Сердцу тесно в грудной клетке.
После того как Артём рассказал про Настю на одной из наших общих прогулок по территории рехаба, я рыдала всю ночь. Он привез тогда фрукты и мороженое. Я ела мандарины, представляла, как он ее целует, и умывалась слезами.
На мне спортивные штаны и плотная футболка. Неловко растягиваю ее край, когда выхожу встречать.
Истомин и как всегда безупречен. В костюме, пальто. Плечи и волосы припорошены подтаявшим снегом. Щеки слегка покраснели от мороза. Я заглядываю в его зеленые глаза, любуясь расходящимися от них морщинками-лучиками. Артём улыбается.
— Похолодало? — спрашиваю, затаив дыхание.
— К вечеру да. Жесть. — Он передергивает плечами. — Всем хорош этот район, но парковка в отдельном здании. Пока дойдешь — околеешь.
Артём со звоном ставит пакет на пол.
— Не против шампанского? Я купил по пути пару бутылок. Устроим праздник?
— Я? Не против, конечно. Значит, всё в силе?
— Что именно?
— Ужин. Я подумала... может, на работе завал и тебе не до этого.
— Не до еды? Пахнет очень аппетитно.
Лицо печет. Я имела в виду: не до меня. Неловко провожу по волосам, чтобы занять руки.
— Я тут поняла, что хоть и умею готовить, но в основном простые блюда. Ты такие, наверное, не ешь. Потом вспомнила, что ты как-то заказывал форель, ее я умею запекать с сыром. В общем, на ужин форель.
— Я ем простые блюда, Алина. В отпуске я выпендривался, — объясняет Артём без тени улыбки. Вешает пальто на крючок.
Усмехаюсь:
— Передо мной?
Смотрю на его губы, стараясь запомнить. В пятницу мы полетим на Кипр. Я останусь там до Нового года. А потом, скорее всего, поеду домой к родителям. И никогда больше не увижу Артёма.
Может ли сводить с ума обычный изгиб тонких губ? Да, определенно.
— Ага. На то и отпуск. — Он бросает взгляд на два объемных мусорных пакета. — Это что?
— Я тут вещи перебрала. Решила часть выбросить.
Артём округляет глаза.
— Мои?
Его удивление такое искреннее, и мимика знакомая — приподнятые брови, заломы на лбу... Я не выдерживаю и смеюсь! Сгибаюсь пополам, в красках представляя, как лезу в шкаф к истоминским рубашкам и костюмам. Половину выкидываю, потому что не нравится.
— Нет! — Вытираю уголки глаз. Обстановка значительно разряжается. — Те, в которых работала. Вообще непонятно, зачем я привезла их из той квартиры. Лишь бы тебя погонять с сумками.
Артём проводит рукой по лбу, выдыхая с наигранным облегчением.
— Вещи дорогие, конечно. Наверное, зря я... Просто подумала, что... они мне сейчас не подойдут.
— Давай выброшу и вернусь. — Он хватает пакеты.
— Нет! В смысле ты же замерз и устал. Можно завтра.
— Две минуты, и садимся за стол. Я голоден.
Артём относит вещи, сто́ящие под сотню тысяч, на помойку. Вернувшись, первым делом освежается под душем. Переодевается в черные джинсы и белую майку и находит меня у холодильника.
Я ставлю салат на стол, заправляю его оливковым маслом. Артём разливает по бокалам шампанское. В сравнительно небольшой кухне мы то и дело неловко натыкаемся друг на друга. Душа как рухнула в пятки, так там и лежит. Артём вкусно пахнет туалетной водой, и я даю себе слово, что буду подрабатывать на Кипре и с первой же зарплаты куплю духи. У меня тоже появится свой запах.
Наконец, присаживаемся за стол. Артём смотрит очень внимательно. Впрочем, как и всегда. Я стараюсь сосредоточиться на еде, чтобы перестать разглядывать его руки и лицо, которые нравятся. Вкус пищи чувствую, это радует. Первые две недели после отмены таблеток все блюда были как картон. И чувства тоже. А потом Артём сказал, что встретил интересную девушку.
— Настя не против, что ты столько времени проводишь со мной? Не ревнует?
— Думаю, ревнует.
— Напрасно, мы же просто друзья. Верно?
Он молчит.
Приходится поднять голову и посмотреть ему в глаза. Дежавю кружит голову. Сколько прошло времени с нашей первой встречи? В моей руке не стопка водки, а бокал с игристым. Я сижу в кухне Артёма в спортивных штанах. Но по-прежнему волнуюсь, как море в шторм. Не помню, чтобы когда-то ощущала себя иначе рядом с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— За тебя, Алин, — произносит Артём с легкой улыбкой, тянет свой бокал. — За твою успешную реабилитацию. За новую жизнь.
