Так и захотелось выпороть несносную девчонку.
На блюдах была вареная оленина и те самые тушеные ребрышки, о которых с энтузиазмом говорила Куннэй. Она сразу стала их уминать, причмокивая при этом — похоже, хорошим манерам Рогна ее не научила. В другой стороне юрты ели, пили, шумно разговаривали. Раздался взрыв смеха.
— О чем они говорят? — полюбопытствовал Варламов.
— О тебе. О калыме… — перевод получился короткий, и вдобавок Куннэй густо покраснела. Видимо, говорили не только о калыме.
Застолье длилось около часа, потом гости стали расходиться, прихватывая угощение. Куннэй вздохнула:
— Обычно свадьба длится дольше, знакомятся с новыми родственниками. Но с вашей стороны никого нет.
Поднялся и отец Вениамин. Качнулся, но на ногах устоял.
— Да благословит вас Господь! — пробасил он и с достоинством вышел.
Куннэй начала было убирать со столов.
— Иди домой, Куннэй, — тихо сказала Рогна.
Девочка шмыгнула носом и исчезла, не забыв прихватить блюдо с ребрышками.
Рогна встала и, подойдя к камину, стала перед ним на колени. Сняла обруч с головы, тихо прозвенели подвески. Так и осталась на коленях, глядя в огонь. Варламов подошел и сел с другой стороны. Что делать, обнять ее? Но они едва знакомы, хотя по местному обычаю уже муж и жена…
Вид у Рогны был разнесчастный.
— Ну, ладно, — вздохнула она.
Поднявшись, сняла через голову белое платье. Осталась в рубашке и штанах с поясом, украшенным бисером и металлическими подвесками. Вот откуда слышалось тихое бряцание, когда их водили вокруг костра. Стало грустно: девушка готовилась к собственной свадьбе, откуда-то достала или заранее припасла наряды, хотя всего-то будет одьулун.
Рогна задумчиво сняла пояс и, бережно свернув, положила на столик. Теперь она еще больше походила на стройного мальчика. Еще помедлила, закусив губу. Но затем решительно стянула рубашку и, развязав поясок, выступила из упавших штанов совсем нагая. Несколько мгновений стояла так, с гордо поднятой головой. Красноватый свет от камина обтекал ее смуглое тело. Завороженный, Варламов глядел на девушку, и в нем стало разгораться желание. А она, откинув меховую полость, скользнула в постель.
Варламов тоже разделся донага. Было неловко, но в ушах шумела кровь. Забрался в постель с другой стороны, коснулся горячего бедра Рогны своим, и еще больше возбудился. Привстал на локте, заглянул в лицо с опущенными ресницами, и попытался поцеловать. Однако губы девушки едва разжались, она не ответила на поцелуй. И не откликнулась на ласковые прикосновения, вся будто одеревенев.
Она боится. Но просто лежать рядом глупо, да и тело уже томительно напряглось. В конце концов, для чего он здесь?
Он решительно привстал, развел ноги Рогны (та не противилась) и лег сверху. Маленькие груди, зажмуренные глаза и страдальческое лицо. Как она напряжена, лучше сделать все быстро. Да и сдерживаться уже нет сил.
Так что он попытался войти в нее, но это никак не удавалось. Наконец надавил изо всей силы, и словно прорвался сквозь преграду…
— Больно! — вскрикнула Рогна и схватилась за бедра Варламова, отталкивая его.
Но он был слишком возбужден, чтобы остановиться и, преодолевая сопротивление, сделал еще несколько толчков. Судороги оргазма пронизали тело, принеся не наслаждение, а скорее облегчение, как после окончания нелегкой работы. Руки Рогны понемногу ослабли, открылись гневные голубые глаза, и Варламов лег рядом, слегка задыхаясь.
— Уже все? — неприязненно спросила она. — Быстро управился. Я даже опомниться не успела.
— Извини, — неловко сказал Варламов, — я поторопился. Был слишком возбужден.
— И еще больно, — пожаловалась Рогна. — А мне говорили, что это приятно.
— Так только в первый раз. Потом будет лучше.
— Надеюсь, — фыркнула Рогна. — Потому что одного раза вряд ли хватит.
Она задрала коленки, и это напомнило, что цель у нее была самая прагматическая — родить от него ребенка. Все же хотел поцеловать ее, но заглянул в еще возмущенные глаза и передумал.
