Прошлым вечером вышел на улицу и вновь набрал знакомого — утром прислали фотографии из СИЗО о выполненной работе.
Таких, как я, не стоит подпускать к власти. Слишком поздно. Я многое терял из-за обстоятельств, часто находился в состоянии, когда всё плохо, но ничего физически сделать невозможно. Аварию не предотвратить, близких не вернуть. Любые деньги отдаешь, а беременности срываются. Смерти. Смерти. Смерти. И тупое бессилие, впору о карме размышлять или в идеале спиться.
И вот мне показывают реально виновных в преступлении. Как тут остановишься?
Настроение по-прежнему паршивое. Избили тварей, и че? Че дальше-то? Когда утром уходил, Алина крепко спала, подтянув одеяло до подбородка. Славная, хрупкая, по-настоящему хорошая девочка. Она понравилась мне с первого взгляда.
Смешная с этим бантом и дикими, безумными глазами. Поначалу решил, что подстава. Камеру шлюха установила, и потом в сеть утечет ролик, где свежеиспеченный столичный чиновник с проститутками зависает, явно не по активам живет. Что Мария подумает, было уже безразлично. Когда человек не против твоей смерти, твоя е**я его мало волнует.
Но по работе держали обязательства. Прокуратура попросила помочь в одном деле, наказать очень плохих людей. Поэтому я не рисковал.
Решил разговорить. Да и скучно было ужасно — первый в жизни день рождения в одиночестве. Настроение, как тогда казалось, лежало на дне. Что такое дно, мы потом уже поняли, ага.
Алина взяла и разделась. Ситуация резанула, и я понял, что цирк пора заканчивать.
В моей жизни был разный секс. И по большой любви ночь напролет, и по-быстрому по пьяни. Групповой для куража и домашний, с единственной целью — зачать. У меня был секс с девицами, которых добивался годами, и с теми, с кем едва пересеклись взглядами в клубе. Но он всегда был по обоюдному желанию и в адекватном состоянии. Не за деньги.
Когда же Алина на колени забралась, что-то внутри щелкнуло. Я весь день упорно ждал звонка от Марии: шесть лет так просто из жизни не вышвырнуть. В наших с Махой отношениях было достаточно всего неправильного, но измен мы не допускали. Хотели построить что-то хорошее и правильное на руинах стыда и боли. Однако Мария так и не позвонила. Что нас с ней будет объединять до скончания дней — мы оба жалеем, что в том ДТП сдох не я.
Едва разрезав дурацкий Алинкин бант, вдруг понял, что зря. Зря все еще чего-то жду от изживших себя отношений. И что впервые за шесть лет адово хочу другую. Эту смелую, дерзкую блядь в кружевных трусах. Мы поцеловались, и я почувствовал взаимность. Показалось, что почувствовал.
Вспыхнуло. Оба загорелись.
Алина отвечала. Блть, как же она отвечала! Прижималась и скулила словно остро нуждаясь. Захотелось по-животному жадно. Вся злость и тревожность последних месяцев вылилась в простые движения.
И я охуел, как чудно и легко с ней трахаться. И разговаривать. Хотя дура дурой, конечно, с этой девственностью и желанием угодить любой ценой.
Балерина, которая выстояла после травмы. Девочка, выросшая в общине, с феноменальными способностями, тягой к знаниям и любовью к истине. Круглая отличница с мечтами, амбициями и осанкой, которым позавидует принцесса. Трахала немощных мудаков, которые готовы были платить любые деньги, лишь бы прикоснуться. Просто к ней прикоснуться. К чему-то по-настоящему идеальному, потому что в иной ситуации им бы не светило и взгляда.
Вот какого хера я предложил Алине роль содержанки? Нельзя было других слов подобрать?
Какого, блть, хера?
Закончив с лекцией по своему предмету, иду в деканат. Заглядываю в кабинет к Борисову:
— День добрый. Можно?
— Артём Иванович, заходи. Кофе будешь?
— Черный.
Я присаживаюсь за стол. Секретарь приносит нам кофе и уходит, плотно закрыв за собой дверь. Мы недолго обсуждаем учебный план, расписание грядущей сессии, какие-то мелочи. После чего перехожу к основному.
— Я вообще по делу зашел. Просьба есть.
— Давай, конечно.
— Нужно девочке сессию проставить. Она не ходила на учебу, но причина уважительная. Болела. В следующем семестре наверстает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ручаешься?
