— Лера, спокойнее. — Арен накрывает мои ладони и чуть разжимает пальцы. — А то обменивать нечего будет.
— Хвост бы ему оторвала, а не обменивалась.
— Я всегда подозревал, что ты кровожадная. — Элоранарр выглядывает прямо из скалы. — С тех пор, как увидел результат твоего теста.
В груди опять разгорается пламя, и только сильные пальцы Арена спасают перья от моих рефлекторно сжавшихся рук.
— Где мои платки и кристаллы? — мгновенно перехожу на рык, и никакие самоуговоры вести себя по-человечески не останавливают: драконья сущность требует спасти сокровища и отомстить. И месть уже подготовлена, надо только выловить рыжего.
— В надежном месте и в полной безопасности, в отличие от моих милых перышек. Не дави так сильно, — Элоранарр делает нарочито жалобное лицо, — ты давала клятву им не вредить.
— Эти перья не в твоей сокровищнице, а значит, твоими сокровищами не являются.
— Ну, это весьма спорный момент.
— Где мои сокровища? — кошусь на скалу, из которой он вышел. — Там?
Обшариваю все зрением Видящей, но в скале магией скрыта лишь небольшая выемка, и там пусто.
— Нет. Сначала отдай мне перья.
— Только одновременный обмен. А еще лучше, если сначала ты отдашь мне мои сокровища.
— Ух, кажется, я рискую хвостом.
— Думать надо было, прежде чем тащить мое.
— Я не мог оставить такой удар по моей репутации безнаказанным. — Элоранарр разводит руками. — Должна понимать: положение обязывает быть страшным ужасным драконом, не прощающим поползновения на свои сокровища.
А он должен понимать, что я бываю мстительной, как всякая женщина, и меня тоже положение грозной драконицы обязывает быть иногда злопамятной. Очень. Раздуваю ноздри, скалю зубы, изображая бессильную злость:
— Верни мои сокровища!
— Ух, — Элоранарр передергивает плечами. — На брачные недели вам пора — вливать силы в мирное русло, а то и правда я за свой хвост бояться начну. За башню уже поздно.
Он показательно вздыхает.
Вытягиваю вперед сжатые в кулаке перья:
— Обмен. Честный. Прямо сейчас.
Перья сверкают магией, она просвечивает сквозь руку, окутывает ее цветными потоками.
— Даже поиздеваться над собой не даешь, — показательно вздыхает Элоранарр. — Подожди секунду.
Вокруг него вспыхивает золотое пламя, закручивается спиралью, а едва начав опадать, взвивается вновь. Ехидно усмехаясь, Элоранарр протягивает мне два чемодана. Их объема как раз хватит спрятать все украденное. Зрением Видящей оглядываю их: судя по вспышкам и потокам магии, кристаллы внутри есть и роскошные.
Перехватив чемоданы в одну руку, Элоранарр протягивает их мне, я же тяну ему перья, стараясь не щуриться от их сияния. Мы перехватываем свои вещи почти одновременно. Элоранарр прижимает перья к груди:
— Спешу откланяться, пока цел хвост.
Вокруг него вспыхивает магия, но не может сформироваться в огненно золотой смерч — наложенные на перья заклинания блокируют первую попытку телепортации. Лицо Элоранарра вытягивается.
— Прости. — Арен оказывается за его спиной и обхватывает за плечи.
Я швыряю на запястья Элоранарра магические оковы со своим именем — такие родовой меткой просто не скинешь, не зря тренировалась последние полчаса. Схватив в кармане щепотку парализующего порошка, сдуваю его на лицо Элоранарра. Он вдыхает, и его лицо разглаживается — оцепенение накрывает тело, но Арен удерживает его от падения.
— Элор, правда прости, — Арен удобнее его перехватывает. — Но ты забыл важный момент: мы с Лерой чувствуем друг друга, очень хорошо чувствуем, у меня было ощущение, будто ты и у меня сокровища утащил. А еще Лера иногда такая злопамятная, так что будет лучше, если ты сейчас просто смиришься со своей участью.
