Россия обладает не только политической и экономической силой; она обладает также силой религиозной. Русские создали веру, которую они исповедуют, и это вера поистине всеобъемлющая. Русского не приучают считать себя русским, его приучают считать себя членом международного сообщества пролетариата. Русский плотник, каменщик или пахарь не питает вражды к английскому плотнику, каменщику или пахарю и не будет против них как таковых воевать. Но если английский капиталист скажет русскому коммунисту: «Начнем, наш час пробил», он встретит сопротивление беспощадных, дисциплинированных и хорошо вооруженных фанатиков; и знаменитый Марксов закон исторического развития будет на стороне этих фанатиков.
Услышав это, русские рассмеялись бы так же громко, как смеются они, когда называешь их фабианцами. Они избавились от религии, говорят они нам, указывая на церкви, которые так же пусты, как наши лондонские церкви, хотя тот, кто хочет, может молиться в них, это я сам видел. Когда их называешь религиозными, а Третий Интернационал — католической церковью, они принимают это за шовианскую шутку, точь-в-точь как наши католики приняли бы это за шовианское богохульство.
Обе стороны я отсылаю к словам отца Кигэпа из пьесы «Другой остров Джона Булля»: «Каждая шутка оборачивается истиной в лоно вечности».
Торка Коттедж на окраине Дублина.
Самая ранняя фотография. Шоу со своим другом Мэтью Макналти. 1874 г.
Мать Шоу (слева), его отец (справа) и Джон Ванделер Ли, «третий отец» великого драматурга.
Письмо Шоу в «Таймс» вызвало целую бурю дискуссий, и Шоу ответил своим критикам новым длинным письмом. А «Таймс» была вынуждена напечатать его, потому что письмо это вышло из-под пера Шоу. Критики его заявляли, что в России не было демократии и свободы. Но Шоу никогда не был энтузиастом английской парламентской демократии, которая, по его словам, заключается в том, что «весь понедельник политиканы дают обещания, весь вторник они нарушают их, а в субботу их переизбирает преисполненное энтузиазма большинство».
«Свобода, — писал Шоу, — вовсе не означает свободу для праздных и паразитов. Их политическая машина приспособлена для немедленного позитивного использования; и она достаточно могущественна, чтобы смять всех, кто сует ей палки в колеса. Короче, она более демократична, чем парламент и партия… Кто сможет утверждать, что наши трудящиеся располагают большой свободой? Свобода высказывать свое мнение ценой увольнения с работы вряд ли стоит того, чтобы отдавать за нее жизнь. И только если представлять себе коммунизм, как это делает мистер Черчилль, в виде тирании, которую осудили бы, если б только осмелились, все ее подданные, только тогда можно было б с большей или меньшей достоверностью представить себе, что всем русским, наверное, заткнули рот, дабы свести их до уровня населения нашего совершенно оглупленного острова».
Шоу многое увидел и узнал в России. После возвращения в Англию он добровольно принял на себя миссию защиты этой страны против всех ее врагов в западном мире. Выступлений Шоу в защиту России, и письменных и устных, было в это время так много, что на них следует остановиться особо.
Глава 19
Единственная надежда мира, или страна, которой доволен господь бог. Наставление дуралею. Несколько слов утешения. Ничего, кроме коммунизма.
Первым выступлением Шоу по возвращении из России была лекция, прочитанная им для летних курсов Независимой лейбористской партии 5 августа 1931 года в Дигзуэл-парке. Шоу озаглавил ее «Единственная надежда мира», и это был длинный, сверкающий блестками шовианского остроумия отчет о поездке в Советский Союз.
«Всякий, у кого есть возможность, должен поехать в Советский Союз, — заявил Шоу. — Это вовсе не означает, что многие из вас смогут осуществить такую поездку, потому что это не очень-то дешевая поездка. Но я на протяжении всей своей политической деятельности проповедовал социализм, а здесь появилась, наконец, страна, которая установила социализм, сделала его основой своей политической системы, решительно свергла частную собственность и отвернулась от капитализма, — страна, которая преуспевает в ведении экономики и в создании политической конституции… Страна эта полна неожиданностей, и сейчас., давая вам приблизительное, не выходящее за рамки обыкновенной беседы описание того, что она из себя представляет, я отдаю себе отчет в том, что если бы советские руководители присутствовали здесь, они сочли бы, что я существо до невообразимости странное, а может быть, даже и лжец.
Так вот, первое, что я там обнаружил, к своему огромному удовлетворению, это то, что социализм, который там установлен, это фабианский социализм. Вот видите, вы смеетесь, а я говорю вполне серьезно. Больше того, они бы тоже стали смеяться, потому что они считают фабианца безобидной фигурой и вовсе не революционером. Фабианцы же оказались совершенно правы, и система, которую русские установили у себя, — фабианская. Кстати, им я не сказал этого. Но это было первым из моих наблюдений. Второе, о чем я им открыто сказал, к величайшему изумлению Сталина, это то, что у них, без сомнения, весьма религиозная система. Россия — религиозная страна. Они представить себе не могли, что мы и не думали шутить, когда сказали им, что Третий Интернационал — это, без сомнения, церковь; между тем это именно так. Я настаиваю на том, что у них — фабианский социализм и что все они охвачены религиозным воодушевлением. И в данном случае я высказываю весьма тщательно обдуманную и совершенно бесспорную истину…»
Шоу подробно остановился далее на советской системе планирования, на первом пятилетием плане, на социалистических отношениях. Формулировки его были хлесткими, а восторг перед первой страной социализма — беспредельным. Он утверждал, например, что русские в интеллектуальном отношении стоят выше населения капиталистических стран:
«Они начинают с того, что читают Маркса, и это опасно в том смысле, что порождает интеллектуальный снобизм. Когда ты познакомишься с Марксом, ты узнаешь так много, что тебе начинает казаться, будто ты знаешь все, и ты приобретаешь склонность с некоторым высокомерием относиться к другим людям.
Система их устойчива, дьявольски устойчива. Ни один человек, приехавший и увидевший все это, будь он даже закоренелый консерватор, не может не пожелать успеха их пятилетке. Успех пятилетки — это единственная надежда мира…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});