Читать интересную книгу Сон в Нефритовом павильоне - без автора

— Наши дни проходят в тревогах и ратных делах, мы совсем забыли об отдыхе — взгляни, какая вокруг красота! Давай возьмем вина и посидим здесь за мирной беседой!

Хун улыбнулась, попросила позволения ненадолго отлучиться, спустилась к себе, переоделась и, взяв с собой Сунь Сань, снова поднялась к Яну. Закат окрасил горы печальным багрянцем, высоко по краям неба толпились округлые облака, с земли доносилось грустное щебетание куропаток. Инспектор приказал налить вина, все трое выпили. И неожиданно Хун, опустив голову, закручинилась. Ян взял ее за руку.

— Отчего ты загрустила?

— Я слышала, — вздохнула Хун, — что рыба тоскует по своей заводи, а человек — по своей родине. Пение куропаток я знаю еще с Цзяннани, мне хорошо знакомы их голоса. Помнится, тогда они радовали меня, а сейчас печалят. Вы спрашиваете — отчего? Я губила свою жизнь в зеленом тереме, но мне посчастливилось — я встретила вас. Кажется, чего мне еще не хватает? Однако женщины устроены так, что им всегда мало того, что у них есть, им еще нужны слезы Цзингуна и вздохи Ян Шу-цзы. Я немногое понимаю в обязанностях замужней женщины, все свои помыслы я не один год отдавала поэзии, песням и танцам, поэтому часто вздыхаю о быстротечности жизни, горюю о недолговечности счастья. Прислушайтесь к пению здешних птиц! На горе полно цветов, зеленеют листья, весна в самом разгаре, куропатки парами перелетают с ветки на ветку и поют друг для друга. Их песни так радостны, что даже ивы на берегу ручья пританцовывают и травы на лугу немеют от восхищения. Пропоют — и юноша-воин придержит своего скакуна, пропоют еще раз — и девушка, только что бездумно хохотавшая в зеленом тереме, задумается и предастся мечтам. А когда кончится весна, пролетит лето, опадут листья и задует осенний ветер, то пение куропаток станет печальным. Пропоют они — и дрогнет душа смелого воина, пропоют еще раз — и. одежду красавицы омочат слезы. У птиц нет души, но они хорошо поют, а человек все слышит душой! Я соединилась с вами узами любви в далекой Цзяннани, мы снова встретились здесь, на юге, где край земли. Ни мечи Начжа и Огненного князя, ни стрелы и камни не сломили нашу любовь — мы снова сидим рядом. Но меня огорчает вот что: побелеют наши волосы, сойдет красота с лица, а пение куропаток будет все так же длиться и все так же радовать или навевать печаль! Как знать, где будут наши души через сто лет?!

— Отчего тебя одолевают такие мысли? — улыбнулся Ян. — Здесь мы оказались по воле случая и пение куропаток услышали по воле того же случая. И живем мы, и связаны любовью по прихоти судьбы, умрем мы — и ничего не останется. Если проживем в благополучии сто лет, узнаем сто лет счастья; если только один день подарит нам восторг и умиротворение, и счастье будет однодневным. Проводить солнце на запад и встретить ясную луну с востока, — разве это не огромное счастье?! Если есть еще вино, давайте его сюда! Выпьем и развеем твои грустные думы!

До глубокой ночи они беседовали и пили вино. Наступило утро, и роса увлажнила их одеяния.

— Вы ведь ведете войско, — проговорила Хун наконец, — на вас ответственности больше, чем на всех других военачальниках вместе. Ночь подошла к концу, а вино пьянит. Пора заканчивать утехи, время вернуться к себе.

— Я так давно не пил вина, — рассмеялся Ян, — что даже соскучился по нему. Сегодня слышать не желаю о ратных делах, хочу только любоваться красотой мира. Налей-ка мне еще бокал! Пусть будет целиком нашей эта ночь вдали от родины!

— Наши воины, не выпуская из рук оружия, проводят ночи в беспокойстве, — покачала головой Хун. — Разве вас это не заботит? Вы забыли о них, и это моя вина. Отныне я не уединюсь с вами до конца похода.

— Смотрю я на тебя ныне и удивляюсь, — начал сердиться Ян. — Упрямство в тебе поселилось, меня не слушаешь, всем недовольна!

Опустив голову, Хун промолчала, подогрела вино и поднесла инспектору, почтительно поклонившись.

— Я хоть и неученая, но понимаю, что супругу перечить нельзя, а нужно ему во всем угождать и всегда повиноваться. Да и кого же мне слушаться, как не вас? Вы старше меня, знаете свои силы, ночь напролет пьете вино. Жаль только, что вы не вспомнили о своих престарелых родителях, которые все время думают о вас.

Инспектор выслушал эти слова, нахмурился, отстранил бокал и удалился в свой шатер.

