надевают во время летних гонок в Большой Циркаде. Этот ветхий глубокий уровень Гипериона открыт палящему солнцу. Старинные здания и трухлявые вывески, позабытые царящим наверху прогрессом. Граффити с изображением перевернутых пирамид с кричащими ртами покрывают витрины магазинов и стены переулков. Похоже, у «Вокс попули» бесконечный запас краски.
С голографического экрана во всю стену здания орет выпуск новостей. Смертельно серьезная журналистка-медная бубнит об охоте на Жнеца, убившего лорд-коменданта. Как говорят, он хладнокровно зарубил этого человека. Вполне похоже; что возьмешь с урода! Я вот люблю выпить, его же чаша яда – власть. Цвета потрясены тем, что такое оскорбление республике нанес их великий герой. Но, повидав падение одной империи, я знаю достаточно, чтобы различать трещины в основании этой.
Я докуриваю сигарету. Наша подготовка к ограблению идет полным ходом, и мы носимся по восемнадцать часов в сутки. Первые несколько дней были посвящены стратегии: мы исследовали перспективность тех трех мест для ограбления, которые предложил синдикат. Как только мы выбрали одно из них, я сказал Горго, нашему представителю синдиката, что единственный способ выполнить задание как следует – использовать гравиколодец военного образца. Это был наполовину блеф, чтобы проверить пределы влияния черного. Однако зверь синдиката невозмутимо продолжил дымить сигаретой над своим эспрессо в высотном кафе, где мы встретились. Сказал, что передаст наши пожелания герцогу. И передал. Сообщил, что это займет две недели. Похоже, если ты танцуешь с дьяволом, то получаешь доступ к ресурсам ада.
Я плотнее кутаюсь в шерстяное пальто, защищаясь от холода ранней осени, и замечаю, что Вольга уставилась на жилой небоскреб с полоской зелени на крыше.
– Интересно, каково это – жить там, наверху? – говорит она. – Сад над облаками…
– После этого дела выяснишь, – усмехаюсь я.
Кира фыркает:
– Не дразни ворону. Даже получив обещанный мегагонорар, мы не сможем купить этот пентхаус в складчину.
– А сколько, по-твоему, он стоит? – спрашивает Вольга.
Кира пожимает плечами:
– Сто миллионов. Может, больше.
Вольга, потрясенная этой цифрой до глубины души, качает головой.
– Вот вам и ваше восстание, – говорю я.
Пропустив автоматический грузовик с продуктами, мы переходим улицу и идем по растрескавшемуся бетону к небольшому магазину под безвкусной сверкающей голограммой, гласящей: «Торговый центр электроники Кобачи. Не возьмет ни байта из вашего кошелька». Снизу вспыхивает другая вывеска: «Никаких ржавых. Никаких ворон. Никаких исключений».
Вольга останавливается у двери. Кира заходит внутрь. Я притормаживаю на мгновение и задумчиво смотрю на Вольгу. Она хранила мой секрет от остальных. Но последние несколько дней она какая-то хмурая.
– Хочешь заглянуть туда? – спрашиваю я.
Вольга смотрит на вывеску и качает головой:
– Нет, спасибо.
Я вздыхаю:
– Ну что такое? С тех пор как мы взялись за эту работу, ты ковыляешь, как раненый щенок.
Вольга смягчается и нерешительно смотрит на меня:
– А тебя ничего не беспокоит? Ну, что это повредит восстанию?
– Жизнь – это гора, Вольга. Опасная, крутая, покрытая льдом. Попробуй сдвинуть ее – и ты никуда не дойдешь. Попробуй кому-то помочь – и свалишься вместе с ним. Сосредоточь внимание на собственных ногах – и сможешь подняться туда снова и снова. – Я сжимаю ее мускулистое плечо. – А теперь пойдем.
– Будут неприятности.
В ответ я распахиваю пальто, сверкаю черной розой во внутреннем кармане и ухмыляюсь:
– Бледная леди, сегодня неприятности – это мы.
