огромная хай-фай- система, которая когда-то принадлежала родителям Рики и Блейка. Здесь клика провела бесчисленные часы – они выпивали, курили и обсуждали, как они изменят мир.
А теперь Эмили в ловушке. Она останется в Лонгбилл-Бич навсегда. Благодаря Элу Рики и Блейк вообще не пойдут в колледж. Нардо не продержится и года в Пенсильвании. Только Клэй сможет выбраться из этого удушающего городка. Это казалось чем-то таким же предопределенным, как и то, что солнце встает на востоке и садится на западе.
Она сказала ему:
– Я не могу выйти за тебя. Мы не влюблены. И если это не ты…
– Это не я. – Он сел на диван. – Ты же знаешь, я никогда не думал о тебе в этом смысле.
Эмили знала, что все ровно наоборот. Он поцеловал ее два года назад в переулке в центре. Она до сих пор иногда ловила на себе его взгляды, от которых ей было не по себе.
– Присядь, ладно? – Она села на диван рядом с ним. – Подумай об этом, Эм. Это решение для нас обоих.
Она покачала головой. Она не могла думать об этом.
– Ты станешь респектабельной женщиной, а я… – Он раскинул руки и пожал плечами. – Я полагаю, твои родители захотят, чтобы их зять пошел в колледж.
Эмили почувствовала, как волосы у нее на загривке встают дыбом. Это у Нардо отец был банкиром, но именно Блейк всегда был самым деловым человеком. У него в голове была собственная бухгалтерия. Я сделаю это для тебя, но взамен ты сделаешь кое-что для меня.
– А как же я? – спросила Эмили. – Буду просто сидеть дома и печь печенье?
– Это неплохая жизнь.
Эмили рассмеялась. Это была не та жизнь, которую она планировала. Она собиралась жить в «Фогги Боттом». Она собиралась стажироваться у сенатора. Она собиралась стать юристом. Если бы она и пекла печенье для мужа и детей, то это было бы между дебатами в зале суда и подготовкой ходатайств на следующий день.
– Подумай сама, – сказал Блейк. – То есть ты сможешь пойти в колледж. Конечно, почему нет. Но карьеры у тебя не будет. Не с таким будущим, какое твои старики запланируют для меня.
Эмили поразил его холодный расчет.
– И какое же это будущее?
– Политика, конечно, – он пожал плечами. – Твою маму наверняка возьмут в администрацию. Почему бы нам обоим не воспользоваться ею в качестве буксира в лучшую жизнь?
Эмили уставилась себе под ноги. Он явно думал об этом раньше. Ее беременность просто была новой возможностью.
– Ты забываешь, что мои родители – республиканцы.
– А это имеет значение? – он снова пожал плечами, когда она взглянула на него. – Политическая идеология – это не более чем точка опоры, которая помогает добраться до высших эшелонов власти.
Эмили выпрямилась на диване. Этого она уже не могла вытерпеть.
– И я для тебя одна из точек опоры, которыми ты собираешься воспользоваться?
– Не драматизируй.
– Блейк, ты прямым текстом говоришь мне, что готов жениться на мне и стать отцом моего ребенка ради запуска собственной политической карьеры.
– Ты забываешь о преимуществах. Мы оба в плохой ситуации. Мы оба хотим для себя лучшей жизни. И я не нахожу тебя совсем уж отталкивающей.
– Как романтично.
– Ну же, Эмми. – Блейк убрал прядь волос с ее лица. – Мы постараемся, и все получится. Никто не пострадает. Мы все можем остаться друзьями.
После слова «друзьями» уже ничто не могло остановить ее слез. Блейк действительно предлагал решение. Все останется внутри клики. Ярость Рики мгновенно утихнет после логичного объяснения Блейка. Нардо будет бесконечно шутить о том, как он увернулся от пули. Клэй ускользнет в свою новую восхитительную жизнь подальше от всех них. А Эмили будет замужем за парнем, которого не любит. За парнем, который воспринимает ее только как средство для достижения своих целей.
– Эмили, – Блейк придвинулся ближе. Он дышал ей прямо в ухо. – Ну же, неужели это будет так уж плохо?
Эмили закрыла глаза. По ее лицу текли слезы. Она видела, как следующий год, следующие несколько лет раскрываются перед ней, словно цветок. Она сможет снова стать хорошей девочкой, которой все восхищаются. У Блейка будет и колледж, и карьера, и путь к политическому будущему. Все будет так, как предсказывала Рики, – деньги Вонов купят Эмили билет со дна.
Просто.
– Эмми. – Губы Блейка коснулись ее уха. Он взял ее руку и положил на свою штуковину.
Эмили парализовало. Она чувствовала его твердые очертания.
– Вот так хорошо. – Он начал двигать ее рукой, а потом запустил язык ей в ухо.
– Блейк! – закричала она и отшатнулась от него. – Что ты делаешь?
– Господи! – Он выпрямился на диване. Его ноги были широко раздвинуты. Спереди его штаны натянулись, как шатер. – Что с тобой не так?
– Что с тобой не так? – набросилась на него Эмили. – Что ты делал?
– Мне кажется, было очевидно, что я делал. – Он нашел в кармане сигареты. – Да ладно, нельзя же забеременеть дважды.
Эмили схватилась рукой за горло. Она чувствовала, как колотится ее сердце.
Он щелкнул зажигалкой.
– Я буду с тобой откровенен, моя девочка. Я готов купить корову, но хочу получить чуть больше молока, чем мне положено.
Эмили смотрела, как он закуривает. Она подарила ему «Зиппо» на шестнадцатый день рождения. Она доплатила, чтобы у нее на боку выгравировали его инициалы, иначе Рики обязательно бы ее стянула.
– Ты монстр, – сказала она.
– Я твой второй лучший вариант. – Он заметил ее недоуменное выражение и закашлялся от смеха. – Не тупи, Эмили. Твой самый лучший вариант – спустить его в унитаз.
6
Андреа сидела на краю кровати и неотрывно смотрела на фотографию, сделанную Стар Бонэр. Девушка вывела пальцем одно слово:
«Помогите».
Андреа дождалась, пока они с Байблом останутся одни, чтобы показать ему фото. Он ничего не сказал, только велел Андреа принять душ и быть готовой, когда он позвонит. Это было больше часа назад. Она приняла душ. Она была готова. Байбл все еще не звонил.
Помогите.
Насколько запугана должна быть женщина, чтобы сделать нечто подобное?
Андреа вернулась к фотографиям Элис Полсен. У нее сжалось горло при виде этого тела, изуродованного голодом. Анорексия была вопросом контроля, впрочем, суицид в каком-то смысле тоже. Ты буквально брал собственную жизнь в свои руки. Элис Полсен вышла в это поле, зная, что уже не вернется оттуда. Какое мужество для этого требовалось? В каком отчаянии она была?
Вероятно, в таком же, в каком была Стар Бонэр, когда фотографировала собственный крик о