Читать интересную книгу Первая мировая война. Катастрофа 1914 года - Макс Хейстингс

Интересно сравнить эти цифры со статистикой по Восточному фронту. Согласно докладу одного немецкого чиновника, во время наступления русских в Восточной Пруссии погиб 101 гражданский. В том же докладе отмечалось лишь два «крупных инцидента» – в Сантоопене 28 августа, где было казнено 19 немцев, и в Кристианкемене 11 сентября, где погибли 14 жителей. Завершался доклад так: «Жестокость русских… оказалась сильно преувеличенной. <…> Сообщается, что российские войска повсюду обращались с жителями корректно. Если отдельные города и села и оказались сожжены, то, почти без исключения, во время артиллерийской перестрелки»{455}. Эрих Людендорф пытался противопоставить якобы «вопиющим» выходкам бельгийцев, направленным против кайзеровской армии, «пример достойного поведения, показанный российскими войсками в Восточной Пруссии».

Мы так подробно разбираем проблему жестокости, потому что она во многом повлияла на то, как менялось отношение союзных народов к войне, а также на рождение многих связанных с ней мифов и легенд. С первых недель ряд скептиков в союзном лагере отвергал рассказы о зверствах немцев как пропагандистские выдумки. 7 сентября шесть американских корреспондентов в Германии, возглавляемые Ирвингом Коббом из Saturday Evening Post, прислали в агентство Associated Press коллективную телеграмму, опровергающую публикуемые рассказы о творящихся ужасах: «Мы единодушно полагаем сообщения о бесчинствах немцев беспочвенными, насколько у нас есть возможность судить. <…> Проведя две недели с войсками и пройдя с ними 160 км, мы не наблюдали ни единого случая беспричинной жестокости».

Это наивное заявление выглядело странным на фоне публикаций в немецких газетах – в частности, четырьмя днями ранее в Kölnische Zeitung, которая вместо того, чтобы отрицать факты жестоких расправ, искала им оправдание: «Наши бравые воины не были готовы к сопротивлению жителей городов и селений, которые им приходится занимать. Кто знал, что по ним будут стрелять из окон и подвалов? Сперва они цепенели от ужаса при виде такой подлости и лишь по приказу офицеров начали применять карательные меры, жечь дома и казнить гражданских». Современные исследователи располагают материалами, которые трудно поставить под сомнение. В Бельгии и Франции в августе 1914 года кайзеровскими войсками овладела истерия, сопряженная с намерением стремительно и безжалостно утвердить свое превосходство. Кроме того, некоторые отыгрывались на попавших под горячую руку за просчеты и потери на поле боя. Несанкционированные злодеяния имеют место на любой войне, однако в данном случае немецкое командование официально одобряло поведение своих солдат.

Многие представители союзных стран (как военные, так и гражданские), выяснив, что часть самых громких обвинений против немецкой армии основывается на ложных фактах, сочли выдумками и остальные «страшные истории». Такое мнение утвердилось, в частности, у британцев, в первую очередь благодаря уважению к довоенной немецкой культуре. Они были весьма наивны. Противник действительно совершал в Бельгии и Франции в 1914 году недостойные цивилизованного народа поступки. В оправдание немцев иногда приводится довод, что другие европейские страны и их армии тоже проявили склонность к варварству. Россию обвиняют в масштабных гонениях на польских евреев в 1914–1915 годах. Систематической жестокостью отличались бельгийцы в своей колонии Конго. Репутацию британских имперских войск безопасности в Индии и Африке значительно подпортили расправы с мирным населением, как и репутацию французов в заморских колониях. Немало достойных сожаления поступков совершила Британия и во время борьбы Ирландии за независимость в 1920–1921 годах.

Однако политика Германии (а это была именно политика), состоявшая в том, чтобы захватывать большое число заложников и убивать их скопом в отместку за сопротивление (в основном надуманное), не знала аналогов в Западной Европе того времени. Разумеется, кайзеровской Германии было далеко до масштабов злодеяний нацистов, пришедших к власти поколение спустя. Тем не менее трудно согласиться с некоторыми историками, считающими, что гипотетическая победа Германии в войне 1914–1918 годов в моральном отношении ничем не отличалась бы от победы союзников.

3. Ланрезак против Шлиффена

Пока французские войска наступали на немцев на всем протяжении восточной границы Франции, правый фланг армии Мольтке маршировал к центру театра военных действий, обеспечивая себе главенство на ближайшее время. Судьба Европы будет решаться именно в Бельгии и на севере Франции, а не в Люксембурге, Эльзасе и Лотарингии. Почти 600 000 немецких солдат в составе двух армий, пройдя Брюссель, направились на юг, к границе между Бельгией и Францией. На их пути стояла 5-я французская армия, которая вместе с британскими экспедиционными войсками в качестве подкрепления могла сравниться по численности лишь с половиной сил противника.