Хун пришла к себе опечаленная. Странно устроена жизнь. Вот она, Хун, любит Яна, верит ему, и он, Ян, тоже любит Хун, — так что, казалось бы, ему гневаться, а ей обижаться? Но таковы люди: пока томятся друг по другу, встречам всегда радуются, а когда становятся друг другу близкими, тут и начинают ссориться. Умом и знаниями Хун уступала Яну, но когда ему было весело, веселилась и Хун, когда его одолевала печаль, и ей становилось грустно. Его неласковость больно поразила ее, она впервые поняла, что не все может быть гладко между мужем и женой. Не будь женщина нежной, она перестала бы быть женщиной, а с другой стороны, и чрезмерная нежность к добру не ведет. Есть о чем подумать!

Припоминая упреки Хун, Ян в душе восхищался своей наложницей: «Создавая человека, природа обычно обделяет красивых хорошим нравом, а талантливых — красотой. Но вот уже несколько лет, как я знаю Хун, и не могу упрекнуть ее ни в каком недостатке. Если бы я был разумнее, то больше заботился бы о ней. Яшма разбивается от легкого удара, самые красивые цветы увядают быстрее других! Завтра, когда начнется бой, Хун снова придет мне на помощь, а ведь она все последние дни покоя не ведала. Пусть я обижу ее, но сделаю вид, что рассердился, и запрещу ей покидать шатер. Ей надо отдохнуть!» И через Сунь Сань он приказал Хун оставаться в шатре до его распоряжения.

И вот когда совсем рассвело, вошла Сунь Сань и сообщила, что Ян собирается напасть на варваров Пятиречья. Хун подумала-подумала, встала и отправилась к Яну. Тот читал военный трактат.

— Вчера я совершила оплошность, — проговорила Хун, — вы можете казнить меня за нее, мне станет легче. Но я никак не ждала, что вы отстраните меня от участия в сражении. Босе был силен, но Тосе не слабее его. Пятиречье — опасный край, а сегодняшний бой у нас первый. Мы неважно знаем обстановку, правильное решение принять будет трудно. И разве могу я находиться в стороне, зная, что ваша жизнь подвергается опасности? До сих пор я всюду была рядом с вами! Сейчас я хочу одного: пойти возле вас в сражение и разделить с вами ратные тяготы.

— Вы, может быть, думаете, что без вас мы не справимся с врагом? — холодно спросил Ян. — Однако исход сражения зависит от умения верховного командующего. Предстоящую битву проведет сам инспектор Юга, поэтому можете не беспокоиться.

Обиженная и взволнованная Хун ушла, а вскоре Сунь Сань объявила приказ инспектора: военачальнику Хун Хунь-то оставаться с трехтысячным отрядом в крепости Турачи, остальным войскам на рассвете выступать против варваров.

Потом к Хун забежал Су Юй-цин и сказал:

— Нам предстоит трудный бой. Наверно, поэтому инспектор решил возглавить войско сам и не подвергать вас опасности. Он очень заботится о вас!

— Вы неправильно поняли действия инспектора Яна, — ответила Хун. — Верно, что Хун Хунь-то умело владеет копьем, хорошо дерется мечом и может взять приступом крепость, но даже десяток таких, как Хун Хунь-то, не сравнятся с инспектором в искусстве военных построений и сплочении всех сил для разгрома врага. Я просто нездоров и не могу следовать за войском. Ступайте к своему отряду, а если произойдет что-либо непредвиденное, немедля дайте мне знать, чтобы сообща мы одолели беду.

На рассвете Ян поднял войско. От Турачей до Пятиречья предстояло пройти около двадцати ли. Инспектор разделил войско: первый отряд возглавил Лэй Тянь-фэн, второй — Дун Чу, начальник отряда, что слева от середины, третий — Ма Да, начальник отряда, что справа от середины, четвертый — храбрый Су Юй-цин, а пятый, основной, — сам Ян.

Войско построилось недалеко от Пятиречья. Конница стала с востока и с запада, колесницы и пешие воины — посередине. Такое расположение казалось настолько уязвимым, что Су Юй-цин даже подумал: «Варвары любят наскакивать внезапно. Если они пойдут на середину, то отряды с боков окажутся ослабленными». Он без промедления послал гонца к Хун, обрисовав положение перед началом сражения и спрашивая ее совета.

Тем временем Ян, завершив подготовку к битве, составил послание и пустил его со стрелой в стан варваров. Вот что там говорилось:

«По велению императора я прибыл сюда, чтобы склонить южные народы к покорности. Я буду драться честно, не прибегая к хитростям и уловкам. Выходи, предводитель варваров, померяемся — кто сильней!»

Незадолго перед тем коварный Тосе поднялся на крепостную стену у ворот, осмотрел боевые порядки войск Яна и сказал:

— Минский воитель построил войско в линию. Говорят, кто силен серединой, тот не может похвастать краями. Если бросить конницу вперед, она разрежет их построение надвое, и мы отпразднуем победу.