нравилось приезжать со мной к Харли, когда никто из нас не работал, но там она, в основном, исчезала в спальне Дейва, и черт знает, чем они там занимались. Но официально они не встречались, ничего такого. Это было как-то странно.
Так же, как и новенькая приблуда, вся из ремней, похожая на качели, которая теперь висела в углу его комнаты.
«Извращенцы».
Джульет взяла с собой к Харли Ромео только один раз. За десять минут он умудрился опрокинуть кальян с травой и засунуть себе в рот горсть окурков. Так что теперь я видела ее только в перерывах между занятиями.
– Может, вы, сучки, поторопитесь? Тут, на хер, холодно, – выдохнула Джульет в сложенные ковшиком ладони, когда Дева-Гот закурила.
Джульет бросила курить, хоть и очень неохотно, когда была беременна Ромео, и с тех пор всегда попрекала нас за это.
– Да ну, к черту. Если уж я должна торчать тут с вами, дайте, что ли, и мне.
И… всегда клянчила у нас сигарету.
– Да, мамочка, – согласилась Дева-Гот, выуживая из пачки еще одну сигарету.
Джульет ненавидела, когда ее так называли.
– Биби, ты сегодня работаешь? – спросила Дева-Гот, стараясь казаться безразличной, что в ее случае было просто. У нее был темперамент устрицы.
– Д-д-д-да, – простучала я зубами. – Н-н-но завтра я свободна. Ты м-м-можешь прийти.
Дева-Гот закатила свои большие кукольные глаза.
– Ну да, может, и зайду.
– Эй, м-м-мне надо еще поговорить с преподом перед лекцией. Увидимся в обед, ладно? – И я загасила сигарету о подошву ботинка.
Джульет просто кивнула – она была слишком поглощена наслаждением от собственной сигареты, и ей было плевать, что я там говорю, – а Дева-Гот отсалютовала мне двумя пальцами.
Нырнув внутрь, я бегом поднялась по центральной лестнице на второй этаж – мой двадцатикилограммовый рюкзак всю дорогу хлопал по костлявой спине, как конское седло, – и влетела в кабинет психологии за десять минут до начала занятия. Наш преподаватель, доктор Райнс, стоял у доски, выписывая термины и домашние задания. Это был пожилой джентльмен, низенький и круглый, и весь его гардероб состоял из трех твидовых пиджаков и двух пар бесформенных брюк.
– Доброе утро, мисс Бредли, – сказал он, не отворачиваясь от доски. – Вы сегодня рано. Может быть, присоединитесь сегодня к нам на первом ряду?
– Да, конечно, – сказала я, кидая рюкзак на ближайшую к двери парту. – Доктор Райнс, можно мне с вами поговорить? Прежде, чем начнется урок?
Положив маркер, доктор Райнс повернулся ко мне и поглядел на меня поверх очков.
– Мисс Бредли, у вас все в порядке?
– Да, просто… – Я пожалела, что не успела сесть. Стоять было как-то страшновато. – Мой бывший приятель… Он записался в десант, и их направили в Ирак. И он, ну, иногда пишет мне и рассказывает такие вещи… Ну, типа, что он больше не знает, кто он. А в последнем письме он написал, что ему кажется, что его больше нет. Я думаю, он видел и делал там всякое де… ну, жуткие вещи. Я хотела спросить, может быть, вы могли бы что-то посоветовать, чтобы как-то ему помочь? Мне надо написать ему, но я не знаю, что тут сказать.
Доктор Райнс снял очки и ущипнул себя за переносицу.
– ПТСР, – пробормотал он под нос, качая головой. Печально поглядев на меня, доктор Райнс сказал: – Боюсь, я из личного опыта знаю, что происходит с вашим другом. Меня призывали во время войны во Вьетнаме.
«Блин».
– Официальное название этого диагноза – посттравматическое стрессовое расстройство, или ПТСР, хотя тогда мы еще этого не знали. Когда все из моего батальона, кто выжил, включая меня, вернулись домой, у нас были… проблемы. – Доктор Райнс вынул из кармана носовой платок и, говоря, начал протирать им линзы очков. – Эпизоды потери самоидентификации, бессонница, повышенная раздражительность и агрессивность, флешбэки, панические атаки, суицидальные мысли и поведение. – Надев очки, он продолжил: – Собственно, это причина, по которой я пошел изучать психологию. Я хотел разобраться, что с нами происходит.
– Я… Простите, пожалуйста. Я не знала, – выдавила я.
– Ничего страшного, мисс Бредли, – слегка улыбнулся доктор Райнс. – Эти вещи могут нас сломать, но могут и вдохновить нас на помощь другим, верно?
Я кивнула. Сглотнула. Откашлялась.
– Так что же я могу сделать… чтобы помочь?
– Когда я приходил в себя, мне очень помогало делать то, что мне нравилось делать, когда я был маленьким. Встроить мою недавно сформированную идентификацию себя как солдата в недавно сформированную идентификацию взрослого человека было сложно, но идентификация себя как ребенка была очень выкристаллизованной. Если я чувствовал, что близок к срыву, я садился и строил модель самолетика. И это всегда помогало ощутить себя собой.
– Он в детстве любил рисовать, – сказала я. – Он действительно очень талантлив. Он стал художником по тату. Ну… был им.
– Это прекрасно. Вы можете посоветовать ему рисовать, когда он чувствует… что не в себе.
– Я так и сделаю. Спасибо.
– Я знаю еще несколько способов, которые могут помочь, но, к несчастью, сейчас уже начинается лекция. Если вы снова зайдете до начала занятий, я напишу вам подробный список.
– Господи. Это было бы замечательно. Спасибо вам.
Доктор Райнс улыбнулся.
– Я всегда рад помочь товарищу-ветерану. Ему повезло, что у него есть кто-то вроде вас, чтобы помочь.
Моя улыбка омрачилась чувством вины. У Рыцаря не было меня. Больше не было.
– Доктор Райнс, можно я задам еще один вопрос?
– Конечно.
– А можно получить ПТСР от других вещей, кроме войны? Ну, типа очень, очень, очень страшной драки? Или если увидишь убийство? Или если твой друг совершит самоубийство?
«Или все это сразу за один месяц?»
– Естественно. Любая ситуация, в которой кто-то чувствует себя под угрозой, или испуганным, или расстроенным, может вызвать симптомы посттравматического стресса.
– Вроде флешбэков? И панических атак?
Доктор Райнс поглядел на меня поверх очков, как будто бы обладал силой рентгена и просвечивал мой мозг насквозь.
– Мисс Бредли, вы уверены, что все