Жоффр все еще лелеял надежду, что бельгийские войска ударят по правому флангу немцев, когда (как он ошибочно полагал) Мольтке повернет на юг от Мааса. После сдачи Льежа бельгийцам логичнее всего было бы отступить к приграничной крепости Намюр под прикрытие основных сил французской армии. Однако король Альберт руководствовался не столько благоразумием, сколько желанием остаться на родной земле. Поэтому он решил закрепиться в Антверпене и удерживать его до тех пор, пока не подойдут войска союзников – сам он дошел до города к 20 августа. Ставка Жоффра тем временем отмахивалась от настойчивых предупреждений бельгийцев, что основные силы немецкой армии лавиной катятся через их страну в направлении Франции.

21 августа, во второй половине дня, командующий 5-й французской армией генерал Шарль Ланрезак внезапно осознал настоящую мощь грозящего ему противника. На его войска должен был обрушиться удар немецкого правого фланга – основного орудия воплощения доктрины Шлиффена в интерпретации Мольтке. Армия Ланрезака состояла из четырех корпусов, в три раза превышающих численность британских экспедиционных войск, которые прикрывали армию с левого фланга, однако силы немцев все равно превосходили ее в разы. На этом этапе ставка верховного командования по-прежнему подразумевала, что 5-я армия соединится с соседями дальше к югу и возобновит начатое Жоффром большое наступление. Однако Ланрезак, вопреки приказу, отказался от наступления и начал отходить к югу от Самбры, немцы следовали за ним по пятам.

62-летнего Ланрезака историки просклоняли на все лады – нетрудно понять почему. Один из лучших военных умов страны отличался несдержанностью и неудачливостью, а также склонностью к унынию, выходящему за рамки обычного пессимизма. Он презирал британцев, и те отвечали взаимной нелюбовью. Британские экспедиционные войска он называл «L’armée W [ilson]» («армия Вильсона»), поскольку заместитель начальника Генштаба единственный из высших офицеров говорил по-французски, заслужив тем самым снисхождение. Однако в середине августа 1914 года Ланрезак куда точнее, чем Жоффр, представлял себе картину развития событий. Он одним из первых среди французских генералов осознал, что немцы движутся через Бельгию огромной массой, и тщетно уговаривал главнокомандующего прекратить наступление в Арденнах, называя их «смертельной ловушкой». Он то и дело по собственной инициативе отдавал приказ войскам отступать, вызывая у Жоффра и британцев подозрения в малодушии. Однако именно благодаря этой тактике удалось сохранить 5-ю армию для важных операций под более успешным командованием. Пока же Ланрезак лишил немцев долгожданной возможности устроить решающее столкновение на севере.

Поначалу главнокомандующий не давил на генерала с требованиями атаковать, и 5-я армия в основном бездействовала, пока 21 августа по ней не ударили формирования Карла фон Бюлова под Шарлеруа. Этот тесно застроенный промышленный район плохо подходил для обороны, поскольку и артиллерия, и пехота лишались необходимого обзора. Немцы захватили мосты через Самбру и удерживали их на протяжении повторяющихся контратак. Утром 22 августа, ставшего для французов кровавым, Бюлов вместе со своим штабом прикатил на командную высоту, откуда можно было следить за ходом действий. Не получив никаких приказов от Ланрезака, командиры двух корпусов на противоположной стороне долины поступили именно так, как ожидалось в августе 1914 года от всех французских генералов. Они пошли в атаку, посылая отряд за отрядом отвоевывать мосты. Атака успехом не увенчалась, потери составили 6000 человек.

Уничтожение двух колониальных пехотных полков, 1-го стрелкового и 2-го зуавского, вписало новые кровавые страницы во французскую историю. За полковое знамя развернулся ожесточенный рукопашный бой, в ходе которого оно то и дело переходило из рук в руки. Как образно свидетельствовал полковой журнал (хоть и греша против формальной логики), «знаменосца убили пять раз». Лейтенант Эдуард Луис Спирс, британский связной при Ланрезаке, писал о пошедшем в наступление полке: «Плотным строем, как на маневрах, под трубы и барабаны, с развевающимися знаменами они мужественно ринулись в атаку. Но пулеметчики и артиллеристы, даже не мечтавшие о таких легких мишенях… заставили этих храбрецов отступить в смятении»{456}. Как мы помним, на долю 5-й армии пока не выпадали те страшные испытания, которые пришлось за эти две недели пройти остальным французским войскам дальше к югу. Спирс отзывался о некоторых солдатах Ланрезака, готовившихся возобновить наступление: «Они напоминали нетерпеливых детей, веселящихся, будто перед походом на ярмарку в праздник»{457}. Через несколько часов их пыл угас под шквалом пулеметного огня и смерчем взрывов.