Глава 33
Я сбрасываю со своего платья иллюзорные чары, и оно преображается из простого в расшитое золотом бархатное. Одежда Арена тоже превращается в праздничную. Теперь наложенное на перья заклятие окончательно развеивается, и на этот раз мы телепортируемся заклинанием Арена — прямо в ложу оперного театра.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В зале сумрачно, тихо, шторы как раз открываются. Арен бережно усаживает Элоранарра в кресло, устраивает так, чтобы этому опероненавистнику была видна сцена.
— Прости, — снова повторяет Арен. — Это новая опера, надеюсь, она тебе понравится.
Элоранарр может лишь в ужасе таращить глаза.
Я устраиваю чемоданы с сокровищами на стульях, открываю — все на месте. Бережно укладываю перышки Элоранарра рядом со своими разложенными в кожаные ячейки кристаллами.
Опера начинается мощной женской арией, и хотя я могу оценить этот вид искусства по достоинству, сейчас все внимание сосредотачивается на кристаллах и платочках, на платочках и кристаллах... моя прелесть, больше их никто не украдет!
Паралич спадает с Элоранарра под конец представления. Он, наклонившись через Арена, хватает из чемодана перья.
— Лучше бы вы мне хвост сломали, честное слово! — вот и вся «похвала», которой удостаиваются несомненно талантливые певцы.
Золотые монеты так приятно потирают живот, подушечки лап и подбородок — истинную правду сказали коллекционеры об их удивительной удобности. Так и тянет растопырить лапы и поерзать по золотой подстилке, заурчать от удовольствия, только лежу неподвижно, чтобы не разбудить Арена, в темноте сокровищницы подпирающего меня теплым чешуйчатым боком. Пусть он и сказал, что Элоранарр не посмеет сюда влезть, но драконья сущность требует сторожить свое.
Выдохнув легкие искорки огня, кристаллы на стеллажах отзываются мягким блеском. В красноватом дрожащем свете оглядываю полки с разложенными на них сокровищами.
Не спится. Мысли всякие кружатся. И не только об Элоранарре... Месть получилась знатная, я еще хотела, чтобы еще недельку его каждое утро оперной арией будили, но Арен сказал, что это технически неосуществимо, пришлось смириться с тем, что оперой Элоранарр «наслаждался» всего три часа.
Искры угасают, я закрываю глаза и снова пытаюсь уснуть, но в мыслях прочно засел папа: с ним я веду нескончаемый спор о том, имею ли право жить по-своему или все же обязана жить так, как ему комфортно и удобно. Иногда в полудреме разговор этот приобретает гротескные формы, папа или я говорим сущие глупости, ссоримся, и этот страх разругаться в пух и прах выталкивает меня из полудремы, мешая уснуть окончательно.
Где-то в череде этих бесконечных мыслей о скором разговоре с папой пробегает, а потом и разрастается, занимая все больше места, мысль, что он изумительно похож на Вальдемира. Росли порознь и матери разные, а характерами так похожи! И дедуля говорил, что в молодости был не самым лучшим семьянином. Может, таким же? Может, они к его возрасту смягчаться? Только не хочется столько ждать. Я, конечно, могу, но предпочла бы сейчас с семьей дружно жить.
Невольно вспоминается и остальное семейство Флосов. Они ведь похожи на мою семью. Возможно, братья Элиды вырастут такими же ехидными баловнями, как Костя. Может, они бы тоже изводили Элиду шутками, если бы были старше, или стали бы потом, останься она дома...
Думать об этом сейчас, в преддверии свадьбы, праздника и окончательного формирования собственной
ячейки общества, не хочется, но сон не идет, потому что мысли крутятся и крутятся, перекатываются одна в другую, объединяются, расползаются, переплетаются... складываются в одну идею.
Пришедшая ночью идея к утру укрепляется, я утыкаюсь Арену в шею, урчу, потираюсь о него:
— Арен, я хочу попросить тебя об одолжении.
— Да-а, — Арен горячим дыханием проходится по моему загривку.
— Понимаешь ли, мы победили Безымянный ужас, у нас намечается мирное соглашение с демонами, культа Бездны больше нет... В связи с этим, раз уж у нас свадьба, могли бы мы... позволить Элиде встретиться с семьей?
В груди Арена клокочет рык, и громогласное «Нет!» эхом отдается под сводами сокровищницы.