Он вытянулся под меховым одеялом, по стенам юрты бродили красные отсветы, неудержимо хотелось спать. Почему бы и нет, свои супружеские обязанности он выполнил, из теплой постели не выгонят. Он уснул…
Утром рядом никого не было, на столике стояла чашка кумыса. Варламов жадно выпил, потом оделся и вышел из юрты. Падал редкий снег, матово белели склоны сопок, настоящее белое безмолвие… В юрту к отцу Вениамину не пошел, беспокоясь за Рогну. К счастью, подвернулась Куннэй.
— Где госпожа? — спросил он.
Та лукаво улыбнулась, и очень захотелось дать ей пинка.
— Говорит с духами на окраине селения, вон там. Вы можете подойти.
— Обойдусь без твоего позволения, — огрызнулся Варламов.
Рогна стояла над заснеженным скальным обрывом. Внизу белела лента реки, уходя в бескрайние просторы Севера. Была в нарядной шубе, в которой встречала Координатора, а на голове прежний капор, только теперь волосы убраны под него. Варламов подошел:
— Извини, если тебе было неприятно.
Рогна наклонила голову.
— Ты все сделал правильно. Я теперь женщина, за меня будет уплачен калым и меня станут уважать мужчины. А то только побаивались.
Такой деловой подход чуточку огорошил. А чего он ждал? Рогну тоже фактически вынудили вступить в этот брак.
— Пойдем, прогуляемся, — сказала она, беря Варламова под руку.
Они пошли по селению. Белые столбы дыма поднимались над юртами, встречные с любопытством глядели на пару, и Рогна гордо кивала в ответ. Варламов поневоле следовал ее примеру. Хотя и странно налаживать семейную жизнь в Якутии, но это важно для его одьулун.
— А кем тебе приходится Куннэй? — спросил он. — Девочка от тебя ни на шаг.
— Просто воспитанница, — ответила Рогна. — Обычно живет у меня. Родители бедные, я ее кое-чему учу.
— Как быть рогной?
— Этому не научишь, — несколько надменно ответила Рогна. — Дар получают еще до рождения. Но вот русский она освоила от меня.
— Ты учила ее?
Рогна искоса глянула на Варламова.
— Всё проще. Рогны могут делиться своим знанием.
Сразу вспомнились говорящие кошки на Алтае, те «сказали» о своей рогне. Холодок прошел по спине, несмотря на меха.
— А ты можешь поделиться со мной, скажем, якутским языком?
Рогна вздохнул: — Мало кто теперь может отправить ребенка в школу, поэтому я и занялась Куннэй… А с тобой не могу поделиться. Твой мозг утратил пластичность ребенка, и, по меньшей мере, будет сильно болеть голова. К тому же старшая рогна предостерегла, чтобы я даже не пыталась влезть в твое сознание…
Рогна осеклась и гневно глянула на Варламова.
— Ну вот, не успела выйти замуж, а уже выбалтываю секреты рогн. Для тебя я просто одьулун.
— Ладно, — улыбнулся Варламов.
Бездельничать ему не дали. Рогна попросила наколоть дров в убавившуюся поленницу.
— А завтра съездишь за дровами, — сказала она. — Я научу запрягать лошадь. Раньше помогали братья, но теперь у меня есть муж.
Бережно сложила свадебные наряды в сундук, оделась в меховые штаны и куртку.
— Придется зарезать оленя, гости все съели. Но обычно на свадьбу уходит еще больше.
Так что, пока Варламов раскалывал чурбаки, ловко расправилась с очередным оленем. Приставила к затылку острие ножа, резко ударила по рукоятке, и животное рухнуло на снег. Когда олень перестал биться, снова подставила чашу под струю крови.
— Пей. Свежая кровь прибавляет сил. — И она лукаво улыбнулась.
Варламов не стал отказываться и снова выпил половину. Рогна допила и принялась разделывать оленя. Покончив с дровами, Варламов сходил к церкви, но отца Вениамина там не оказалось. Заглянул в юрту: поп-расстрига и шаман сидели за столиком, и перед ними стоял кувшин, похоже, опять с кейюю кымысом.
Надо сказать Куннэй, что уже хватит.
— Присаживайся, — пригласил отец Вениамин. — О деньгах не беспокойся, из канцелярии сообщили, что пришлют вместе с грузом.