Войдя в дом, Филь потребовал объяснений. Габриэль, однако, не думала признаваться.
— Филь, если матушка сказала, что нельзя — значит, нельзя! — воскликнула она. — Я что, по-твоему, законченная дура?
Филь не считал ее дурой, но знал, что она очень болтлива.
— Да кому, кроме тебя-то? — спросил он.
Габриэль упрямо выпятила нижнюю губу и повторила, что она тут совершенно не при чем.
— Не веришь, и не надо! — рассердилась она. — Ох уж эти мужчины!
Тряхнув гривой волос с вплетенными в нее разноцветными лентами, Габриэль задрала нос и прошествовала в свою комнату.
Высунувшаяся из кухни Эша с куском пирога в одной руке и испанским словарем в другой, сказала:
— Я знаю, кто это! Это Лентола. Она видела нашего деда, а с тех пор ни разу здесь не появилась. Разболтала своему стражнику, а тот выложил всё Клементу. Тем более, что слова с нее никто не брал.
Видимо, так оно и было, подумал Филь. Доложив г-ну Петра о результатах визита, он опять уединился с юридическим кошмаром весом с украденный им мешок флоринов. Кроме как читать, делать ему было нечего и он начинал скучать. Но на следующее утро заявился Ирений и скучать стало некогда.
— Ты совершаешь ошибку, — сказал кузнец Филю с порога. — Хальмстем и прилегающие земли — это центр имперской безопасности, хотя возможно ты этого не знал. Как таковой, он принадлежит нам всем, а общественное право не может быть изменено соглашениями частных лиц.
— Спасибо, Ирений, — произнес Филь с чувством, — ты мне очень помог. Может, расскажешь теперь, как всё же влезть на эту елку и не потерять штаны?
Г-жа Фе провела кузнеца в свой кабинет на втором этаже, далеко не такой печальный, как в Катаоке. Филь устроился в кресле напротив ее стола. Он больше не боялся ее, как в Хальмстеме, однако по-прежнему относился к ней с опаской, когда она не на шутку сердилась. Последний раз она рассердилась на него, узнав о похищении монастырского золота.
Ирений сел на стул рядом с Филем и, дождавшись, пока г-жа Фе сядет напротив, сказал:
— Если ты замыслил это серьезно, то должен смириться с тем, что Хранилище и обе Границы будут тебе неподвластны. Ты не можешь претендовать на них и на всё, что имеет отношение к охране замка и гарнизону, то есть казармы, конюшни, обе Мостовые и Дозорную башни. Ты сможешь испросить постоянное разрешение на посещение этих мест, и оно наверняка будет тебе дано, как было по факту дано, когда ты жил там. Но это не станет твоей собственностью никогда.
Речь Ирения явилась для Филя холодным душем, зато всё оказалось разложено по полочкам и об этом можно было больше не думать. Кроме внешней Границы — отдавать права на нее было жалко. Едва Филь упомянул об этом, как Ирений вздохнул, будто давно устал объяснять одно и тоже:
— Права и ответственность неразделимы. Отдавая права на пересечение Границы, ты снимаешь с себя ответственность за ее охрану. Эти права тебе всё равно не дадут, но если ты зафиксируешь их в купчей, бумага в тот же момент станет недействительной. Да я первый ее порву!
Г-жа Фе нахмурилась и, сцепив ладони в замок, положила их перед собой на стол. Это был плохой признак.
— Ирений, не надо за него решать, что важно, — сказала она. — Он успел доказать, что голова у него есть и, пусть горячая, она вполне обучаемая. Объяснись!
Кузнец ответил:
— Потому что наша безопасность ни к черту не годится! Завтра сюда может вломиться армия, уложить Хальмстемский гарнизон, маршем дойти за двое суток до Кейплига, а далее перед ними откроется вся Империя. Если в Хальмстеме успеют отправить письмо в Кейплиг и поднять тревожный штандарт для Бассана, то будет возможность избежать захвата. Но если в замок проберутся через Внутреннюю Границу, мы пропали. Пока сердары были у власти, они не спускали глаз с обеих Границ и постоянно патрулировали Периметр, а с приходом Кретона вдруг распространилась мысль, что мы тут как у Одина за пазухой!
Он хлопнул ладонью по столешнице. Филь сощурился — кузнец не ругался без серьезной причины.
— Чего ты разошелся? — поинтересовался у него Филь.
— Ирений, ты преувеличиваешь, — сказала г-жа Фе.
— Да? — усмехнулся он и спросил мальчика: — Сколько ты встретил собак в Хранилище, когда проник туда ночью два года назад?
— Ни одной, — ответил тот. — Ни собак, ни солдат.
— Пожалуйста! — сказал Ирений. — А сколько раз ты, Ария, ходила встречать отворение двери в Преддверие за одиннадцать лет?
— Раз шесть ходила, — сказала она.
— Что и требовалось доказать, — сказал Ирений. — К нам ничего не стоит проникнуть, если только знать как. Вчера я встретил у Бассана конвой заключенных из Алексы, которых должны были вышвырнуть за Врата в Старый Свет по приказу Флава, потому что у него нет денег на их содержание. Мы делали это раньше, но никогда в таких масштабах. И вот пока они шли мимо, я подумал: а что, если у кого-нибудь из них припрятана раковина и он умеет ей пользоваться?
Филь немедленно восхитился финансовым гением Флава. Госпожу Фе, судя по виду, рассуждения кузнеца испугали. Нагнав страху, Ирений без паузы перешел к тому, для чего его, собственно, позвали.
— Что ты собрался делать с Хальмстемом? — спросил он Филя. — Хочешь выжать из него доход?
— Будто ты не хочешь, — ответил Филь. — Там и твои денежки тоже закопаны!
Ирений кивнул кудлатой головой.
— Тогда нам понадобится модель, с наскоку не возьмешь, — сказал он. — Помнишь, мы строили модель молота? Тут нужна такая же, только на бумаге…
Три головы — светлая, русая и черная со следами первой седины — склонились над столом, раздумывая, как лучше им сыграть в игру под названием «Хальмстем, не ведущий к разорению семьи».
— 28 —
«Двадцать третьего мая 1344 года у Хальмстема появился формальный хозяин. Большего нонсенса Империя не знала за все девять веков существования Нового Света на тот момент...»
«Новый Свет. История создания», 25-е издание,
Анастасийская Центральная Библиотека
— Сама читай свой Закон! — услышал Филь вопли Эши, проходя по коридору. — Могу процитировать: «Дети — не собственность матери!».
«Как и отца», — добавил Филь про себя, заметив, что Эша подправила аргумент под свои нужды. Уже не в первый раз она лаялась на втором этаже с матерью.
— Мне шестнадцать, могу делать, что захочу! — последнее, что он услышал, вбегая в столовую.
Великое сидение закончилось, Ювеналий Петра собирал вещи. На очистившемся от книг столе лежал последний вариант купчей, которую оставалось переписать начисто. Просидев до утра над ней, г-н Петра изменил в документе малозаметные тонкости вроде «не подлежит передаче» на «неотчуждаемый», оставленные им напоследок. Он отчаянно зевал и оттого выглядел просто старым человеком, а не столпом имперской юрисдикции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});