— За новую жизнь без секса, — повторяю радостно.
Мы чокаемся, он выпивает до дна, я тоже делаю глоток. Некоторое время едим, обсуждая Трусова, разрушенный завод, университет. Когда я убираю тарелки и достаю из холодильника десерт, Артём кладет на стол деревянный кубик.
— Предлагаю поиграть, — говорит, стреляя в меня глазами. — Правила такие: если выпадает четное число, нужно ответить на вопрос. Если нечетное — выполнить действие.
— А если не хочется?
— Выпить. — Он поднимает бокал.
Смотрит в упор. Как бы просит: соглашайся.
Очень хочется продолжить общение, а не разойтись по комнатам. Вот только о чем говорить? Сколько можно о моем лечении и погоде? Но при этом совершенно неясно, какие темы под запретом. Игра — это неплохая идея.
— Ладно. Ты первый.
Артём пожимает плечами и кидает кубик, смотрит с интересом. Ему выпадает цифра два. Нужно ответить на вопрос.
Морозец пробегает по коже. Я потираю руки в волнении.
— Вопросы личного характера или общего?
— Чтобы было весело. Алкоголь снижает уровень тревоги, а шампанское быстро кружит голову, но так же легко отпускает. Поэтому мы пьем и балуемся. Расслабься.
Делаем по глотку. Я смотрю на Артёма неотрывно. Спросить хочется многое, не знаю, с чего начать.
— Ты влюблен?
— Да. Кидай. — Он кладет кубик ближе ко мне. Тоже смотрит внимательно.
Облизываю пересохшие губы, вновь делаю глоток. Шампанское пьянит или же это морщинки у глаз Артёма сводят меня с ума, как и его небрежная улыбка?.. Не знаю! Но отчего-то ощущаю азарт. Кидаю. Тройка.
В воздухе мгновенно повисает задача:
— Сядь ко мне на колени.
Мои глаза расширяются.
— Что?
— Действие. Сядь ко мне на колени, Алина.
Внутренний протест рождает волну гнева и страха. Я бросаю в Артёма укоризненный долгий взгляд, который он легко выдерживает, оставляя за мной право выбора. Отчетливо помню, как это — сидеть у Истомина на коленях. Удобно, безопасно, пульс бешеный.
Сердце делает кульбит.
Ощущение дежавю покалывает пальцы.
Я беру бокал и пью, тем самым давая понять, что отказываюсь.
Артём усмехается, откидывается на спинку стула. Его взгляд становится острее, а улыбка — шире. Я как бы заявляю: «Я тебе не Галина. Не хочу и не буду». Внимательно слежу за мимикой — ни недовольства, ни раздражения. Ему будто нравится. Приободряюсь, ощущая себя увереннее.
Артём покорно берет кубик, бросает. Шесть. Смотрит на меня выжидательно.
— Расскажи о своем самом большом фиаско. В постели.
Он слегка приподнимает брови. Я продолжаю:
— Ладно, на втором месте после нашего тройника. Думаю, там мы побили рекорды.
Артём глухо смеется. Глубоко задумывается.
— Или у тебя за всю карьеру больше не было неудобных ситуаций? Серьезно?
— Ну почему же? Бывали.
Я кладу локти на стол и тянусь вперед с хитрой улыбкой:
— Внимательно слушаю.
Глава 57
Артём возводит глаза к потолку, якобы копаясь в памяти.
Я, захихикав, подзуживаю:
— Ну же, Артём Иванович. Вы стесняетесь?
— Я? Тебя? — Он демонстративно закатывает глаза.
— Давайте тогда что-то мерзкое и ужасное. Самое-самое.
— Окей. Это был самый стыдный момент в моей жизни до встречи с тобой. Даже вспоминать больно.
— Не томи! — восклицаю, захлопав в ладоши.
— Когда-то давно, курсе на втором, я проходил практику в полиции и запал на девушку из кадрового отдела, но все не получалось завязать знакомство. С ее стороны — ноль внимания и полное соблюдение субординации. Плюс она была старше на семь лет, в звании, напролом лезть не вариант. Через полгода я случайно узнал, что она уволилась. Взял да и написал, девушка ответила. Оказывается, я ей тоже нравился, но начальница категорически запрещала путаться со студентами. Встретиться было сложно: я учился и работал, она работала, плюс маленький ребенок... В общем, два месяца мы переписывались. Грязно.