Внутреннее убранство магазина представляет собой джунгли гаджетов и подержанных устройств, такие плотные, что кажется, будто они произрастают во влажном воздухе. Посреди плавающих знаков цвета индиго на крючках висят неведомые реликты, поддельные датапады и глазные имплантаты. Добрая половина магазина занята биомодификациями. Двое подростков-зеленых, обильно татуированные и с ирокезами на голове, перебирают пластиковые пакеты со скидочными нейролинками. После тьмы Сообщества это новое поколение так отчаянно жаждет пребывать в сети, чтобы узнавать все мгновенно, что они закачивают себе в голову весь голонет, совершенно не думая о последствиях. В магазин входит Вольга. Подростки нервно пялятся на нее.
Кира уже ухватила тележку и приступила к работе над списком покупок в ее датападе. Вольга стоит у меня за спиной и наверняка крутит головой, как приблудный щенок в мясной лавке. Оборачиваюсь к ней. Ее взгляд останавливается на экспериментальной голографической станции, вокруг которой собрались несколько ребятишек.
– Давай полюбуйся, – говорю я.
Вольга сдержанно улыбается мне, потом очень осторожно, чтобы не снести широкими плечами стойку с метаболическими имплантатами, неуклюжими шажками пробирается ближе к станции. Мальчишка-синий сидит в кресле, к голове его прикреплены узлы. Выше в воздухе пляшет проекция того, что происходит перед его закрытыми глазами. Приятели возбужденно наблюдают за ним, ожидая своей очереди. Когда на них падает тень Вольги, они оглядываются. Один из сотрудников Кобачи, долговязый молодой зеленый, следит за опытом, держа в руках поднос с ингаляторами кофеина. Алый летит в миссии Коллоуэя Чара – то было фантастическое начинание, когда лихой экс-пират лично освободил дом Саудов от десяти тонн золотых слитков, которые они везли караваном из своих банков с Луны на Венеру. После этого Сауды назначили чертовски щедрую награду за его голову, и он стал знаменитым.
Сотрудник видит Вольгу и бледнеет.
– Никаких ворон, – говорит он, указывая на вывеску, и Вольга смущенно взирает на него сверху вниз. – Ты что, читать не умеешь, девочка?
– Умею, – тихо отвечает Вольга.
– Она со мной, – поясняю я.
Тот не оборачивается.
– Слушай, если бы она была ржавой, то воровала бы дерьмо. Если бы она была бурой, то убирала бы дерьмо. Но она черная – они ломают дерьмо. Не я устанавливал правила, братан.
– Мальчик… – говорю я и слегка подталкиваю долговязого локтем.
Он переводит налитые кровью глаза на меня. Его зрачки расширены от какого-то дизайнерского наркотика, подмышки мокры от пота.
– Следи за своими гребаными манерами. Где Кобачи?
Сотрудник сглатывает, увидев «всеядный» в кобуре у меня под плащом.
– В подсобке.
– Приведи его ко мне. Скажи, что пришел Эфраим.
Зеленый тупо моргает, глядя на меня.
– Шевелись, пока у меня не отросла борода.
– Спокойно, папаша. Уже звоню ему. – Он постукивает по шраму на правом виске, где у него встроен нейролинк. Его глаза строптиво щурятся. – Сказал ему, что его ждет жестянщик.
Несколько минут спустя я замечаю, как Кобачи выглядывает из-за приоткрытой двери, ведущей в заднюю часть магазина, – там он занимается ремонтом. Он видит, что я его засек, исчезает и торжественно появляется снова, распахнув руки для объятий. Кобачи – маленький механизированный человек-геккон. Ему уже под семьдесят, в его сонные зеленые глаза встроены датчики и увеличительные линзы. Лысый. В залатанном комбинезоне, с мультитулами и другими инструментами, торчащими из пояса на крохотных