имеють людье в граде, словесы лестьными невозможно бе град прияти. Козляне же свет[844] сътворише — не вдатися Батыю, рекше, яко аще князь нашь млад есть, но положим живот свои на нь и зде славу сего света приимше… Тотаром же бьющимся о град, прияти хотящим град, разбившим граду стену. И возиидоша на вал Тотаре, Козляне же ножи резахуся с ними. Свет же створиша — изиити на полкы Тотарьскые. И исшедше из града, исекоша праща их, нападше на полъкы их и убиша Татар 4 тысящи и сами же избьени быша. Батый же взя город, изби вси и не пощаде от отрочат до сосущих млеко, о князи Васильи неведомо есть, и инии глаголяху, яко во крови утонул есть, понеже убо млад бяше есть. Оттуду же въ Татарех не смеють его нарещи „град Козлеск“, но „град злый“, понеже бишася по семь недель, убиша бо от Татар сыны темничи три. Татары же искавше и не могоша их изнаити во множестве труп»[845]. Эти события запомнились монголам — они упоминаются и у РД, и в ЮШ (правда, в жизнеописании Субэдэя название Козельска искажено).
Итак, «Батый ж взем Козелеск и поиде в земълю Половетцкую»[846], на чем и закончилась первая кампания Батыева нашествия. Теперь на основе данных многих источников можно сформулировать основную причину полного поражения Северо-Восточной Руси во время этой кампании — стратегическое и тактическое превосходство монголов, которое определялось рядом факторов:
1. Войска главных русских княжеств размещались на значительном пространстве, что дало возможность монголам, имевшим превосходство в скорости, маневре и инициативе, бить их по частям, создавая численное преимущество на каждом направлении (действуя несколькими мощными группировками).
Исключения только подтверждают правило — Козельск смог сначала отразить натиск отдельного отряда «облавы» монголов, который перешел к обсервационным действиям. После подхода основных сил монголов город не смог сопротивляться долее трех дней. Монголы перебрасывали силы, сковав русские отряды на других направлениях, не позволяя им подавать помощь. Конечно, внутренние причины[847] неоказания помощи князьями друг другу сыграли свою роль, но и чисто военная составляющая является важной.
2. Монгольская армия количественно превосходила русские войска, а в случаях относительного равенства численности[848] и качественно — по организованности и дисциплине, руководстве и большей настойчивости в осуществлении единого стратегического плана, но не в лучшем вооружении и оснащении рядовых воинов.
3. Русь испытала шок от неожиданности, силы и динамики удара. Очевидна неготовность русских сил к происходившему «пленению Батыеву»: из событий 1223 г. на Калке не было извлечено уроков[849]. Татары первоначально воспринимались вроде привычных половцев (летописи их прямо сравнивали с тюрками — «таурмени», «половци»). Этому также поспособствовало поражение Чжэбэ и Субэдэя под Булгаром в 1223 г. Оно успокоило князей Владимиро-Суздальской земли, хорошо информированных о делах своих поволжских соседей, но не видевших своими глазами монгольскую армию в бою на Калке. После получения от нее ужасающей силы ударов потрясение этих князей оказывается чрезвычайным. Ответные меры являлись неадекватными и несвоевременными (например, выжидание великого князя Юрия Всеволодовича на Сити), усугублявшими ситуацию.
Начавшийся новый год (с 1 марта) русские летописцы, после всех ужасов «Батыева пленения», отметили особо, выделив киноварью: «Того же лета было мирно»[850]. И действительно, уйдя весной 1238 г. «в Половецкую степь», армия Бату занялась оставшимися непокоренными половцами Бачмана, а также подавлением вспыхнувших восстаний в ранее покоренных землях аланов, черкесов, мордвы и кипчаков. Против особо досаждавшего монголам Бачмана были отправлены лучшие силы — тумены Мэнгу и Субэдэя. Их действия против Бачмана были настолько важны, что рассказы о них практически в идентичном виде оказались сохранены у Джувейни, РД и ЮШ. Приведем рассказ Джувейни о Бачмане:
«Где бы войска (монгольские) ни искали следов (его), нигде не находили его, потому что он уходил в другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему большею частью служили берега Итиля, он укрывался и прятался в лесах их, наподобие шакала, выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался, то повелитель Менгу-каан велел изготовить 200 судов и на каждое судно посадил сотню вполне вооруженных монголов. Он и брат его Бучек оба пошли облавой по обоим берегам реки. Прибыв в один из лесов Итиля, они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные телеги и куски свежего конского навоза и помета, а посреди всего этого добра увидели больную старуху. Спросили, что это значит, чей это был стан, куда он ушел и где искать (его). Когда узнали наверняка, что Бачман только что откочевал и укрылся на остров, находящийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядков скот и имущество находятся на том острове, то вследствие того, что не было судна, а река волновалась подобно морю, никому нельзя было переплыть (туда), не говоря уже о том, чтобы погнать туда лошадь. Вдруг поднялся ветер, воду от места переправы на остров отбросил в другую сторону и обнаружилась земля. Менгу-каан приказал войску немедленно поскакать (на остров). Раньше, чем он (Бачман) узнал, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жен и детей, забрали с собою множество добра и имущества и затем решили вернуться. Вода опять заколыхалась, и, когда войско перешло там, все снова пришло в прежний порядок. Никому из воинов от реки беды не приключилось[851]. Когда Бачмана привели к Менгу-каану, то он стал просить, чтобы тот удостоил убить его собственноручно. Тот приказал брату своему Бучеку разрубить его (Бачмана) на две части»[852].
Другие монгольские отряды также подавляли восстания кипчаков, но только в западной части Дешт-и-Кипчак (куда они не дошли в 1237 г.) — в бассейне Северного Донца, в предкавказских степях и даже в Крыму. Так, Берке «отправился в поход на кипчаков и взял [в плен] Арджумака, Куран-баса и Капарана, военачальников Беркути», а Мэнгу и Кадан «выступили в поход против черкесов и зимою[853] убили тамошнего государя по имени Тукара»[854]. Покорившиеся ему кавказские феодалы вместе с их землями позднее были утверждены за Берке как его удел в первые годы правления Мэнгу-каана[855]. Судя по сообщению РД, кипчаки Бачмана, против которых изначально выступил Мэнгу, были связаны с асами, т. е. аланами[856]. Поэтому в ходе уничтожения кипчаков Бачмана тумены Мэнгу плотно занялись и союзными им племенами Северного Кавказа — асами и черкесами. Во всяком случае в сообщениях ЮШ за 1238–1240 гг. Мэнгу и приближенные к нему нойоны регулярно упоминаются в связи с боями против