— На сколько процентов совпадают анализы подозреваемого и вора?
— На девяносто девять и девять десятых процента, — ответили невозмутимо.
— Вероятность ошибки данных?
— Нулевая.
— Сколько вариантов опознания было проведено?
— Десять, — вежливо и внимательно отвечали на вопросы Рауля. — Все ошибки исключены, господин Эм. Информация целиком и полностью достоверна.
— Хорошо, — Рауль отключил связь и вновь посмотрел в отчёт. Глаза видели одно, сознание же категорически отказывалось это принимать. «Да, хорошо он себя зарекомендовал, раз даже я не могу в это поверить, — рассеяно думал Советник. — Браво, Катце».
Рауль отложил папку и нажал на кнопку вызова спецподразделения. «Вот и конец», — чувства эти мысли вызывали крайне неоднозначные.
Приказ на арест Катце был подписан незамедлительно, и группа захвата сразу же выехала в Керес. Они нашли монгрела в собственной квартире, одетого в рабочий сьют и спокойно курящего сигарету — он словно ждал их. Не сопротивляясь, без лишних проволочек, Катце отдал командиру группы свое оружие и сел в машину.
Менее чем через четверть часа его глазам предстало пятнадцатиэтажное здание полиции Танагуры, но Катце повели в подвалы — к камерам пыток. У дилера уже не оставалось сомнений, что он разоблачен. Не признать всю иронию ситуации было невозможно — он знал, на что шел, когда согласился на сделку с Бруно — Катце просто не хотел, чтобы Рауль пострадал. От одной мысли, что Эм погибнет, его начинало неудержимо трясти. Но вот того, что в подвале тюрьмы его будет ожидать сам Второй Консул — собственной персоной, Катце оказался не готов.
Едва завидев Эма, дилер побледнел от ужаса.
Охранник жестко пихнул дилера в спину — вталкивая в камеру, и закрыл дверь.
В помещении воняло сыростью и кровью — на полу, рядом с одним из устройств — весьма странного вида — все еще были свежие кровавые пятна, красноречиво говорившие о том, что несчастную жертву отсюда выволокли менее получаса назад. На столе лежали разные инструменты для пыток, а толстые решетки на окнах наводили на мысль о безнадежности.
В груди монгрела похолодело, и он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Катце приготовился к худшему, ловя себя на абсурдной мысли, что в тайне испытывает радость от встречи с Раулем. Он так соскучился, что был готов принять из рук стоящей перед ним ледяной статуи даже смерть.
У Второго Консула Амои было странное чувство нереальности происходящего. Грязная камера, куда бы он будучи в здравом уме и твёрдой памяти с жизни бы не зашёл, запах сырости и страха, которые он не стал бы выносить и минуты. Всё было каким-то искусственным — даже бледное лицо того, кто, скорее всего, не выйдет отсюда никогда.
Катце было страшно и жутко — это Эм прекрасно чувствовал, но одна эмоция монгрела никак не желала вписываться в стандартный набор — ему будто стало легче, спокойнее, когда он столкнулся со своей судьбой в лице блонди один на один. «Геройствует или…?»
Эм внутренне встряхнулся, поняв, что только что почти жалел вора и предателя. Глаза Советника не выражали ничего, разум трепетал от гнева, а ещё что-то настойчиво шептало, что всё происходящее абсурдно, но кто слушает эмоции? Уж точно не Рауль Эм.
— Вы можете быть свободны, — прозвучал в воцарившейся тишине камеры спокойный, ничего не выражающий голос.
Солдаты недоумённо переглянулись с начальником полиции, но выполнили приказ блонди, предварительно швырнув Катце на стул посередине комнаты.
Проследив уход охраны, и удостоверившись, что им никто не помешает, Рауль взял стул у стены и поставил прямо напротив того, на котором без видимого комфорта разместился монгрел, однако не сел на него, а встал позади, скрестив руки на груди и тем же спокойным взглядом разглядывая что-то над головой дилера.
— Ты смог многих удивить, — тихо произнёс Рауль, — а это немногим дано…Тебе захотелось повторения ошибок своей юности, монгрел?
Тон и вид Рауля не сулили ничего хорошего.
— Нет, — с трудом совладав с собственным страхом, ответил дилер. — Просто мне пришлось выбирать… Я знал, на что иду, и… я не жалею ни о чем.
Катце опустил глаза. Дыхание участилось, сердце то замирало, то срывалось на бешеный ритм. Он действительно ни о чем не жалел, но только сейчас — попав в это ужасное место, Катце смог увидеть цену, которую он заплатит за жизнь Ясона и за любовь к Раулю.
— Не жалеешь, значит, — с видом чертовски уставшего человека сказал блонди, обходя стул и садясь напротив Катце. — А что за выбор у тебя был? — тоном, которым родители могли бы спросить о делах детей в школе, спросил блонди.
Рауль вдруг почувствовал сильное раздражение: «Он не жалеет, он всё продумал…Так почему же не смог додуматься до того как получше скрыть своё преступление?!» Блонди даже не задумался о том, что только что осуждал преступника за то, что его поймали, и он понесёт наказание. Эм понимал кому придётся выносить приговор, этот… человек сейчас находился в этой камере. И это был не Катце…
Дилер невольно покосился на орудия пыток.
— Если я скажу, ты мне не поверишь, а если — не скажу, то, по крайней мере, буду мучиться не слишком сильно. — Катце вздохнул, пытаясь избавиться от напряжения. Он мог бы рассказать Раулю обо всем, но душевной боли он боялся сильнее, чем физической. «Я люблю тебя» — такие правильные и простые слова, которые сейчас рвались из сердца на волю. Он бы сказал — а Рауль рассмеялся — громко, страшно, глядя на него ледяным взором. Катце словно наяву увидел эту сцену, и рука сама собой потянулась к горлу. Монгрел едва не задохнулся. Он не мог сказать Раулю правды. Нельзя было. — Раз уж у меня череда выборов, — слабо прошептал дилер, чуть прикрыв глаза, — то я предпочту второе…
— Выбор? — зло усмехнулся блонди, наконец, дав выход своему раздражению, хотя бы частично. — Выбора у тебя нет. Ты — предатель, Катце, — будто объясняя прописную истину, отрезал блонди, — у тебя теперь нет ничего, ни прав, ничего. Всё, что от тебя теперь требуется: отвечать на вопросы, причём отвечать искренне. И то, что ты ещё не на пыточном станке, вовсе не означает твоё привилегированное положение, это означает, что у меня пока ещё есть терпение, но оно заканчивается…
Рауль уже не скрывал своего презрения к тому, кого, не смотря на происхождение, по-своему ценил и считал приятной ошибкой своей расы. Выражение глаз стало откровенно злым, блонди понимал, что ещё немного такого разговора, и приговор приведёт в действие тот, кто его вынесет — даже не озвучивая.
— Что ты получил в обмен на документы? — интонация подсказывала, что лучше бы ответить.