Вот удалось, наконец, добиться специальных спортивных занятий для Виля. Главное, с малыми деньгами (за большие было бы много легче, а так ушло на хлопоты 4 месяца). Сама я тоже себе спуску не даю: «аэробика» (именно в кавычках) + плавание, все это четыре раза в неделю. И английский. Здесь ему очень скверно учат, а Марина не хочет со мною заниматься (что я прекрасно понимаю), но я, кажется, нашла оптимальный вариант: некий пожилой господин хочет изучать русский – родной язык его родителей. Я согласна на уроки русского в обмен на английский. Кроме этого – я тебе писала – где только можно стараюсь говорить, совершенно почти в быту не пользоваться услугами Марины и Феди. Кстати, у Федьки очень неплохой английский и недурной – немножко хуже английского – французский.
Юрочка, на днях тебе исполняется 69 лет. Неужели хоть когда-нибудь, в тяжелые минуты, ты думаешь, что сделал мало и что-то крупное, главное, не доделал? Стоят передо мной твои книги и твои «Семиотики». Боже мой, сколько сил, сколько труда, вдохновения, и мук, и радости. Кстати, о «Семиотиках». Ведь я теперь их и получать не буду, как это ни грустно для нас с Мариной обеих! А нельзя прислать? Ну как получится: последний у меня выпуск № 23 – коричневый[417].
Я стараюсь читать сейчас только английские книжки, чтобы пополнять свой словарный запас. Ах, тяжело это, но другого не дано. <…> Душа болит за маму и Лялю, но я даже материально, то есть продуктами, не могу им помочь. Когда будет у меня новый адрес, я тебе напишу (это совсем недалеко от того места, где живу cейчас, на тихой-тихой улице, а рядом – две церкви: французская католическая и англиканская. Дом четырехэтажный, с лифтом, мы – на втором этаже, в двух комнатах, где мало солнца и есть кондиционер – это так важно для жаркого лета). Вообще знаешь ли, как странно, иногда мне кажется, что я вернулась домой в южный украинский город моего детства. Город вообще прелестный, очень красивый. Недаром его называют маленьким Парижем. А Марина еще лелеет мечту показать мне Италию. И часто об этом говорит. Но это пока просто смешно. А надеяться все-таки приятно. После Польши и Чехословакии, в которых я всегда хотела побывать, Италия всегда была несбыточной мечтою.
Юрочка, Юрочка, будь здоров, не грусти, верь, что жизнь еще есть и будет. Значит, Миша семью не перевозит в Тарту, я правильно поняла, и он только иногда приезжает работать?
Я тебя нежно обнимаю, думаю о тебе постоянно,
Твоя Фрина
P.S. Кто издает твою 8-листную книжку? как скоро она выходит?
P.P.S. Как я рада, что Кая заботится о тебе!
28-го/II – я с тобою весь день![418]
10 марта 1991 года
Милая Фрина!
Уже много дней от тебя нет писем. Я очень беспокоюсь. Что с тобой? Была бы ты здорова, это самое главное…
У меня все в порядке. Работаю, читаю лекции. Живу половину недели один (вот и сейчас – один в темном доме, лишь одна комната (та, в которой я сейчас) освещена). На вторую половину недели приезжает Миша, и тогда мы – два мужика – вместе. Но не беспокойся – воевать с бытом мне помогает приходящая старуха (моего возраста).
Очень все время беспокоюсь о тебе, как ты там «врастаешь». Вся надежда на Марину, о которой я думаю с нежностью и надеюсь на ее поддержку тебе – и моральную, и бытовую.
У нас все благополучно, хотя и не без трудностей, которые ты можешь легко вообразить. Но ведь материальные трудности легко переносить, душевные – труднее.
Однако я работаю. Написал небольшую книжку, которая мне кажется важной. Если напечатаю – пришлю тебе. На днях вышлю сборник статей о Тютчеве под моей редакцией и со статьей. Там прекрасные статьи В.Н. Топорова и М.Л. Гаспарова. Вообще, надеюсь, сборник тебя порадует[419].
У нас горе – вчера скончался от рака легких Валерий Иванович Беззубов. Это был прекрасный и талантливый человек, крупный ученый, смелый человек (это я ценю в мужчине даже выше научных достоинств). Удалось достать ему новейшие немецкие и итальянские лекарства. Они сначала дали прямо сказочные результаты: он воскрес, начал читать лекции. Но через полгода – резкий спад, и в четыре дня его не стало.
Кончаю: завтра утром лекция (видишь, еще читаю – пока буду читать – буду жить); но читать делается физически трудно. Кроме того, мой микроскопический метастаз в мозг проявился в том, что я читаю очень медленно, хотя вопреки прогнозам немцев улучшение, хоть и медленное, продолжается – плыву как торпедированный, но все еще на плаву держащийся корабль.
Господи, будь только ты жива, здорова и благополучна!
Марину нежно целую (старость и расстояние дают на это право).
Сердечные приветы твоим мужчинам.
Тарту,
Эстония.
14 марта 1991 года
Дорогой Юрочка!
Я, кажется, уже давно тебе не писала, во всяком случае – больше обещанных двух недель. Так как-то получается. То настроения нет, и не хочется огорчать тебя, то время неизвестно куда уходит. Да и особенно не о чем писать… Весна здесь уже полная: небо все только голубое, и голубизна какая-то особенная. Птицы поют, снег сошел, и все какой-то свежий-свежий ветер. Все моментально переоделись во все светлое, а уж без шапок и в морозы ходят всю зиму. Я все хлопочу по хозяйству, всех обхаживаю, кормлю – вообще выступаю в каком-то новом качестве, все еще непривычном для сознания. <…> А еще на днях у меня был истинный «культурный шок», как здесь любят говорить. Но не от магазинов, а от визита к зубному врачу. <…> И когда врач в четыре руки с сестрой в полчаса сменил мне четыре пломбы без всякой боли – вот уж это меня просто потрясло.
Марина меня посылает все на разные фильмы, которых никогда нельзя было увидеть у нас.
Сейчас это Феллини. И я запоем гляжу все старое, начиная с «Ла Страда». А еще здесь по радио есть такая волна, по которой все время прекрасная классическая музыка. Это всегда было для меня большой радостью, то же и сейчас.
Хотелось бы, чтобы Марина была в лучшей форме, не нравятся мне ее разговоры о том, что она человек сломленный, что живет через силу и прочее. Но я мало что могу сделать. Здесь только жизнь сама.
Я все равно часто вспоминаю прошлое. И все-таки не могу смириться с волей Воланда, унесшего без времени Зару, забросившего меня за тридевять земель от тебя. <…> Я могу думать, что настанет время, когда станет легче, я могу надеяться прижиться. Но я не могу смириться с тем, что, когда я так была бы нужна тебе, я варю обеды здесь и служу вовсе не тебе. Впрочем, это бесполезные мысли.
Лекарства у нас пока бесплатные – это большое облегчение. Наладили мне здесь давление, благодаря каким-то новым их лекарствам. Виль чувствует себя прилично, а морально много лучше моего. Нашли ему занятия на очень хороших тренажерах и за не очень высокую плату. Все – стараниями Марины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});