавшую от плоскогорья.
— Какой это приток слева? — спросила она.
— Пятый, — без запинки ответил Варламов.
— Зарисуй этот вид. Мы пришли.
— И что здесь особенного? — спросил Варламов, закончив рисунок и растирая онемелые пальцы.
Рогна спрятала блокнот и, достав из-за пазухи мешочек, протянула Варламову.
Он заглянул внутрь, какой-то невзрачный камешек. Достал и положил на ладонь. Нет, скорее кусочек металла — похож на маленькую серую картофелину, местами грязно-белую, словно от птичьего помета.
— Что это? — недоумевающе спросил он.
Рогна странно глянула на него.
— Ты не видел платины?.. Там, наверху, есть возвышение — высшая точка плато. От нее три километра к востоку и три километра к западу. Три километра к северу и три километра к югу. Под плато — крупнейшее месторождение платины. Если промыть выносы породы в бутаре [18], может, найдется еще самородок или два. Но это вряд ли, рудное тело уходит глубоко под плоскогорье и его практически не размывает. Это коренное месторождение, что крайняя редкость. Возможно, самое большое в мире.
Варламов потерял дар речи.
— Знаешь, сколько она стоит? — спросила Рогна.
— Платина? — ошеломленно сказал Варламов. — Дороже золота. Электроника, катализаторы, медицинское оборудование и, главное, материалы для защиты от темного излучения.
— Ты теперь очень богатый человек, — усмехнулась Рогна. — Но давай возвращаться. Ближе подходить не станем, чтобы не оставлять следов. И мне не нравится вид неба.
Словно снежные перья вырастали над северным горизонтом, медленно вытягиваясь к зениту.
Вверх, по проложенному следу, шли быстрее. Варламов все поглядывал на плоскогорье: черные обрывы скал, языки снега в ложбинах. Какое невиданное богатство таится там!
Но вечером, у костра, его одолели сомнения.
— Мы ведь не можем просто взять и застолбить эту территорию. Эта земля принадлежит Якутии или Колымской автономии.
— Да, — весело кивнула Рогна, румяная в отсветах пламени. — Я поторопилась со своими словами. Богатство достанется не тебе, а твоим детям.
Варламов подумал.
— Не получится, — сказал он. — Кэти и Ивэн (он давно привык звать их, как звала Джанет) канадские граждане. Вряд ли иностранцы могут владеть стратегически важными месторождениями в России.
— По законам Российского союза, коренной житель Автономии может обратить в собственность любой участок земли, не принадлежащий кому-то еще, — учительским тоном сказала Рогна. — Причем без торгов. Достаточно заявить о своем желании и оплатить по твердым расценкам.
Варламов хмыкнул: — Похоже, ты старательно изучала право. Но кто этот коренной житель? Разве что ты. А я при чем?
Рогна немного приуныла:
— Ребенок, рожденный мною, будет считаться коренным жителем Автономии. Твой ребенок…
Варламов даже задохнулся.
— Так вот зачем нужен этот ребенок! От меня и якутки…
— Чем тебе плоха якутка? — вспылила Рогна. — Не я выбирала лечь с тобой в постель!
— Прости, — ошеломленно сказал Варламов. — Ты же знаешь, что нравишься мне.
— Да, — уже тише сказала Рогна. — Иначе я не стерпела бы, что меня так используют.
Использовали-то скорее его, но Варламов благоразумно промолчал. На супружеский ритуал эта размолвка не повлияла.
Утро было хмурое, но снег не шел, и они надеялись выйти под перевал. После полудня вошли в последнюю котловину с лесом. Лиственницы были низкие, кусты карликовой березки превратились в снежные бугры, след нарт местами замело. Варламов шел впереди.