— Ты, это… Что ж, у них король не знает, что у него под собственным носом делается?
— Значит, не знает, раз войска послал.
— Тьму-те-в-зад! Ты, архаик, ври, да не очень. Ты ещё скажи, что сам не знаешь, что у тебя в ноздре творится?
— Что вы на меня накинулись?! Делать то чего будем?
— Ты, это… Как будто выбор есть? Искать, чего делать! Иритов хватать, спрашивать, своих пустить. Торгаши-то остались? Или переодеть можно. Чего тебя учить? Сам стреляный! Баб вон пошли!
— Они же разбегутся сразу!
— Во, во! А ты за ними мальчиков помоложе пошли, пусть по траве поёрзают, посмотрят, куда пошли… А ты раньше не спрашивал, что делать, архаик. И вина предлагал сам.
— Да пейте, не жалко. Садитесь на ковёр. Раньше я так не воевал. Раньше враг всегда впереди стоял…
— Ты это… Раньше не только враг!…
— Ну, пошёл, ерник, пей лучше, пока налито. Лучше скажи, куда войско вести?
— Тьму-те-в-зад! Тоже задумался! Тут впереди главный тракт, они его Сторожевой ход называют, на нём как блоха на лысине, видно со всех сторон, да и не будут бунтари сидеть на виду.
— Ну это я и сам понимаю…
— Ты это… Не кипятись… Там, подальше есть ущелье, Сопливая ноздря, а ириты его называют Тёщино гнездо, место дурноватое, от ручья болотина по долине, по ней не ходит никто, вот там в самый раз. Найти место посуше и в самый раз. Вода рядом, травы полно, вот и в самый раз.
— Заладил своё "в самый раз"! там же открыто всё как на лысине, видно же будет.
— Тьму-те-в-зад! Ты, архаик, сам не знаешь, чего хочешь. Ну и что, что видно? Ты на своей территории, так хоть голяком танцуй, пусть смотрят. А сам гляди в оба глаза, кто наблюдает-то, может следок и найдёшь.
— В-общем, ребята, давайте вместе думать. Воинов отберите поголовастей, пошустрей, да пообещайте по монетке, милостью падишаха, пусть побегают. Только давайте теперь так, или по одному, или сотней, что-то мелкие отряды слишком быстро стали пропадать.
Никому из участников этой сцены и в голову не могло прийти, что под стенкой шатра лежит в обнимку с девушкой виновник ночного кошмара, и она горячо шепчет ему в ухо. Но не ласковые слова, а перевод услышанных речей и главное он сумел понять. Пока Мишку разыскивали по всей территории вокруг лагеря, он просто улёгся с ней на холодную землю и накрылся отрезанным куском шатра, защитив себя небольшой стенкой и от врагов, и от ветра.
Юная красавица легко согласилась помочь за обещание вытащить её из мерзкого плена, к которому она за несколько лет так и не привыкла. И хотя понимала, опозоренная не по своей воле, что не быть ей уже невестой, но рвалась на свободу. И раньше несколько раз убегала, да только не знала, куда идти. Ловили, били! А тут свой, ирит, родная речь, она подслушала, как парень чехвостит ненавистного архаика и сама бросилась ему в ноги.
То, что произошло потом и напугало досмерти и вызвало такой дикий восторг, что девушка запела. Парень приобнял её, обвил своим большим плащом и вдруг они полетели вдвоём в жуткую беспросветную темноту, и как не врезались и не упали, непонятно, но песня о птице скрасила путь, хотя, если честно, то летела бы она так всю жизнь!
Да только женат был парень, это она опытным взглядом успела разглядеть, когда приоткрылся костюм с нашивками. Только звание не поняла, таких нашивок за всю свою жизнь не видела. А как закончилась песня, начал он её в полёте спрашивать о жизни.
— Чего сбежала? Кормили плохо?
— Ну-у! Я не аралтак, че, чтоб за еду служить рабыней!
— Не боишься?
— Ну-у! Страшно, конечно, но хорошо-т как! Жалко, не видно ничё.
— Почему ничего? Вон, лагерь видно. Красиво? Огней сколько!
— Сам ешь, таку красоту. Тебя бы туда!
— Нет уж, лучше в другую сторону. Тогда смотри вперёд. Видишь, светит?
— А чё там?
— Ничего, факел стоит. Без огня, правда, но светит немножко.
— Ну-у! И мы к нему летим?
— Ну, да, к нему. Надо погасить.
— Зачем? Он как живой.
— Надо. Чтобы эти не увидели.
— А как же мы?
— Очень просто, во-он там, дальше, ещё один стоит. Так и полетим. Тебя зовут-то как?
— Зовут-та? Я уж и забыла. "Фирка", вонючка, значит, уже года четыре Фирка.
— А дома?
А дома звали Ланат-Та, значит теперь я Ланат-Са.
— У тебя разве муж умер?
— Ну-у! Нет, только после плена замуж не выходят. Я теперя хуже вдовы!
— Ну, это мы ещё посмотрим. Давай, Ланат-Та, ты свои клички забудь скорее, а жених и у нас найдётся.
— У кого это, "у нас"?
— У нас в клане. Э, э! Ты не дёргайся, оба разобьёмся как глиняный горшок. Ты хочешь моей смерти?
— А зачем ты издевашься? Ни в каком клане мне теперь места не будет!
— Ну, вот, рёва, здорово! Это у них не будет, а у нас будет. Только с условием.
— С каким ещё условием-та?
— Думаю, ты согласишься… Надо ненавидеть хассанов. Но не тех, которые детей растят и зерно сажают, а тех, которые девочек воруют и селения сжигают. И не только ненавидеть, а драться с ними. Крепко драться, жизни своей не жалеть!
— Как ты?
— Что, я?
— Ну-у! Как ты, один, в лагерь ночью!
— Так не днём же, днём всё видно! Эх ты, смешная!
— Я ненавижу хассанов. Всех! Ты не знаешь. Их дети мучат рабов не меньше, чем взрослые. Дерьмо в еду бросают, швыряются, чем попало, ночью поджечь могут, они же любопытные, дети-та, а родители им всё разрешают.
— И ты готова убить ребёнка?
— Убииить?!.. Не-еэ, убить я никого не готова…. Ой, прилетели! Можно я потрогаю?.. Он тёплый и светит. Красиво… Это волшебство, что ль?
— Не совсем. У нас этому учатся.
— Ну-у! Значит, вы — клан волшебников, что ль?
— Нет. Наверно можно сказать, что мы клан молодых воинов.
— Ну-у! Как же вы возьмёте себе девушку? Тем более, такую как я? Порченую.
— У нас много девушек. И некоторые из них — воины. Но не все, быть воином — не главное.
— А что главное?
— Главное — верить в победу, уметь драться за неё, любить товарищей, не жалеть себя.
— Ну-у! Мне подходит только последне, жалеть уже неча! А вот драться я не умею.
— Ты просто не поняла. Это не значит, махать кулаками. Ты нам можешь очень помочь, если захочешь. Ты была в стране наших врагов, знаешь их язык, обычаи, можешь обучать ребят всему этому. Но учти, на этой войне может быть очень трудно, и смертельно опасно.
— Ну-у! Напугал! А откудова ты меня вытащил, там не опасно?
— Ладно! Думай, короче. Готова? Полетели дальше.
— Жалко, темно стало. Сейчас архаику надо принести посудину, подсунуть под его задницу и ждать, пока он облегчится… И зад ему подмыть! И быть ласковой!… Сволочь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});