— Ручаюсь.
— Давай фамилию. — Борисов берет ручку, стикер.
— Драгунская Алина Мирославовна, второй курс.
— А-а-а, — тянет Борисов. — Понял про кого ты, хорошая девочка. Да, я тоже обратил внимание, что не учится. Жаль. Мы ее с коллегами час обсуждали на комиссии летом.
— По поводу?
— Составляли список, кого перевести на бюджет. Вся кафедра за нее голосовала единогласно. Умная, славная, старательная. Из какой-то деревни, как ее там? Религиозное у них село. Сколько у Драгунской братьев и сестер? Пятнадцать?
— Семь.
— Вот! Родители, видимо, молодцы, не только нарожали, но и о будущем позаботились: в столице дорого учить детей. Алина всем нравилась. За нее несколько коллег лично приходили потом просить.
Мурашки по спине — размером с теннисный мяч. Разумеется, Алина всем нравилась.
— Чего же не перевели на бюджет?
— Собирались. Потом от ректора спустилась просьба. — Борисов понижает голос: — Я тут бессилен, когда сверху список, сам понимаешь. Эту тупую Таганкову перевели.
— Таганкову? — Я прищуриваюсь. — У папаши которой сеть автосалонов? Ему не на что было ребенка выучить?
— Было, конечно. Хотелось похвастаться, что дочь на бюджете. Престижно.
Допиваю кофе, ставлю чашку и смотрю в окно. Сука. Вот что это за место, в котором мы живем? Одни покупают повод для того, чтобы на Сейшелах, с сигарой в руке, друзьям между делом похвастаться. А другие ради исполнения мечты в петлю лезут. Потом в душе оттираются и белугой ревут. Тосты толкают за жизнь без секса. Девятнадцать лет девчонке, а она уже наелась взрослой жизни досыта.
Внутри битое стекло.
— Ты ее трахаешь? — спрашивает Борисов.
— Нет.
Какое там трахать, поцеловать страшно. Я не деликатный человек, скорее грубый и резкий. Мне сложно почувствовать грань. Вроде бы Алина прижимается, не против ласки, следом — в глазах паника. И думай теперь: вдруг ей тошно? Из благодарности терпит.
— Планируешь? Ты же ей не просто так пообещал сессию проставить? Я никому, честно.
Поднимаю глаза. Мобильный вибрирует, я тянусь в карман.
— Не просто так.
— Красивая девка, да, понимаю. Интересная у нее будет судьба, если все же диплом получит: многие коллеги будут пытаться ее поиметь. Таких в высшем эшелоне мало. Не ходит, а плывет же... Слушай, у тебя седые волосы, что ли? — Борисов подается вперед и прищуривается. — Только заметил. Не было же. Стрессы, да? У меня тоже после развода появились.
Консьержка звонит. Твою мать.
— Еще, блть, какие стрессы. Извини, это срочно. — И в трубку: — Здравствуйте, Татьяна Михайловна.
— Добрый день, Артём Иванович…
Медленный голос старушки хочется ускорить. Просто так бы не стала звонить, ясное дело. Пульс шумит. Пока она вздыхает, я уже представил себе все, вплоть до захвата здания террористами.
— Извините, что беспокою и отвлекаю от работы...
— Всё в порядке, говорите.
— Вы просили предупреждать, если ваша девушка выйдет на улицу. Или кто-то к ней придет. Так вот, ваша девушка ушла в теплой одежде и пока не вернулась. Два часа назад.
— Сколько?! Два часа назад? Что ж вы только сейчас звоните?! — повышаю голос.
— Она заверила, что в магазин. И была без сумки. Я решила: зачем вас волновать...
Сука. Сука!
Подрываюсь с места. В прошлый раз было так же. Алина в состоянии полуовоща кивала на свидании в рехабе, а потом вечером уехала. В тот раз я нашел быстро: там махом хватились, мы все автобусы в город проверили.
Сейчас почему сбежала-то? Из-за вчерашнего?! Надавил? Обидел? Вот как с ней? Ни словом ведь не обмолвилась. Я сам то еще животное, не ушел бы гулять — точно трахнул бы.
— Мне пора. Увидимся, — бросаю Борисову и вылетаю из кабинета.
Хорошая была девчонка, училась, подрабатывала, мечтала. Любила и отдавалась всей душой.